Тесса Дэр - Брачные узы

С самого начала он понимал, на что идет. От нее ему нужна земля. И это все. Никаких нежных чувств, никакой привязанности. Он вел с ней войну, и в этой войне Мэдлин либо отдаст ему свою землю, либо свою девственность. А эмоции лишь все усложнят.

Он не станет поощрять в ней желание о нем заботиться.

Хотя бы из-за того, что ему самому становилось все труднее противостоять искушению; давить в себе желание заботиться о ней.

Тетя Тея, наклонившись к нему, заговорщически шепнула:

– Полагаю, у вас не слишком большой опыт в приобретении бальных нарядов для леди?

– И что навело вас на это предположение? – не без иронии спросил в ответ Логан.

Логан и тетя Тея сидели рядом посреди магазина одежды города Инвернесса и ждали, пока Мэдди сделает свой выбор. Сидели они на неудобных стульях, любезно вынесенных для них из подсобки хозяином магазина. Мало того, что сиденье было жестким и скрипучим – это Логан как раз мог пережить, но еще у него в глазах рябило от всяких там кружев и воланов. И еще у него чесались руки, и все время хотелось чихать.

– И на балах, похоже, вы тоже не частый гость? – спросила Тея.

– Не был ни на одном, – признался Логан.

– Должно быть, вы очень нервничаете. Я перед своим первым балом две недели есть не могла.

Если до сих пор Логан не замечал в себе особой тревожности, то сейчас он, того и гляди, тоже потеряет аппетит.

«Вот спасибо, тетя Тея. Потрафили так потрафили».

– Пока мы ждем, позвольте дать вам совет, – сказала тетя Тея и, поднявшись, слегка подтолкнула Логана локтем в бок. – Встаньте же. Мужчина не должен сидеть, когда дама стоит.

Логан неохотно встал. Урок хороших манер? Не самое интересное занятие, надо признать, но все лучше, чем ерзать на стуле и притопывать ногой. Еще немного, и он дырку протрет в ковре.

– Итак, – начала учить его тетя Тея, – лицо низшего звания всегда представляют лицу более высокого ранга.

– Только запоминать все эти дворянские титулы по старшинству мне ни к чему, я все равно всегда буду в самом низу.

Едва ли на балу у графа окажется кто-то ниже его рангом. Да и там, где он рос, в маленькой шотландской деревне, ниже его были разве что собаки, и то не факт: иногда сначала давали еду собакам, а потом ему.

– Неважно. После представления идет поклон. Кланяться в пояс нет необходимости – это обязательно только для лакеев. Но сдержанный кивок – это непременный атрибут вежливости. Вспомните, где у вас лопатки. А теперь сведите их вместе и чуть согнитесь в том самом месте.

Логан, как мог, поклонился, чувствуя себя деревянной ярмарочной куклой.

– А теперь поцелуйте мне руку.

Логан поднес руку Теи к губам и поцеловал ее пальцы.

– Эта процедура не является строго обязательной, – со смешинкой в глазах сообщила ему Тея. – Это была, можно сказать, моя личная прихоть.

Логан не мог сдержать улыбку. Неизвестно, от кого Мэдлин унаследовала робость, но уж точно не от тети.

– А теперь о танцах, – сказала Тея.

– Мы не будем танцевать.

– Танцевальные па не так уж трудны для запоминания. Дождитесь контрданса и наблюдайте за джентльменами рядом с вами. Или, если вы достаточно авантюрны, вы можете попробовать вальс.

Логан покачал головой.

– Мэдди сказала мне, что она совсем не хочет танцевать.

– Может, она и не хочет. Зато я хочу. Даже страшно подумать, сколько воды утекло с тех пор, как я танцевала гавот с графом Монтеклер.

– Смеетесь надо мной?

Логан бросил тоскливый взгляд на тяжелые портьеры, за которыми располагалась примерочная, но Мэдди не торопилась выходить из этой чертовой комнаты. Похоже, ему не отвертеться.

И потому Логан позволил тете Тее придать его рукам нужное, по ее мнению, положение и под ее «раз, два, три» закружил старушку по торговому залу. Разумеется, ни за что не вспомнил бы, что именно он делал ногами, но порадовать Тею ему точно удалось.

– Неплохо, – чуть задыхаясь, сказала старушка. – Совсем не плохо!

Логан поклонился и вновь поцеловал кончики ее пальцев. Тея, не отпуская его руку, крепко ее стиснула.

– Видите ли, у меня никогда не было детей, и потому Мэдди так мне дорога. Она мне как дочка. Вы ведь понимаете, что это значит, Логан?

Логан неловко переминался с ноги на ногу.

– То есть вы сейчас меня предупреждаете, что, если я ее обижу, вы добавите мне в чай яд?

– Нет, все гораздо серьезнее. Если вы – муж Мэдди, то я намерена стать вам матерью. – Тея крепко его обняла и так же неожиданно быстро отпустила. – И вам ничего не останется: только терпеть.

Логан лишился дара речи.

Он никогда не знал матери и о том, что такое материнская любовь, мог лишь смутно догадываться. И даже смутно не представлял себе, что такое сыновья любовь. Но зато он знал, что такое преданность и верность. И он с легкостью узнал эти проснувшиеся в нем чувства, когда усаживал слегка запыхавшуюся тетю Тею на скрипучий стул. Мысленно он уже включил эту хрупкую старушку в недлинный список людей, которых он готов был защищать даже ценой собственной жизни. Да что там, жизни. За них он готов и душу отдать.

Логану не пришлось принимать решение. Он просто принял этот факт как данность. Эта полусумасшедшая старуха со всеми ее мазями и примочками теперь была под его защитой.

Логан только начинал приходить в себя, когда на него обрушилось новое потрясение. Мэдди, раздвинув обеими руками портьеры, вышла ему навстречу в изумрудно-зеленом шелковом платье. Глубокое декольте делало ее грудь умопомрачительной, а яркий насыщенный цвет платья подчеркивал нежную белизну ее кожи и очень шел к ее темным глазам и волосам. А что до ее губ… Как видно, зеленый – выгодно оттенял цвет ее губ.

Губы ее были как спелая, сочная слива.

У Логана потекли слюнки.

Мэдди покрутилась перед зеркалом.

– Кое-что надо подправить, но в целом, я думаю, платье неплохое. А ты что думаешь, Логан?

Он кивнул.

– Ну что же, тогда я возьму его.

Мэдди вновь пропала за портьерами примерочной, а Логан так и не обрел дар речи.

Что это было? Она выпорхнула из-за портьер секунд, может, на десять, а он чувствовал себя словно пророк, которому явилось божественное откровение. Откровение, после которого его жизнь уже никогда не будет прежней.

Тетя Тея уже натягивала перчатки.

– Главное сделано. Дождитесь Мэдди здесь, а я должна выйти на воздух. Что-то мне нехорошо. Пожалуй, я прогуляюсь до аптеки.

Логан молча кивнул. Он по-прежнему не мог говорить.

– Вы нормально себя чувствуете? – озабоченно спросила у него тетя Тея. – С тех пор как Мэдди вышла к нам в новом платье, вы ни слова не произнесли. И лицо у вас горит.

– Правда? – Логан потер щеки. – Может, мне действительно нужно подлечиться. Одним из ваших патентованных средств.

– Не думаю, что мои лекарства помогут вам. – Тея вскинула тонкую седую бровь. – Я узнала симптомы. Это у вас сердечное. И ничего с этим поделать нельзя.

– Нет, подождите. Тетя Тея…

Но старушка уже ушла. Логан уронил голову на руки. Только он озаботился тем, как бы невзначай не разбить Мэдлин сердце, как оказалось в опасности сердце ее тети.

– Где тетя Тея? – спросила Мэдлин.

Логан поднял голову. Мэдди была в своем неизменном сером платье. Он понимал, что в этом наряде Мэдлин не может выглядеть лучше, чем в том, что было на ней пару минут назад, но отчего-то она казалась ему еще красивее, чем прежде. Наверное, все потому, что с этим ее сереньким платьем он уже был знаком. И в нем Мэдди была ему ближе, роднее.

– Тетя Тея решила прогуляться до аптеки.

– Аптекаря можно поздравить с удачным днем, – недовольно поморщившись, заключила Мэдди. – А мне нужны новые перчатки. Вы не будете против, если мы заглянем в галантерейную лавку? Насколько я помню, она буквально в двух шагах отсюда, на другой стороне улицы.

Логан и Мэдди вместе вышли из магазина. За то время, пока Мэдди выбирала платье, народа на улице значительно прибавилось. Из-за обычной в базарный день толчеи идти вдвоем под руку было невозможно. Логану пришлось выпустить ее руку. Он шагнул на мостовую, уверенный в том, что Мэдди идет следом. Сделал шаг, другой, оглянулся и… не увидел Мэдди.

В испуге Логан окликнул ее, но ему никто не ответил.

И тогда он увидел ее. Мэдди неподвижно стояла посреди дороги. Она была бледна, и ее била мелкая дрожь. Транспортный поток огибал ее, словно река остров. И, если Мэдди не очнется, ей несдобровать. Ее задавят или затопчут.

Логан, расталкивая локтями народ, бросился к Мэдди.

– Что с тобой? – Логан тряс ее за руку, заглядывал в глаза.

Мэдди его не слышала. Отсутствующий взгляд ее был устремлен вдаль, и ее все так же трясло.

Логан хотел было поднять ее на руки и понести, но решил не привлекать к ним лишнего внимания и потому ограничился тем, что, обняв ее за плечи, повел с проезжей части на пешеходную, где безопаснее. Увидев вывеску чайной, Логан хотел было зайти с ней туда, но, взглянув через витринное стекло, он не увидел ни одного свободного столика. И тогда Логан не нашел ничего лучше, чем повести ее к церкви. Странный выбор для человека, который забыл, когда последний раз молился. В церкви было тихо, пусто и полутемно – как раз то, что сейчас было необходимо Мэдлин.

Логан усадил Мэдди на скамью, сел рядом и, приобняв ее, стал гладить по спине, стараясь успокоить точно таким же способом, каким пыталась его успокоить она этой ночью. И у него получилось. Через несколько минут Мэдди уже пришла в себя настолько, что смогла говорить.

– Я не смогу поехать на бал, – сказала она дрожащим голосом. – Я знаю, мы договорились, но вы сами видите: я не могу даже по улице пройти, не опозорившись.

– Спокойнее, сердце мое. Я с тобой. Все уже закончилось.

– Это никогда не кончится. – Мэдди достала носовой платок. – Я надеялась, что смогу преодолеть этот страх, но он все еще со мной. Я живу с ним почти всю жизнь, с тех самых пор, как…

– С каких пор, сердце мое? Расскажи мне, что с тобой случилось?

– Вы сочтете меня глупой и вздорной. И действительно, так и есть.

– Я никогда не считал тебя глупой. Своенравной и капризной, может быть, но не глупой. Расскажи мне, что там у тебя стряслось, и тогда я смогу судить о том, глупо ты поступила или нет.

Мэдди промокнула глаза кружевным краем носового платка.

– Мне тогда было семь лет. Шла зима, канун Рождества, и моя мама умирала. Я знала об этом, хотя мне никто об этом не говорил. С каждым днем она становилась все худее и бледнее, и ее дыхание уже пахло смертью. Странный это был запах: в нем было что-то от запаха земли и что-то от аромата лепестков роз. К нам никто не приходил, если не считать врачей. Даже учителя ко мне перестали приходить. Мне запрещали шуметь, все в доме ходили на цыпочках, чтобы не беспокоить мамин сон. Я быстро научилась притворяться невидимой. Если я играла во что-то, если получала удовольствие, никто не должен об этом узнать, никто не должен застать меня за этим предосудительным занятием. Много времени я проводила вне дома. Я любила рассматривать стебельки пожухлой травы, восхищалась красотой снежинок…

Однажды дочки одного нашего арендатора – небогатого фермера, рассказали мне, что на деревенской площади будут разыгрывать сценки из Евангелия. Мне ужасно хотелось посмотреть эту пантомиму, но я не решалась рассказать о своем желании никому из домашних. Незаметно выйдя из дома, я сама пошла в деревню. Протиснулась в передние ряды. Мне все было в диковинку: сам спектакль, костюмы, шутки. Оказалось, кроме рождественской пантомимы, там были и другие представления. Там даже был жонглер, подбрасывающий в воздух зажженные факелы. Никогда еще я не получала такого удовольствия. Я смеялась так, что бок болел. Это представление заставило меня ненадолго забыть о том, что дома умирала мама. А потом…

Мэдди замолчала, и Логан взял ее за руку.

– Я не знаю, что именно произошло, – продолжила Мэдди. – Может, лошадь испугалась чего-то и понесла? – Мэдди сосредоточенно сдвинула брови, силясь вспомнить обстоятельства того далекого зимнего дня. – Или собака сорвалась с поводка. Нет, не вспомню. Всю толпу охватила паника, и я оказалась в самой гуще этой толпы, совсем одна. Некому было меня защитить. Наверное, меня растоптали бы, если бы я не умудрилась заползти под помост. Я не помню, как я шла домой. Помню лишь, что было темно и холодно. Добравшись домой, я спрятала порванную и испачканную одежду в бочку с углем, а потом пошла к себе в спальню и всю ночь дрожала то ли от холода, то ли от страха. Я была уверена в том, что утром меня хватятся и мне крепко влетит. Не может быть, чтобы никто из домочадцев не узнал о том, что случилось в деревне. И одежду мою тоже рано или поздно должны были найти. Но когда отец пришел меня будить, то он лишь сказал, что мама умерла ночью. И никто так ничего и не узнал о моем проступке, а я сама тоже никому не рассказывала.