— Мы вместе всего две недели, и ты уже хочешь от меня отдохнуть? А я? Я не могу без тебя, ты нужна мне каждую минуту, каждую секунду. Как это — отдельно?

Если учесть, что при всей эффектности и безупречности его ухаживаний он продолжал тактику, избранную в самом начале, а именно: без предупреждений пропадал куда-то, возвращался за полночь, всего пару раз встретил ее с работы, так и не дав Лене возможности погордиться перед сослуживцами своей «пристроенностью», и ловко уходил от ответов на вопросы о планах на жизнь, то его неподдельное горе по поводу временной разлуки плохо поддавалось разумному объяснению. Если бы Лена смогла оценить ситуацию объективно, то она, наверное, имела бы полное право обидеться на столь замысловатую синусоиду их отношений, но она варилась внутри ситуации, как фрикаделька в супе, и смотрела на мир сквозь радужные пузыри своего эмоционального бульона.

Олег действительно оказался довольно состоятельным. Когда Лена слегка освоилась в его апартаментах, изучила инструкции к бытовой технике и начала привыкать к тому, что при выборе продуктов в супермаркете можно не экономить и не шевелить губами, сопоставляя цены покупок и наличность в кошельке, она начала работать над собой в психоэмоциональном плане. Вернее, работали они вместе с Карякиной, которая ломилась посмотреть на жилище подружкиного кавалера, а подружка, в свою очередь, желала быть проконсультированной на расстоянии, поскольку стеснялась спросить Олега, можно ли ей пригласить Светку в гости. К себе домой она Карякину пригласить могла, а здесь Лена сама чувствовала себя гостьей, и это пугало и расстраивало ее больше всего. Когда Олег был рядом, она забывала обо всех своих переживаниях, но стоило ей остаться одной, как в голову упрямыми шурупами начинали ввинчиваться мысли о том, что все не так. В евроремонтовском великолепии его квартиры она чувствовала себя как рыбак на оторвавшейся льдине: страшно хотелось на берег.


Карякину такое положение вещей не устраивало.

— Как я могу дать нормальный совет, если не вижу, где и как он живет. И что у тебя за место в его жизни, если ты не имеешь права голоса? — возмущалась Светка.

— Право голоса я имею, только подавать его лишний раз не хотелось бы, — честно отвечала Лена.

— Если ты с самого начала дашь ему понять, что он главный, то потом изменить что-либо уже не получится. Ты готова всю жизнь оставаться на вторых ролях? — восклицала подруга, испытующе изучая Лену суровым взглядом.

Лена была не просто готова, они именно хотела быть на вторых ролях, поскольку в ее понимании первую скрипку в семье должен играть мужчина, если он, конечно, нормальный. Единственное, она не была уверена, что скрипачом должен стать именно Олег.

На Восьмое марта он притащил ей целую корзину роз и ночью, после похода в ресторан, повесил на шею толстенькую золотую цепочку. Лена восторгалась ровно до того момента, пока не донесла эту новость до Карякиной.

— М-да, — протянула Светка. — Без фантазии. Примитивный он у тебя какой-то. Нет бы сюрприз какой-нибудь неожиданный сделал, а то — побрякушки и цветы. Хотя, может, это я от зависти так кисло мыслю. Представляешь, первый раз в жизни Восьмое марта в компании с мамой. Удавиться хочется.

Лена очень даже представляла. До этого у нее как раз все международные женские дни проходили в мамином обществе.

— Знаешь, забудь, что я тебе сказала, — вдруг бодро сообщила Карякина, вспомнив последний неожиданный сюрприз, преподнесенный ей одним из кавалеров. Это была здоровенная пригласительная открытка на его свадьбу, врученная Свете со словами: «Это ни в коем случае не повлияет на наши с тобой отношения». — Лучше надежный с предсказуемыми сюрпризами, чем фокусник с кроликами и шариками.

— Почему? — удивилась Лена, уже успевшая опечалиться по поводу банальности поведения своего возлюбленного.

— Шарики полопаются, кролики попортят мебель и начнут размножаться, а фокусник исчезнет, оставив тебя в этом кошмаре, — грустно пояснила Карякина.

— Но Олег и правда немного скучный. Он мне свои анекдоты уже по десятому кругу рассказывает.

— Анекдоты хоть смешные?

— Уже нет.

— Ясненько. А сама-то ты его как развлекаешь?

— А я что, должна его развлекать? — изумилась Лена.

— Должна не должна, а он тоже, может, про тебя какому-нибудь другу рассказывает, что ты оказалась теткой без фантазии.

— Почему без фантазии? Я Камасутру купила.

— Да-а? Почитать дашь? Интересно хоть?

— Нет. На комикс похоже. Типа прыжков человека-паука по крышам: совершенно нереальные выкрутасы.

— Не пригодилось? — расстроилась Светка.

— Почему? Что-то пригодилось, но Олегу не понравилось, что я ее читаю. Он сразу начал допытываться, что меня не устраивает без этого талмуда. Чуть не поссорились.

— Понятно. Но я не про эту фантазию, ты что-то узко мыслишь. Я вообще. Про события. Чем ты его поражаешь, например? Только не надо мне тут про еду и Камасутру.

Последнее, чем Лена безусловно поразила Олега, была попытка постирать белье. Поскольку Олег жил один, все, что пачкалось, он сдавал в химчистку и прачечную, откуда через некоторое время получал вещи чистыми и заботливо выглаженными. Стиральная машина, украшавшая огромную кухню, была куплена не по необходимости, а просто так, чтобы была.

Пытаясь привыкнуть к своей новой роли и почувствовать себя как дома, Лена собрала грязные рубашки любимого и, в очередной раз перечитав инструкцию, решила их постирать самостоятельно. Побулькав и покрутив барабаном, машина внезапно затихла и начала задумчиво пощелкивать своими умными внутренностями. Через полчаса щелчков Лене стало ясно, что агрегат впал в кому и требует постороннего вмешательства. Она, понадеявшись, что примитивная хозяйственная деятельность сблизит ее с Олегом, которого она продолжала воспринимать как памятник на площади — величественный и недоступный, размечталась о том, как он будет благодарить ее за чистые рубашки, но это досадное недоразумение кардинально нарушило ее планы и выбило из колеи. Сидя перед иллюминатором, словно капитан космического корабля, она обозревала загадочную темную неизвестность за толстым стеклом, заляпанным пузырями, и осторожно дергала ручку: машина отдавать белье отказывалась. Старательно отгоняя настырную мысль «не судьба, все против меня», она пошуршала инструкцией и начала осторожно порциями сливать воду в маленькую мисочку. В течение часа она носилась с этим наперстком из кухни в ванную. Мыльная вода мелкими каплями чертила траекторию ее перемещений. Пару раз поскользнувшись и один раз смачно шлепнувшись, Лена опустошила чудо современной электроники, призванное облегчить тяжелый быт нормальной женщины. Нормальным, может, оно и облегчало, но только не ей. Насладившись своим торжеством над измочаленной Леной, машина снисходительно чавкнула и открылась. Лена, переборов желание пнуть ненавистный агрегат, пощупала совершенно сырые и мыльные рубашки.

Отвергнув идею постирать их в кухонной раковине, она заглянула в ванную и задумчивым, оценивающим взглядом пробежалась по джакузи.

— В принципе, если включить режим массажа, то получится та же стирка, — решила она, содрогнувшись от собственной сообразительности. Поскальзываясь на мокром полу, она перетащила рубашки в ванну. Распластавшись по дну, они печально ждали своей участи. Лена устала так, что ей тоже хотелось лечь и покачаться под вибрирующими теплыми струями, но пришлось уступить. Она включила воду и, бормоча, поплелась в кухню вытирать пол.

— Зато пол с мылом вымыла, — успокоила она себя и без сил опустилась на стул. Но уже через секунду, подкинутая воспоминанием о недостиранных рубашках, она прискакала в ванную. Вода еще не перелилась, но чудовищная шапка пены уже заползала на бортик.

— Да что ж это такое? — в сердцах выкрикнула Лена и в отчаянии шлепнула ладошкой по кружевной куче пузырей, выпирающей над ее ноу-хау.

Сначала она попыталась их придавить, потом полопать, потом начала перекидывать в раковину. Пузыри оказались на редкость устойчивыми, и борьба с ними отняла у юной хозяйки последние силы. Когда они наконец-то были побеждены, она, в ужасе посмотрев на часы, поняла, что не успевает завершить мероприятие до возвращения Олега. Первый раз за их недолгую совместную жизнь ей захотелось, чтобы он задержался на работе.

Вернувшийся, как назло, вовремя кавалер застал любимую девушку за немыслимым занятием: отклячив пятую точку, она, стоя в неглиже, перевесилась через бортик джакузи и в этой неудобной позе чем-то плескала и булькала. Полюбовавшись на тыл, он привстал на цыпочки и заглянул через Ленино плечо: в ванне готовился какой-то сюрприз. В пузырях плавали тряпки неизвестного назначения, а Лена увлеченно гоняла их по воде.

Олег быстро разделся и, на цыпочках подкравшись к Лене, обнял ее, шепнув в ухо:

— Ныряем на счет «три»!

Припечатав губы юной русалки поцелуем, он, невзирая на страшно выпученные глаза, начал заваливать ее в ванну. Девушка почему-то сопротивлялась так, словно ее собирались закинуть в растворитель. Краем глаза он зацепился за яркую бутылочку пятновыводителя и от неожиданности выпустил Лену. То, что девушка использовала в качестве пены для ванной пятновыводитель, говорило не в ее пользу. Пузырей, конечно, много, но подобных экспериментов над собой он допустить не мог.

— Там порошок! — заверещала она, размахивая руками, едва только Олег отлепился от нее, дав возможность вздохнуть.

— Порошок?! Ты с ума сошла? Мало того что пятновыводитель, так еще и порошок! Что за больные фантазии?

— Какие фантазии? — заорала Лена, с содроганием представляя последствия совместного купания в этой адской смеси. — Я белье стираю!

Она стирала белье в джакузи. Олег потер лоб, потом похлопал себя по щекам. Не удовлетворившись результатом, он сильно ущипнул себя за руку. Полуголая Лена в комплекте с пузырящейся ванной не пропадала. В страшном сне итальянским дизайнерам не могло присниться, с какой целью могут использовать их шедевры в далекой и дикой России.

Судя по выражению лица, Олег явно не был ей благодарен за подвиг. Более того, он смотрел на нее с тихим ужасом в глазах.

Лена поспешила объяснить ситуацию, чтобы он не подумал, что завтра она будет колоть пультом от домашнего кинотеатра орехи или варить в чайнике суп из кубиков. После подробного рассказа про сломавшуюся машину голый Олег, чувствуя себя последним идиотом, ушагал в комнату одеваться. Вечер был безнадежно испорчен. Лене захотелось домой к маме, на свой старенький диванчик. Соответствовать новой жизни и новому уровню материального достатка категорически не получалось.

Рассказывать обо всем этом Светке бесполезно. По ее мнению, мужика украшает кредитка, обладая которой, он может не иметь больше никаких других достоинств. Толстый кошелек перешибет любой, даже самый богатый и изысканный, набор недостатков. Но это вовсе не значило, что она охотилась на богатых. Она охотилась на мужиков вообще, как доисторический охотник, которого послали за дичью на обед: медведь — хорошо, но и из тощего зайца, если таковой попадется, тоже можно что-нибудь сварить. К огромному сожалению Карякиной, современные зайцы тоже бегали очень быстро, и догнать их не представлялось возможным, не говоря уже про медведей, которые нагло проезжали мимо, наглухо отгородившись от одинокой Светки тонированными стеклами своих иномарок.

Ленины терзания были Карякиной абсолютно непонятны, и она, в очередной раз посетовав на то, что подруга обнаглела и бесится с жиру, оставила Лену наедине с ее необъяснимой тоской.

Мама, как обычно, целиком и полностью поддерживала Светку. Все сговорились и подталкивали Лену к загсу, хотя сама она до судорог боялась решающего разговора с Олегом. Время шло, ближе они не становились. Лена мучилась и не знала, что еще можно предпринять для того, чтобы понять: любит ли она этого мужчину или просто уцепилась за первый попавшийся экземпляр.


Светлану Карякину такие тонкие материи обычно не волновали. Она, как запасливый хомяк, готова была тащить в дом все, что плохо лежало, в разумных пределах, естественно. Но более-менее нормальные мужские особи уже были разобраны, и Светка рыскала в одиночестве. Тоскливое Восьмое марта добавило ей в кровь адреналина, и юная охотница утроила свои усилия. Конечно, охотиться в паре было бы легче, но этот невесть откуда появившийся Олег сбил ей все планы: Лена теперь сидела дома, как царевна у окошка, и поджидала своего ненаглядного. Более близкой подруги у Светки не было, а соседка Татьяна, с которой они периодически предпринимали совместные вылазки, была слишком эффектной и фигуристой, поэтому на ее фоне маленькая Карякина терялась, как воздушный шарик на фоне грозовой тучи. Банальные попытки познакомиться с кем-нибудь на культурных мероприятиях типа кино или театров успеха не имели. Единственный отловленный в театральном буфете симпатичный мужчина без кольца побыл в Светкином распоряжении всего десять минут, после чего был в грубой форме отобран высокой шатенкой, которой не приглянулась ни Светка, ни натюрморт на их столе. Жизнь стремительно катилась под откос, надвигающееся тридцатилетие пугало перспективой старческих морщин, целлюлита и раннего климакса. Карякина не была неразборчивой, ей просто очень хотелось замуж, детей и прочих земных радостей. Света трезво смотрела на жизнь вообще и на собственные перспективы в частности. Она была уверена в одном: если наличие в жизни женщины мужчины еще не гарантирует счастья, то уж отсутствие в этой самой жизни хоть какого-нибудь представителя противоположного пола абсолютно точно означает и отсутствие пресловутого женского счастья. Другими словами: есть мужчина — еще не счастье, нет — точно беда. Светка в данный момент находилась как раз в беде.