Дженнифер Пробст - Брачный договор

Тринадцать лет назад…

— Кто не спрятался, я не виновата! — Алекса убрала руки от лица и обернулась.

Лес дышал жутковатой тишиной, но она чувствовала, что ее друзья притаились где-то поблизости. Она сорвалась с места, лавируя между толстыми соснами, приминая кусты и наступая на сучки. До нее донесся обрывок приглушенного смеха. Алекса навострила слух.

Она устремилась на звук, но эхо обмануло ее, и прочь прыснула лишь спугнутая белка с большим орехом. Лесная прохлада поманила Алексу дальше в чащу. Она быстро проверила место, где обычно пряталась Мэгги, но там оказался лишь ворох листьев. Алекса замедлила шаг, уже подумывая вернуться, но рядом неожиданно раздался голос:

— Все еще играешь в прятки, как маленькая?

Алекса резко обернулась и с возмущением уставилась на старшего брата своей лучшей подружки.

— Но ведь весело же! — отозвалась она.

Когда-то они с Ником были закадычными друзьями — до тех пор, пока в одно прекрасное утро он решил больше не тратить на нее своего драгоценного времени. Он перестал болтать с ней, не забегал уже, как прежде, к ней домой угоститься шоколадным печеньем, не отпускал в ее адрес неприличных шуточек. Теперь, судя по всему, его вниманием завладели более взрослые девушки, пустоголовые и грудастые. И пускай! Алекса не собиралась ходить за ним хвостиком, как бывало в детстве.

— Ну где тебе понять! Ты же с нами теперь не водишься! И что ты здесь делаешь один?

Ник поднялся с травы и подошел к ней. Ему уже исполнилось шестнадцать, и в какого же невозможного зануду он превратился! По любому поводу поднимал Алексу на смех и строил из себя Господа Бога, а все потому, что был на два года старше.

Он остановился прямо перед ней, лениво переминаясь на длинных мускулистых ногах. Его курчавые волосы совершенно удивительного цвета — то ли светло-каштанового, то ли золотистого — падали на лоб и слегка прикрывали уши. «Похожи на мои утренние хлопья „Чекс“, — подумала Алекса. — На смесь риса с пшеницей и кукурузой». Черты его худого лица были угловатыми, с резко очерченной линией рта. Алексу почему-то так и тянуло остановить на ней взгляд. Светло-карие глаза светились умом, а еще в них угадывалось страдание. Со страданием Алекса тоже была хорошо знакома. Только это и связывало их с Ником.

Ник Райан был сыном богатых родителей. Он всегда держался особняком и ни с кем особенно не водился. Алексу удивляло, как его сестра Мэгги умудряется быть такой компанейской.

— Поосторожнее надо в лесу, малышка. Так можно и заблудиться.

— Я здесь дорогу найду побыстрее тебя!

— Может, и так, — с высокомерным видом пожал плечами Ник. — Тебе бы парнем родиться.

Алекса вспыхнула. Она невольно стиснула кулаки и тряхнула хвостом:

— А тебе — девчонкой! Все знают, Красавчик, что ты ручки боишься замарать!

Прямое попадание! Ника ее выпад явно уязвил.

— Пора бы тебе стать настоящей девушкой, — отозвался он.

— Как это?

— Краситься. Прихорашиваться. Целоваться с мальчиками.

Алекса ни за что не потратила бы свои бесценные карманные деньги на помаду. Ей трудновато было выкроить деньги даже на обновку, не говоря уже о косметике и духах.

— Пакость! — воскликнула она, изображая, что ее тошнит от всего этого.

— Ты, наверное, и не целовалась-то ни с кем. — В его голосе ясно слышалась насмешка.

Почти все подружки Алексы к четырнадцати годам уже хотя бы раз целовались, в том числе и Мэгги, а у нее от одной мысли о поцелуях все внутри переворачивалось. Впрочем, она лучше умерла бы, чем призналась в этом Нику.

— Еще как целовалась!

— И с кем?

— Тебя не касается. И вообще, я пошла.

— Докажи!

Алекса так и замерла с поднятой ногой. Где-то рядом резко свистнула птица, и Алекса поняла, что приближается к неведомому рубежу. Она вздернула подбородок и с вызовом спросила:

— Что тебе доказать?

— Докажи, что умеешь целоваться.

У нее внутри что-то скользнуло вниз, сердце учащенно забилось, а ладони мигом вспотели. Она скорчила гримасу:

— С тобой?

— Так я и знал.

— Почему я должна с тобой целоваться? Я терпеть тебя не могу!

— Хорошо, забыли. Я просто хотел убедиться, что ты настоящая девушка. Но теперь вижу, что ошибся.

Его слова больно ранили Алексу. Сомнение и неуверенность разом взметнулись в ней, лишний раз подтверждая, что она не такая, как все. И почему она не может быть как Мэгги? Почему ее влекут не мальчики, а живопись, чтение, животные? Может, Ник прав и она неполноценная? Кто знает…

Ник пошел прочь.

— Подожди!

Он остановился и некоторое время стоял не оборачиваясь, словно взвешивая, уважить ли ее просьбу. Наконец он оглянулся и неохотно спросил:

— Ну что?

Алекса заставила себя подойти к нему и заглянуть ему в лицо. Ноги у нее подгибались, тело было словно чужое, а к горлу подступало что-то похожее на тошноту.

— Я умею целоваться. И я… сейчас докажу тебе.

— Отлично. Давай! — Ник вызывающе подбоченился: его всегдашняя поза, означавшая крайнюю скуку.

Призывая киношные воспоминания, Алекса подалась вперед. «Я не должна облажаться! Расслабь губы. Дыши глубже. Голову наклони набок, чтобы не столкнуться с ним носами. Боже, а вдруг я шмякну его в подбородок и пораню до крови? Нет, не надо думать об этом… Целоваться — это же пустяки!»

Проще простого. Проще простого. Проще простого…

Ее губы обдало его легким и теплым дыханием. Алекса запрокинула голову и замерла. И тогда его губы приникли к ее губам.

Алекса даже не заметила сближения: в ней неожиданно взорвалась целая гамма ощущений. Прикосновение его пальцев к ее плечам. Мягкое нажатие его рта. Душистый лесной запах, смешанный с дразнящим ароматом одеколона.

За эти несколько мгновений Ник преподнес ей редкостный дар. Сердце Алексы распахнулось, и по всему телу разлилось необъяснимое тепло. Ее первый настоящий поцелуй! Сколько она его опасалась, как боялась этого испытания, как переживала, что возненавидит и мальчишек, и поцелуи и навек останется ненормальной! Теперь Алекса поняла, что она уже взрослая девушка. В этом больше не могло быть сомнений.

Ник медленно отстранился. Алекса нехотя разомкнула веки. Их взгляды встретились, и надолго. Ее чувства клокотали и кипели, переплескиваясь через край, — точь-в-точь как в парке «Большое приключение»,[1] когда она устремлялась вниз на бревне. Она замирала от страха и восторга. С бьющимся сердцем Алекса искала отклик в его глазах.

На лице Ника появилось странное выражение. Он смотрел на нее так, словно впервые увидел. На краткий миг в его золотисто-карих глазах промелькнуло глубоко потаенное, невидимое другим переживание — отблеск ранимости. Его губы неуверенно изогнулись в улыбке.

Алекса, ликуя про себя, тоже улыбнулась. Она знала, что Ника теперь можно не дичиться: он больше не будет высмеивать ее. Он наконец-то обратил на нее внимание! Все враз изменилось. И до поры усердно подавляемые, старательно гонимые фантазии вдруг сами собой сорвались с языка слишком поспешными, необдуманными словами:

— Когда-нибудь я выйду за тебя замуж!

Алекса не сомневалась в его согласии — ведь они же друзья, он целовался с ней! Она доверилась ему всем своим существом и ждала теперь, что он еще шире расплывется в улыбке, скажет ей «да» и удостоверит тем самым перемену в их отношениях после такого чудесного поцелуя.

Но на его лицо словно упала незримая штора. Прежний Ник вдруг исчез, а этот, новый, почему-то расхохотался. Алекса растерянно заморгала, не понимая причины его смеха, но, встретившись с Ником взглядом, разом похолодела.

— Замуж? Ну, Эл, ты и выдумала! Если я когда-нибудь женюсь, то на настоящей женщине, а не на девчонке! — Он насмешливо потряс головой, словно предвкушая долгую потеху над ее шуткой. Со своими приятелями. И взрослыми подружками.

Алекса застыла на месте, в ужасе глядя на него и безуспешно подыскивая какой-нибудь язвительный ответ. Ник, продолжая посмеиваться, сказал:

— Ты, впрочем, подаешь надежды. Немного потренироваться — и из тебя выйдет неплохая лизунья. Пока, малявка! — И он скрылся за деревьями.

Рядом кто-то громко захихикал. Алекса, помертвев, обернулась и заметила в кустах одну из подружек по игре. Теперь все узнают…

И тогда, на пороге взросления, Алекса дала себе первый зарок: никогда больше она не позволит ни Нику, ни другому парню себя унижать. А любить по-настоящему стоит только своих родных и друзей. К мальчишкам же отныне не может быть никакого доверия. Она хорошо усвоила преподанный ей урок!

Она отвернулась и побежала прочь без оглядки, забыв про прятки, недоумевая, почему так больно сжимает в груди. Но тогда она была, конечно, слишком юна, чтобы догадаться о причине.

Алекса постигла ее через много лет — разбитое сердце.

Ей срочно нужен был мужчина.

И желательно обладатель лишних ста пятидесяти тысяч долларов.

Александрия Мария Маккензи глядела на костерок, разведенный ею посреди собственной гостиной, и вопрошала себя, не тронулась ли она окончательно умом. В руке она держала список качеств, которыми хотела бы наделить идеального партнера. Верность. Ум. Чувство юмора. Надежный семьянин. Любовь к животным. И солидное состояние.

Прочие ингредиенты она уже успела предать огню: волосок, вырванный у мужчины-родственника (брат все еще дулся на нее), и смесь душистых трав (вероятно, для смягчения характера будущего избранника). Ну и палочка для… хм, ей неловко было даже думать, что это за символ.

Алекса перевела дух, швырнула листок бумаги в ведро из нержавейки и стала смотреть, как он обращается в пепел. Привораживая любовь, она чувствовала себя полной идиоткой, но выбора у нее не оставалось, да и терять ей было по большому счету нечего. К тому же она полагала, что владелица книжного магазина в студенческом городке в северной части Нью-Йорка может позволить себе подобные причуды. В том числе попросить у Матери-Земли идеального жениха.

Языки пламени взметнулись выше, и Алекса поспешно схватила огнетушитель. Над ведром поднялся едкий дым, навевая воспоминание о сожженной пицце, от которой в духовке до сих пор оставалась пригорелая корка. Алекса брезгливо сморщила нос и снова направила струю в ведро, а потом пошла за бокалом красного вина, чтобы отпраздновать событие.

Мама собирается продать Тару.

Их фамильное гнездо.

Достав бутылку «Каберне Совиньона», Алекса в который раз задумалась над своей дилеммой. Ее магазин был и без того заложен-перезаложен, а она еще хотела открыть при нем кафе, что требовало тщательного планирования, и на другие расходы не оставалось ни цента. Она снова оглядела свою квартиру, расположенную в мансарде викторианского дома, прикидывая, что здесь можно продать, но сразу поняла: ровным счетом ничего. Даже на eBay.

Алексе уже исполнилось двадцать семь, и ей, конечно, хотелось жить в каком-нибудь шикарном доме, носить одежду от известных кутюрье и каждый уик-энд ходить на свидания. Вместо этого Алекса забирала к себе бездомных собак из местного приюта, а наряд обновляла за счет модных шарфиков. Она верила, что счастье непременно придет — стоит только повернуться к нему лицом и следовать зову сердца. К сожалению, все эти качества не могли спасти материнский дом.

Алекса глотнула еще рубиново-красного вина. Приходилось признать, что сделать ничего нельзя. Ни у кого в семье не было лишних денег, и очередной приход налогового инспектора больше не предвещал счастливого исхода. Она не Скарлетт О'Хара, и ее отчаянная попытка приворожить идеального мужчину ни к чему, разумеется, не приведет…

В дверь позвонили.

От изумления Алекса приоткрыла рот. Боже мой, неужели это он? Она оглядела свои поношенные спортивные штаны и довольно короткую кофту — может, она еще успеет переодеться? Алекса подскочила к встроенному шкафу, чтобы быстренько порыться в нем, но звонивший был настойчив. Алекса подошла к двери, глубоко вдохнула и открыла.