Марина Белкина - Брачный антракт

Бумажка мелькнула в тонких пальцах и тут же исчезла в оборках лифа.

– Щедрый ты, касатик, но и я в долгу не останусь.

Она тронула руку Егора своими пальцами, ледяными, как речная вода в октябре, и посмотрела на его ладонь.

– А ты бедовый. Деньжата водятся, удача по пятам ходит, только вот с любовью не ладно. Жена во сырой земле лежит, а червовую твою вот-вот железная птица унесет. – Она посмотрела на небо и быстро зашептала. – Раз, два… Меркурий в третьем доме, четыре пять… Шестой день новой луне… Семь, восемь, вылет в девять. Да! Все свершится сегодня, яхонтовый. Лови момент!

Егор вздрогнул и ошарашенно взглянул на цыганку. Ее лицо кривилось в насмешливой гримасе. А может, это была улыбка, искаженная полутонами обманчивых сумерек?

Он задрал голову, между облаков бежала все еще бледная луна.

– Подождите-ка, а можно поподробнее… – хрипло начал он, опустив голову, и осекся.

Рядом с ним возле перил уже никого не было.

Черт знает, что такое! Бред сивой кобылы. Просто эти цыгане отличные психологи. Как штуку ей отдал, сам не понял! Егор сконфуженно зыркнул по сторонам. Хорошо еще, что ребята не видели, что эта шарлатанка ему по руке гадала, а то бы… Минутку, но откуда она могла знать про жену в могиле? Неужели это и правда та самая нежить, московское привидение, о котором говорила Полина.

Сердце застучало, как барабан на параде. Егор вытащил сигарету из пачки и закурил. Так-то лучше. Все свершится сегодня, значит. Ну-ну. А ему-то что за дело? Несколько секунд Егор гипнотизировал взглядом мутную воду, потом достал из заднего кармана джинсов телефон и по памяти набрал номер, зачем-то скрестив пальцы.

– Слушаю вас! – раздался в трубке незнакомый голос.

Наверное, с цифрами напутал.

– Здравствуйте, а это… номер Вероники Ромашовой?

– Да-да! – обрадовались в трубке. – Это ее мама. Мишенька, ты?

Сердце снова часто забилось, совсем с нервами беда.

– Д-да.

– Мишенька, она сегодня улетает к Андрею! Уже выехала на такси в аэропорт!

– А какой аэропорт? И номер рейса не подскажете?

– Шереметьево. Номера не знаю. Москва – Аликанте. 21:05. Возьми ручку и запиши, а то забудешь! – назидательно сказала она.

– Да-да, спасибо, обязательно, – пробормотал Егор и отключился.

Он приложил прохладную трубку к щеке. К Андрею, значит, уезжает. Что ж, совет да любовь. И почему этим мажорам вечно достается все самое лучшее? Егор поморщился от противного чувства – показалось, что его жизнь в один миг как-то обесценилась, все отошло на второй план, даже мечты о будущем ресторане. Егор вдруг совершенно отчетливо понял, что должен вернуть Нику. Не то чтобы он захотел этого. Просто не мог не сделать – как человек, которому укололи палец иголкой, не в силах удержаться и не отдернуть руку.

Вылет в девять, значит, регистрация начинается в семь? Или в шесть? На бегу взглянул на часы, потом на вереницу машин, тянущуюся по дороге. Вот блин. По пробкам до Шарика точно не успеть. Ну почему он такой невезучий?!

По разделительной полосе просвистел скутер, и Егора осенила шальная мысль.

Нет, это уже перебор. Зарок есть зарок, с ним шутки плохи, он всегда говорил…

Ветер шумел в шлеме, движок ревел. Егор сначала «ботанил»[4] – с непривычки чувствовал легкий тремор, а потом набрал скорость. А «Харлей»-то не зря столько бабок стоит – аппарат что надо!

Егор несся мимо тухнущих в пробке тачек, ползущих по тротуару людей, и горизонт заваливался на поворотах. По спине бегали мурашки, от холода – не месяц май все-таки – и опьяняющего чувства полета.

Сво-бо-да!

Как же он соскучился по этому! Почему так долго лишал себя такого счастья? Егор задыхался от адреналина и любви.

«Мама дорогая, я все еще живой!»

Она стояла в очереди к стойке регистрации, в бежевом плаще, так выгодно подчеркивающем роскошные темные волосы. Хрупкая и беззащитная. Изящная, словно статуэтка, и впрямь какая-то нездешняя, словно ангел, спустившийся на землю. Егор замер возле автомата, заматывающего чемоданы в пленку. Он увидел, как какой-то баклан в спортивном костюме наехал Нике на ногу своей тележкой. Егор ринулся вперед, намереваясь отбить ему башку. В два прыжка оказался рядом и замер, позабыв обо всем на свете. Заглянул в ее лицо, жадно впитывая каждую черточку.

– Ты?! – ахнула Ника.

Черные глазищи манили, как речка душной ночью.

– Не уезжай, – прошептал Егор севшим голосом. – Пожалуйста, останься… Я ведь и жениться могу.

Она нахмурилась и с вызовом посмотрела на него.

– А я ведь могу и развестись.

Егору показалось, что он все еще несется по вечернему городу на мотоцикле. Резко притянул Нику к себе.

– Так ты остаешься? – бормотал он, целуя ее и все еще не веря в это. – Правда, остаешься?

– Да, – шептала Ника.

Егор отстранился.

– Признайся, ты согласилась из-за Степки, да?

В глубине черных глаз блеснула хитринка.

– Из-за твоего шоколадного мусса.

Весь двор был заставлен машинами. Свободное место удалось найти только за мусорным баком. Ника припарковалась и осторожно выбралась из своей новенькой «Тойоты». В темнеющем небе летали снежинки. Она запрокинула голову и подставила лицо их влажным поцелуям, выпустила изо рта пар в морозный воздух. Ника почувствовала, как у нее внутри что-то булькнуло, ухватилась за открытую дверцу машины и застыла, словно глядя внутрь себя. Шевелится! Вот опять! Она погладила круглый живот, на глаза навернулись слезы. Ника стала чувствовать движения ребенка совсем недавно и еще не привыкла к тому, как это бесконечно приятно. Пожалуй, самое лучшее ощущение на свете.

Она достала с заднего сиденья коробку с тортом, перевязанную бечевкой, захлопнула дверцу и, боясь поскользнуться, медленно двинулась к подъезду. В пропахшем кошками лифте поднялась на пятый этаж.

Дверь ей открыла Снегурочка, синеглазая, в традиционной шубке, шапочке и с золотой косой, перекинутой на грудь.

– Олеська?! Я тебя не узнала! – расхохоталась Ника. – Ты откуда такая?

– Корпоратив работала, только что прискакала, не успела переодеться, ну, проходи, моя красавица!

Ника вошла в тесную прихожую с кое-где отклеившимися обоями, поставила торт на полку под зеркалом и тяжело опустилась на пуфик, собираясь снять сапоги.

– Слушай, а почему ты не переоделась? Так в костюме Снегурочки по улице и топала?

– Да вот. Создаю народу новогоднее настроение! Просто тут идти недалеко, и потом, я нашему дворнику денег должна. Отдать пока никак не могу, вот и приходится маскироваться.

– Ты в своем репертуаре! – рассмеялась Ника.

Олеська скинула снегурочью шубку и надетый под нее пуховик, а потом помогла Нике раздеться.

– Какая кругленькая стала, красота! – Олеська с умилением разглядывала Никин животик. – И кто там у нас, мальчик?

– Девочка.

– Лучше бы первым пацана.

Ника улыбнулась.

– Мальчик у нас уже есть.

Олеська вздохнула.

– Завидую я тебе, Никуш.

– Так роди! Твой давно наследника ждет. Знаешь, мой муж – спец по всяким приметам. – Ника закатила глаза. – Он говорит, что, если погладишь беременную по животу, тоже забеременеешь. Так что у тебя есть отличная возможность! – Ника выпятила животик. – Давай, вот увидишь, сразу залетишь!

– Типун тебе на язык! – Олеська поменялась в лице и быстро спрятала руки за спину. – Не до того пока. Ты же знаешь, я вся в искусстве.

Они прошли на кухню. Ника водрузила торт на усыпанный крошками стол и присела на табуретку. Олеська поставила чайник, сняла с головы и бросила на подоконник шапочку, к которой была прицеплена коса. По плечам рассыпались буйные кудри кислотно-рыжего цвета.

– Ну, а ты как? – спросила Ника.

– Работаю. В эпизоде недавно снялась, правда, пока не ясно, что с фильмом будет… Ну и корпоративы сейчас пошли, Новый год, сама же знаешь. Деньги зарабатываем, – приосанилась Олеська и убрала со стола пачку «Доширака» с торчащей из нее ложкой. – А ты? Из «Алиби-агентства» ушла. Работать-то собираешься, после того как родишь?

– Собираюсь, когда малышка подрастет. Но немного в другой сфере.

– А как же твоя карьера? – ахнула Олеська.

– Да какая там карьера, я тебя умоляю! – махнула рукой Ника. – Настоящей актрисы из меня, к сожалению, не вышло. Не мое. Хорошо еще, что поняла это к тридцати, а не к пятидесяти. Я сейчас на психолога учусь. Со временем мечтаю завести собственную практику.

– Здорово, – кисло обрадовалась Олеська. У нее была совсем другая мечта. – Уверена, все получится, у тебя все в жизни получается. Ты же умная, как лошадь.

Ника рассмеялась.

– Просто не наступаю на одни и те же грабли.

Закипел чайник, хозяйка разлила по чашкам кипяток и протянула Нике пакетик «Липтона».

– Спасибо. Знаешь, Олесь, я сейчас так счастлива. И очень благодарна за то, что ты для меня сделала тогда, больше года назад. Давно собиралась с тортиком приехать, да все как-то не получалось.

– Да ладно! Мы давно в расчете. И потом, не преувеличивай моих заслуг. Сценарий твой, текст тоже, в соавторстве с Михаилом нашим Булгаковым. Плюс костюм, спасибо запасникам «Мосфильма». Я-то только отыграла.

– Да, но как! – подмигнула Ника. – Клиент до сих пор под впечатлением.

Олеська польщенно шмыгнула носом.

– Спасибо. Это мое призвание. Смех и радость мы приносим людям. Фу, как будто песок в глазах! – Она отвернулась к небольшому круглому зеркалу, стоящему на подоконнике, видимо, для того, чтобы снять цветные линзы. – Ну вот, так-то лучше. Я рада, что ты счастлива, и вдвойне рада, что приложила к этому руку, – улыбнулась она.

Улыбка вышла какой-то зловещей. Вовсе не потому, что подруга держала камень за пазухой, а из-за взгляда. Глаза у Олеськи от природы странные. Один голубой, а другой – карий с золотистыми крапинками.