Доминик знал о церемонии от матери, которой недавно все же позвонил, но быть на ней не пожелал. Чему Дастин был весьма рад. Неизвестно, как поступила бы Эрика, увидев свою предыдущую пассию, — вдруг отказалась бы выходить замуж за него? Тогда все его усилия пошли бы насмарку…

Подписав документы, обменявшись кольцами и поцелуями, молодые вместе с гостями отправились в ресторан. Там они славно повеселились. Поскольку невеста была в непримечательном кремовом костюме, а ее скромный букет не производил впечатления свадебного, никто из посетителей ресторана не догадался, что в зале присутствуют новобрачные. Благодаря чему супруги Декстер были избавлены от любопытных глаз. Раздражающую шумиху им еще только предстояло вынести в день венчания.

Молодые много танцевали в полумраке зала, тесно прижавшись друг к другу. Касаясь виском гладко выбритого подбородка Дастина и слегка покачиваясь в такт томной мелодии, Эрика невольно жалела о том, что венчание состоится не завтра. Жених, похоже, думал так же, но не мог ничего изменить.

Жалобно вздохнув, Эрика сняла с пальца тонкий ободок обручального кольца, надетого в мэрии, и с сожалением отдала его Дастину. Утешало лишь то, что следующий раз кольцо будет надето уже навсегда. Так, по крайней мере, хотелось думать Эрике.

Около полуночи, когда новобрачные с гостями вышли из ресторана, их ослепили резкие вспышки фотокамер. Дастин сначала недовольно нахмурился. Но затем его лоб разгладился и он теснее прижал к себе спутницу. На вопрос журналистов о том, кто эта женщина, он ответил, что это — его невеста. Левая рука Эрики оказалась на виду, и кольцо с внушительным бриллиантом наглядно продемонстрировало серьезность намерений Декстера.

Снова торопливо защелкали фотоаппараты. Завтра в газетах появятся фотографии, запечатлевшие известного бизнесмена и его избранницу. В снимках, к сожалению, не будет ничего скандального. Но Дастин Декстер — достаточно известная личность. И новость непременно заинтересует читателей.

Профессор Хартвуд любезно вызвался отвезти домой Элинор Декстер. Хемиш предложил свои услуги симпатичной Нине. А Дастин усадил Эрику на мягкое сиденье «ягуара». Дорогой он то и дело поглядывал на утомленное лицо девушки, которая официально уже считалась его женой. Но мысленно он все еще называл Эрику невестой. Сегодня Дастин получил право в любой момент обнять ее и прижать к себе, но она выглядела такой усталой, что он не решался дотронуться до нее. Непонятная робость сковала мужчину.

Подъезжая к дому Эрики, Дастин заметил, что она спит. Он остановился возле коттеджа, открыл дверцу и взял сонную девушку на руки. Она обвила руками его шею и уткнулась в нее лицом. Осторожно открыв входную дверь, Дастин вошел в дом и поднялся на второй этаж. Эрика даже не пошевелилась, когда он положил ее на кровать.

На мгновение Дастин задумался. Конечно, спать в одежде вряд ли было удобно. Но благоразумие подсказало, что, начав раздевать Эрику, он вряд ли сможет остановиться вовремя. Поэтому Дастин только поцеловал девушку, укрыл ее пледом и осторожно притворил за собой дверь.


На рассвете Эрика проснулась и с удивлением обнаружила, что лежит в постели одетая. Она потянулась и вдруг вспомнила, что накануне вышла замуж. Невольно Эрика посмотрела на кисть левой руки. Та выглядела как-то сиротливо, лишившись золотого символа супружества.

Странная брачная ночь! Эрика не помнила, как и когда ее сморил сон. Но была благодарна Дастину за то, что он проявил чуткость и не воспользовался ее состоянием. А может, ему просто не захотелось? Вполне возможно.

Но свадьба свадьбой, а в лабораторию идти надо было. Сегодня ее последний рабочий день. Нужно проститься со всеми, а потом приготовиться к переезду. Вечером заказанная Дастином машина отвезет Эрику к отцу. Придется Браунам немного попереживать за свой дом. Кто же мог знать, что жизнь их «сторожа» так переменится? Эрика не чувствовала за собой особой вины. Она оставляла дом в полном порядке, а участок вокруг него вообще никогда не выглядел таким ухоженным…

День пролетел быстро. После работы Эрика вернулась в коттедж и упаковала вещи. Это не заняло много времени. А потом в ожидании машины задумчиво бродила по саду среди пышных клумб, рассеянно обрывая увядшие цветы и листья. Она не переставала думать о том, что закончился еще один этап ее жизни. Может быть, в будущем она не раз вспомнит о нем с грустью. Она была предоставлена самой себе. Никто не решал за нее, чем ей заниматься и как себя вести.

После венчания все будет по-другому. Хватит ли у ее мужа ума не слишком давить на нее? Поживем — увидим.

Отец встретил дочь известием, что мать прибывает этим же вечером. Женевьева беспокоилась, что свадебное платье, возможно, придется подгонять по фигуре дочери, а для этого нужно некоторое время. Предстоящее возвращение жены несколько оживило сухие черты лица профессора. И Эрика с удивлением поняла, что отец волнуется. Неужели он до сих пор не равнодушен к собственной жене? Тогда почему не настаивает на том, чтобы она жила с ним в Кенсингтоне? Эрика вообще не понимала, почему ее родители расстались, но не разводятся. Допустим, отец все еще любит мать, а она? Интересно, что ответит мать, если напрямик спросить ее об этом?

Наслаждаясь последними спокойными минутами в доме отца, Эрика поужинала с ним в столовой за украшенным цветами столом. А затем появилась мадам Лефевр-Хартвуд, мгновенно поставившая все верх ногами. Профессор после скупого супружеского поцелуя был моментально отправлен рассчитываться с таксистом. Холл оказался заставленным множеством чемоданов. А сама Женевьева потребовала кофе и бутерброды, капризно пожаловавшись на отвратительную еду в самолете. Экономка сбилась с ног, пытаясь угодить хозяйке.

Эрика с любопытством наблюдала за матерью. И та занервничала, чувствуя на себе ее пристальный взгляд. Повзрослевшая дочь казалась ей почти чужой и незнакомой.

Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Женевьева поспешила открыть чемоданы. И Эрика послушно ахнула при виде подвенечного платья, хотя без примерки было трудно представить, как будет смотреться на ней этот ворох кружевной пены. Она мысленно усмехнулась, когда Женевьева продемонстрировала собственный наряд, приличествующий, по ее мнению, матери невесты. Эрике показалось, что в нем мать способна затмить собственную дочь, но ничего не сказала.

Было уже довольно поздно, и она категорически отказалась примерить платье и посмотреть остальные подарки. Откровенно зевающая Эрика даже не соблазнилась футляром для драгоценностей, который показала ей мать, и отправилась спать, поцеловав родителей на ночь.

Утром она с живым интересом услышала от словоохотливой экономки, что родители провели ночь в одной спальне. Помолодевший и повеселевший отец за завтраком обращался к жене не иначе, как «моя дорогая». А Женевьева, встречаясь взглядом с дочерью, каждый раз отводила глаза. После завтрака отец, как обычно, отправился в университет, а мать и дочь расположились в спальне. Раздевшись до белья, Эрика сунула ноги в белые атласные туфельки, осторожно надела роскошное подвенечное платье и повернулась к матери спиной. Та помогла ей застегнуть длинный ряд мелких пуговичек, обтянутых тканью.

— Вроде бы неплохо, — придирчиво разглядывая себя в зеркале, сказала Эрика.

— Это фигура у тебя неплохая, а платье просто изумительное. Его даже не нужно подгонять по тебе. И длина в самый раз, если ты пойдешь в этих туфлях.

— В этих, в каких же еще? А что у меня будет на голове? Что сейчас носят французские модницы? Фату или какое-нибудь воронье гнездо?

Оскорбленная до глубины души Женевьева едва не шлепнула дочь. Но сдержалась, вовремя вспомнив о стоимости платья, которому могла повредить ее тяжелая рука.

— Можно подумать, тебе все равно, как ты будешь выглядеть! Или это жениху все равно? — съехидничала она.

— Ладно, извини. Мне очень нравится мое свадебное платье. Нет, в самом деле, я в восторге от него! Спасибо. — Эрика чмокнула мать в щеку. — Просто я очень устала ждать. А еще нужно выдержать венчание. Ты не знаешь, сколько времени оно длится?

— Как мне помнится, бесконечно долго. Но твой отец был на редкость нежен и внимателен. Я видела и слышала только его одного, — мечтательно произнесла Женевьева. — Мы так любили друг друга!

— И куда же подевалась ваша любовь? — поинтересовалась дочь. Она завела руки за спину, пытаясь самостоятельно расстегнуть пуговицы. Это удалось ей только отчасти. От досады Эрика даже топнула ногой. — Почему вы живете порознь, но не разводитесь? Я бы очень хотела это знать. Почему у меня давно уже нет нормальной семьи?

— Вот уж не думала, что тебя это беспокоит. Мне казалось, это только наше с ним дело, — сказала слегка озадаченная Женевьева. — Видишь ли, вскоре после свадьбы выяснилось, что мы не подумали об очень важных вещах. Твой отец не хотел оставлять Лондон, а я — Париж. Отсюда и все остальное. Живем в разных городах, даже в разных странах, но до сих пор любим друг друга. Не представляю себе нашего развода. И я уверена, что твой отец тоже так думает.

— Интересные вещи я узнаю о семейной жизни накануне собственной свадьбы, — задумчиво протянула Эрика. — Поневоле задумаешься, стоит ли вообще выходить замуж.

— Все не так уж плохо, дорогая. В последнее время я все чаще подумываю о том, чтобы продать парижские бутики и открыть нечто подобное в Лондоне. Это решило бы наши проблемы. Только не говори ничего отцу, — предупредила Женевьева. — Вдруг я так и не решусь на это.

— Ах, мама, мама!

Эрика обняла мать, подумав, что в жизни ее родителей все могло бы быть иначе, не прояви они упрямства и согласись в свое время на компромисс. Жаль, что только теперь до матери начинало доходить, насколько человеку нужна семья. Но хорошо уже то, что эгоистичная француженка сама готова была идти на жертвы ради мужа, не дожидаясь, пока он сделает первый шаг.

В последнее время Эрика хотела, чтобы все вокруг были счастливы. Она всерьез опасалась, что иначе будет испытывать угрызения совести, получив в безраздельное владение лучшего мужчину на свете и зная, что остальным в этой жизни повезло гораздо меньше, чем ей.

— Я увижу твоего жениха до венчания? — спросила Женевьева, расстегивая пуговички, до которых не смогла дотянуться Эрика. — Твой отец просто в восторге от Дастина.

— Не знаю, скорее всего, нет. У него столько забот, что я обрадуюсь, если он хотя бы позвонит мне.

— Ты его любишь? — спросила мать и испытующе посмотрела на дочь.

— Очень! — с жаром ответила Эрика, прижимая руки к груди.

— Ну, про его чувства я не спрашиваю. Что еще может заставить богатого красивого мужчину жениться, как не любовь! О беременности ведь речи не идет, — рассудительно сказала мать, снимая соринку, приставшую к подолу белоснежного платья.

Эрика была рада, что может перевести дух. Ей не хотелось лгать матери, а пришлось бы это делать, вздумай та продолжить расспросы. Интересно, одобрила бы она поведение дочери или нет?

Женевьева же была рада, что сумела без примерки выбрать для дочери лучший подвенечный наряд. Она помогла Эрике снять платье и повесила его в шкаф, аккуратно расправив все складки. Атласные туфельки заняли место рядом. Затем мать попросила Эрику принести из родительской спальни коричневый кожаный чемодан.

Увидев огромный чемодан вблизи, дочь засомневалась, сможет ли поднять его, но с удивлением обнаружила, что он гораздо легче, чем кажется на первый взгляд. Чемодан был битком набит женским нижним бельем. Все это предназначалось невесте. Эрика перебирала кружевные и атласные бюстгальтеры, микроскопические трусики и почти прозрачные одеяния, которые язык не поворачивался назвать ночными сорочками. Она представила себя в этих соблазнительных вещичках, и щеки ее заалели.

Мать наблюдала за ней с ласковой улыбкой. Пожалуй, ей было что рассказать дочери о первой брачной ночи. Современные девушки в большинстве своем не умеют краснеть и смущаться. Эрика же явно была из меньшинства.

Все оставшееся до венчания время Эрике пришлось выслушивать советы матери. Она смеялась, когда та с присущим ей юмором рассказывала о собственных промахах в интимной жизни, о неловких ситуациях, возникавших в первое время после их свадьбы с отцом. Женевьева без смущения призналась дочери, что кое-какой сексуальный опыт у нее был и до свадьбы, но только с отцом она познала настоящее блаженство.

Слушая все это, Эрика чувствовала, что мать становится ближе и понятнее ей. Между двумя родными по крови людьми возникли и окрепли ниточки духовной близости. Возможно, благодаря этому в семье Хартвуд воцарился мир. Все обитатели профессорского дома казались вполне счастливыми и довольными жизнью.

Дастин звонил невесте дважды в день. Но Эрике было этого мало. Ей казалось, что, разговаривая с ней по телефону, жених просто соблюдает приличия. По ее мнению, голос его был слишком сух и официален. Она огорчалась почти до слез, но напоминала себе, что пока и не заслуживает большего. Дастин постоянно извинялся перед Эрикой, что не может найти времени посетить дом ее родителей. Перед свадебным путешествием он стремился разрешить побольше деловых проблем, поэтому почти все вечера проводил в офисе.