— Не то, чтобы я пел дифирамбы вашему целомудрию, дорогой Шелдон, но должен признать, иногда оно бывает весьма прагматично и даже… умно. А что, простите, ваш брат не разделял ваши принципы?

Мистер Шелдон не обиделся.

— Нет, он, судя по всему, разделял ваши, но был, как я полагаю, лишен вашей мудрой осмотрительности, дорогой Джулиан.

Неожиданно оба обернулись, заслышав шуршание шелков. Мисс Гилмор, о которой все забыли, точнее, которую просто не заметили, ибо она сидела в вишневом платье на фоне бордовой портьеры, бледная как мел, встала, шатаясь, ухватилась, чтобы не упасть, за спинку стула. Мужчины кинулись к ней, но она, отстранив их, вышла из комнаты. Монтэгю и Шелдон переглянулись.

— Бедняжка…Что с ней?

Монтэгю пожал плечами. Раймонд понял лишь, что мисс Гилмор весьма несчастна, и это как-то связно с мистером Тэлботом, но этикет и слишком поверхностное знакомство не давали возможности расспросить её. Не влюблена ли несчастная в Вивьена?

Тут Шелдон вдруг вздрогнул. Мисс Летиция Хилдербрандт и леди Фанни Холдейн смотрели на них из затемнённого угла гостиной так спокойно, словно происшедшее было не менее заурядно, чем их вечернее чаепитие. Мистер Монтэгю на цыпочках вышел, кусая губы и ругая себя последними словами, виконт Шелдон же, приблизившись к дамам, выразил радость по поводу того, что погода стоит на удивление приятная. С ним охотно согласились.

Погода действительно радовала.

* * *

Хотя сцена с Вивьеном посмешила его, Шелдон находил, что во всём прочем он имеет весьма незначительный повод для веселья. Радоваться было нечему. Отец был сломлен и болен, Раймонд не однажды слышал в спальне по ночам его сдавленные рыдания. Однажды вечером он робко постучал в дверь отцовской спальни и, получив разрешение войти, почувствовал, как болезненно сжалось сердце: отец сгорбился в кресле у камина, увидя его, с трудом поднялся ему навстречу и обнял его. «Мальчик мой, единственное моё дитя…» Чувствуя, как трепещущие пальцы отца застыли на его плечах, Шелдон тоже замер: стеснилось дыхание, защемило в груди. Отец снова сел и, не вытирая слёз, склонился над Писанием.

— Вы помните, Раймонд? «Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им. Кто наставляет своего сына, тот среди знакомых будет хвалиться им. Поблажающий сыну будет перевязывать раны его, и при всяком крике его будет тревожиться сердце его. Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя. Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его. Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе…» Разве я не следовал мудрости? Разве я потворствовал вам? Одни учителя учили вас, и моя рука опускала одни и те же розги на ваши спи́ны… Почему получилось так, что я потерял сына, ставшего безумным в дерзости своей? Что я сделал не так, Раймонд? — слёзы душили его, милорд уже не мог говорить.

Сын искренне хотел бы успокоить душу отца, но не знал, что сказать. Насколько Раймонд помнил Родерика, в те минуты, когда ничто не стесняло личных побуждений братца, и Родди проявлял себя в своей сущности, он всегда делал или говорил нечто, коробящее Раймонда. Раймонд не считал нужным доносить об этом отцу, полагая, что от таких жалоб окончательно потеряет доверие брата, да и отец едва ли поверит ему: при нём Родерик всегда играл роль кроткого сына, был тих и послушен. Шелдон видел лицемерие и нравственное ничтожество брата, но не знал, что могло бы вразумить его.

— Отец, вы не должны винить себя. Молитесь. Вспомните, «взгляните на древние роды и посмотрите: кто верил Господу — и был постыжен? Кто пребывал в страхе Его — и был оставлен? Кто взывал к Нему — и Он презрел его? Ибо Господь сострадателен и милостив и прощает грехи, и спасает во время скорби…»

— «Вино и женщины развратят разумных, а связывающийся с блудницами сделается ещё наглее; гниль и черви наследуют его, и дерзкая душа истребится…» — не слушая утешений сына, продолжал бормотать в скорби лорд Брайан.

Решимость Раймонда уговорить отца разрешить ему женитьбу ослабела, наносить ему новый удар было немыслимо.

Шелдон проводил пустые бессмысленные дни, вечерами, перед сном, истово молился, прося Всевышнего соединить их с Патрицией. Просил и душевного мира отцу. Единственной его радостью были короткие встречи с Пэт. Шелдон рассказал ей правду о брате, решив, что это лучше, нежели Патриция услышала бы её от людей, подобных Вивьену Тэлботу. Она ужаснулась, но жалея его, не показала этого. За те дни, что их отделял друг от друга траур, Пэт поняла, что полюбила его. И этого тоже не показала. Но Шелдон, видя её глаза, устремлённые на него, слушая обращённые к нему слова, ловя её еле заметные вздохи, возликовал, поняв, что его не отвергают. Но минутное ликование тут же сменилось гнетущей тоской.

Что делать, Боже мой, что же делать?

Глава 20,

в которой мистер Монтэгю вынужден расплачиваться за свои старые глупости, а мистер Тэлбот делает новые. При этом на былых промахах мистера Монтэгю выигрывает мистер Кемптон, а глупости мистера Тэлбота неожиданно делают счастливым виконта Шелдона.

В тот же вечер, когда мистер Шелдон имел повод для столь неожиданного веселья, в доме мистера Арчибальда Кемптона у последнего состоялся весьма любопытный разговор с его тёщей, которая словно продолжила их прошлую беседу, начав с того самого слова, на котором тогда замолчала.

— Мне кажется, искать надо в Рединге, в притоне Торнби, Арчибальд. Где это — осведомитесь по-дружески у мистера Монтэгю. Скажите, что милорд Брайан Шелдон просил вас расследовать обстоятельства смерти его младшего сына. Едва ли Монтэгю будет проверять ваши слова. И, Бога ради, поторопитесь. Где появляется молодой Тэлбот — там и мерзость. Этот человек начинает пугать меня. Я теперь жалею, что не расспросила Софи Радстон. Поторопитесь.

Джулиан Монтэгю, услышав от мистера Кемптона вопрос о том, где в Рединге можно хорошо провести время, насторожился. С него хватит. Он и так уже наболтал лишнего в присутствии пожилых дам! Джулиан пустился было в пространный рассказ о достопримечательностях города, порекомендовав в первую очередь осмотреть старинную церковь Святой Марии XVI века на Кэстл-стрит и церковь святого Лаврентия. Изумительные сооружения. Просто дышат стариной! Особо он советовал бы мистеру Кемптону посетить старинное бенедиктинское аббатство, основанное Генрихом I в 1121 году, и замечательный местный музей в…

Но тут мистер Монтэгю был остановлен и прямо спрошен, где находится заведение мистера Торнби?

Монтэгю знал, с кем говорит. Арчибальд Кемптон возглавлял полицию в Уинчестере. Поняв, что ему не задали бы этого вопроса без весомых на то оснований, Джулиан вздохнул. Монтэгю не знал, миссис ли Холдейн или мисс Хилдербрандт поделились с ним своими соображениями на этот счёт, но то, что начальник полиции был осведомлён о том, что имело место в доме его матери, было очевидным. Они стояли друг напротив друга, смотрели в глаза друг другу, и под взглядом мистера Кемптона Джулиан в конце концов опустил голову. Уставившись в пол, на котором не было решительно ничего интересного, Джулиан продолжал разговор. В упомянутом заведении далеко не всё благополучно, попытался вразумить он мистера Кемптона. Порядочному человеку лучше подобные места не посещать. Там легко утратить здоровье и доброе имя.

Мистер Арчибальд Кемптон полностью разделял мнение собеседника и всё же упорно настаивал на своём желании узнать, где оно находится. Мистер Монтэгю, понимая, что мистер Кемптон считает его прекрасно осведомленным о местонахождении оного злачного места, счёл нужным ещё раз предостеречь мистера Кемптона. «Это просто неразумно, мистер Кемптон. Семейному человеку? Другое дело мы, бедные студенты, младшие сыновья, которым о женитьбе раньше тридцати и думать нечего… Плоть слаба. Того и гляди, угодишь в лапы порока, но имея семью? Как можно? Вспомните несчастного Родерика Шелдона…» Мистер Арчибальд, однако, заверил его, что направляется в Рединг как раз по поручению милорда Шелдона. Тот хотел бы узнать больше об обстоятельствах гибели Родерика. Как он понял, это нелегальный блудный дом?

Монтэгю вздохнул, поморщился и кивнул.

— Кто из имеющихся там девиц может знать больше остальных? Сколько могут стоить эти сведения? Сколько стоит вход? Что нужно, чтобы тебя приняли? Ведь, надо полагать, с улицы не войдешь?

— Разумеется. Только по рекомендации члена «клуба»…

Девицы там часто меняются. Мистер Монтэгю не знал, кто из прежних обитательниц на месте. Разве что Нелли Фолдер толковей остальных. Мистер Торнби возьмёт гинею. Сколько возьмёт за сведения проститутка — сказать невозможно, они жадны и вряд ли какая проговорится о подобном. Кто бы ни заразил Родерика — они будут молчать. Но фунтов за десять Нелли, если знает что-то о Родерике и если не она ему так удружила — скажет. Мистер Арчибальд молча смотрел, как Джулиан строчит записку мистеру Эдвину Торнби, рекомендуя ему своего близкого друга и сокурсника, выпускника Кембриджа, человека в высшей степени надежного, истинного джентльмена, мистера…

— Арчибальда Линдона из Уинчестера.

…Арчибальда Линдона из Уинчестера.

Мистер Кемптон закончил Оксфорд, но сейчас не счёл нужным уточнять это. Мистер Монтэгю запечатал письмо, протянул его мистеру Кемптону и сообщил, что дом леди Дорранс находится на Макбейн-стрит, под номером четырнадцать. Его тепло поблагодарили. Джулиан Монтэгю вяло пробормотал, что это не стоит благодарности и, пряча глаза, поспешил откланяться.

На следующее утро мистер Кемптон уехал из города.

Арчибальд уехал, предварительно повидавшись с мистером Девэриллом. Тот в последнее время перестал быть законченным пессимистом, заметив, что ситуация в его семье, если, конечно, то, что он имел, можно было назвать семьей, изменяется. Эдмонд неоднократно слышал рыдания миссис Девэрилл в её спальне по ночам, несколько раз она пыталась объясниться с ним. Эдмонда при этом охватывало странное для столь мягкого человека ощущение своей силы и власти. Мужской воли. Ощущение приятное… Деверилл уже не чувствовал себя униженным. Теперь его умоляли быть снисходительным, перед ним рассыпались в извинениях, его просили сжалиться. Он бы и снизошел, и извинил, и сжалился, но Арчибальд был непреклонен.

Кемптон уехал, ещё раз напомнив другу необходимое условие прощения. Скрепя сердце, Эдмонд Деверилл согласился.

* * *

Мисс Энн Гилмор, остававшаяся в гостиной Кемптонов до конца скандала и едва не лишившаяся чувств, когда окончательно поняла, что объект её привязанности — просто негодяй, мстительный и завистливый распутник, описала подруге слова, сказанные мистером Монтэгю и виконтом Шелдоном. Мисс Гилмор уже не оспаривала её утверждение, что это Тэлбот с её братцем погубили репутацию леди Радстон, хотя и не до конца соглашалась. Ведь мистер Лавертон и мистер Салливан утверждали, что застали леди Софи in flagranti! Как же это можно организовать-то? Она, безусловно, сама пришла ночью к Вивьену…

Кора не знала, что на это ответить, но чувствовала, что Вивьен Тэлбот стал ей просто омерзителен. Это снова возвысило в её глазах Раймонда Шелдона. Мистер же Монтэгю, сэр Чилтон был прав, ничем не лучше Вивьена. «Говорил же я вам, изобретение доктора Кондома нельзя игнорировать, это неумно. Осторожность, я слышал, дочь опыта, но она ещё и мать разума…» Хорош, нечего сказать… И этот-то негодяй уверял её в пылкой любви! Кора разозлилась, почувствовав, как закипела кровь. Почему он ей так отвратителен? Почему она не может даже думать о нём без гнева и отвращения? Кора только не понимала, что заставляет Раймонда Шелдона подавать руку мистеру Монтэгю и раскланиваться с ним.

Теперь ей стало ясно, что только Шелдон — человек подлинного достоинства, и только с таким человеком женщина может найти счастье. Но как добиться его внимания, если все женские уловки она уже перепробовала?

* * *

Тэлбот не мог не сожалеть теперь о затеянном в гостиной Кемптонов разговоре. Само упоминание притона потрясло его. Если бы он только сумел сразу овладеть собой и не показать, что знает, где это! Ужасно было и то, что ему пришло в голову посетить по старой памяти Грету…. При мысли, что он мог подцепить от неё тот же подарок, что и Родерик, ему стало совсем дурно. Вивьен Тэлбот торопливо отбыл в Лондон. Там он выяснил, что судьба оказалась милостива к нему: зараза его миновала. Он не был болен, но его ненависть к Шелдону становилась болезнью, душила и лишала покоя.

Но именно она неожиданно сделала то, что сам Шелдон считал невозможным.

Началом всему был пустой разговор вернувшегося из столицы Вивьена с мистером Лоренсом Иствудом, свидетелями которому были мистер Монтэгю и сэр мистер Остин Чилтон, собравшиеся за карточным столом в доме полковника Карбэри. Лоренс Иствуд, хоть и злился на Шелдона, до сих пор не выбравшего себе невесты, но был, однако, весьма обрадован тем, что мисс Энн Гилмор зачастила к его сестре и отвернулась от Тэлбота, а его собственная сестрица давно перестала заигрывать с Монтэгю, и потому пребывал в радужном настроении. Немало повеселил его и случай с леди Радстон.