— Давайте-ка я проведу вас к Карен, а то она станет гадать, куда вы пропали. Только ради Бога не передавайте ей то, что я сказал! Она весьма ревностно охраняет свою личную жизнь.

— Не беспокойтесь. Не скажу ни слова. Личная жизнь Карен меня нисколько не интересует.

Ледяное презрение, прозвучавшее в голосе Джона, Винсента не слишком порадовало. Он предпочел бы обнаружить в тоне собеседника холодное, равнодушие.

Впрочем, он сделал все, что мог, — и пусть другой сделает лучше.

Нервы Карен были на пределе.

Этим утром она пришла на работу вне себя от злости на то, как бесцеремонно обошелся с ней Джон. Может, он вообразил, что устроит ей допрос, как в суде? Карен вовсе не собиралась говорить с ним о прошлом. Она потратила десять лет, чтобы обо всем забыть, и не намерена воскрешать в памяти то, что причинило ей некогда боль. И уж тем более не намерена раскрывать Джону главную причину своего тогдашнего поступка.

Карен держалась часов до одиннадцати, а потом ее все сильнее начали изводить мысли о предстоящем ланче с Джоном. К половине двенадцатого она принялась поглядывать на часы и все ждала, когда зазвонит телефон, извещая о его появлении.

Упрямый аппарат, как назло, молчал, что само по себе было непривычно: по понедельникам, как правило, Карен не было покою от непрерывных звонков.

Она с ненавистью взглянула на телефон, но треклятая штуковина не дрогнула, безмолвно насмехаясь над ее растущим раздражением. Это напомнило Карен сцену из фильма, в которой человек, приговоренный к смерти, должен быть казнен ровно в полночь — и вот камера показывает то часы на стене, то телефон, который стоит как раз под ними. Напряжение растет вот-вот, быть может, раздастся звонок, сообщающий о помиловании… Этого не случилось, и приговоренного бедолагу увели на казнь.

Карен казалось, что нет ничего страшнее, чем знать точное время собственной смерти. Как же должен был страдать осужденный!..

Она и сама исстрадалась немало к тому мгновению, когда большая и маленькая стрелки настенных часов сошлись наконец на двенадцати. Телефон, однако, молчал, и в кабинете Карен царила мертвая тишина: двойные окна не пропускали городского шума, из соседних комнат тоже не доносилось ни звука. Обычно Карен нравилось полное уединение, но сегодня… Сегодня она просто задыхалась от удушливой тишины.

В пять минут первого ей показалось, что сейчас она лопнет. Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате, что-то бормоча себе под нос. Когда наконец зазвонил телефон, она едва не выпрыгнула из собственной кожи. На миг Карен застыла, не в силах пошевелиться, а потом бросилась к столу и схватила трубку.

— Слушаю! — почти беззвучно выдохнула она.

Карен ждала, что сейчас Синди сообщит ей о прибытии Джона, но вместо этого услышала голос Абигейл, занимавшейся подбором цветов для свадьбы, которая должна была состояться в следующий уик-энд.

От разочарования Карен едва не выругалась, и ей понадобилось немало сил, чтобы овладеть собой. Сделав глубокий вдох, она уселась на край широкого, изрядно потрепанного конторскими бурями стола, закинула ногу на ногу и каким-то чудом ухитрилась завязать с Абигейл спокойный и рассудительный разговор.

По опыту она знала: если достаточно долго и успешно притворяться, что держишь себя в руках, будет легче и впрямь успокоиться. Так и вышло. Праздно покачивая носком туфли, Карен отвечала на вопросы Абигейл, когда в дверь кабинета негромко постучали. Карен не успела и глазом моргнуть, как дверь приоткрылась и в комнату заглянул Винсент.

— Погоди минутку, — бросила она в трубку. — В чем дело, Винс?

— Э-э-э… Синди перепутала и направила Джона ко мне. Можно ему войти?

Сердце Карен подпрыгнуло и тугим резиновым мячиком застряло в горле.

Прекрати, одернула она себя. Джон Каррадин — всего лишь очередной клиент, а не воплощение неумолимой и страшной судьбы. Возьми себя в руки!

— Отлично, — с притворным безразличием сказала она. — Я сейчас закончу разговор. Пусть войдет.

И немного передвинулась, чтобы не сидеть лицом к двери, когда в комнату войдет Джон. Так ей не придется ни смотреть на него, ни вежливо улыбаться — можно будет притвориться, что она целиком поглощена разговором о том, какие цветы можно будет использовать, если и на этой неделе им не поставят пармские фиалки. И все же краем глаза Карен украдкой следила за тем, как Джон вошел, прикрыл за собой дверь и уселся на диванчике, стоявшем недалеко от входа.

— Абигейл, подбери нежную гамму и помни, что цветы ни в коем случае не должны быть желтыми, — ровным голосом продолжала Карен, стараясь не замечать, что взгляд Джона остановился на ее ногах.

Только сейчас она сообразила, что приняла слишком вызывающую позу. Впрочем, сейчас было бы уже смешно и нелепо одернуть чересчур узкую юбку и плотно сдвинуть колени словно она стеснительная школьница, впервые в жизни попавшая на вечеринку взрослых!

Тем более что Джон видел ее и в не таких еще вызывающих позах… От этой мысли Карен бросило в жар. Неужели и Джон, глядя на ее ноги, вспоминает о том же?

Вначале она стеснялась и даже побаивалась его… но это длилось недолго. После первой же их упоительной ночи она отбросила всякий стыд, а с ним — и прежние представления о том, что можно, а чего нельзя допускать в постели с мужчиной.

Хотя Карен в те дни уже не была девственницей, во всех прочих отношениях она оставалась неопытной и невинной. Она и не подозревала, какое сладкое, неодолимое безумие овладевает влюбленной женщиной, как легко можно стать рабыней плотских наслаждений.

И Джон взаправду сделал ее своей рабыней. Это произошло так быстро, что Карен и опомниться не успела. Прошел всего лишь месяц с их первой встречи, а она уже сходила с ума от страсти, безграничной страсти, не ведавшей никаких запретов. Карен исполняла все бесстыдные желания своего любимого и порой даже раньше, чем он высказывал их вслух. Рабыня любви, безоглядная и безотказная Кэрри.

Вспоминая об этом сейчас, Карен скрипнула зубами. И продолжала как ни в чем не бывало болтать о цветах для чужой свадьбы, лениво покачивала носком туфли, притворяясь, что близость Джона ничуть ее не трогает.

И однако же сердце ее билось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Кровь закипала в жилах, кожа пылала, и изысканная одежда вдруг стала мучительно тесной — Карен с трудом преодолевала искушение сбросить ее и подставить прохладному воздуху нагое разгоряченное тело…

Кое-как она справилась с этим безумием и, продолжая разговаривать, лишь сильнее втягивала воздух в перерывах между словами.

— Да… Да, конечно… Именно то, что нужно, Абигейл… Ну, мне пора… Да, клиент… Что верно, то верно — нет нам, грешным, покою… — Она негромко, чуть нервно рассмеялась. — Успеха, Абигейл.

Карен повесила трубку, обогнула, не глядя на Джона, стол и, лишь сев в кресло, позволила себе украдкой взглянуть на гостя. И обнаружила, что Джон в упор смотрит на нее. Черт, до чего же он хорош в этом костюме!

Впрочем, Джон и не нуждался в элегантной одежде, чтобы привлечь ее внимание. С точки зрения Карен, он был бы хорош в любом виде. Даже нагишом. Тем более нагишом.

При этой мысли у Карен перехватило дыхание. Нашла о чем подумать, черт возьми! Хватит и того, что Джон так пристально смотрит на нее, словно раздевает ее взглядом. Если еще она станет думать о его наготе, то, пожалуй, спятит. А это не самый лучший выход, если учесть, что она изо всех сил пытается сохранить хладнокровие.

Неловко кашлянув, Карен опустила глаза и придвинула к себе папку.

— Я приготовила все, что ты хотел посмотреть, — деловито начала она. — Рекомендательные письма, фотографии, образец контракта. Если ты будешь любезен сесть поближе… — Голос ее чуть дрогнул, и она наконец взглянула на Джона.

Его синие глаза смотрели на нее жестко и холодно. Карен от души надеялась, что в ее глазах он не прочтет ничего, кроме деловитого безразличия.

Джон стремительно встал и распахнул дверь.

— Все это может подождать, — бросил он. — Я оставил машину в месте, где не разрешена стоянка, и не намерен дожидаться штрафной квитанции.

Карен хотела было возразить… но передумала. Спорить сейчас с Джоном означало бы выдать свои чувства. Не хватало еще, чтобы он понял, как подействовала на нее эта встреча!

Поднявшись, она подхватила свою черную сумочку и уверенными шагами направилась к двери.

— Куда мы едем? — проходя мимо Джона, как можно небрежнее спросила она.

— В «Беверли-Хиллс».

Ответ ее ошеломил. Карен развернулась так круто, что едва не налетела на Джона. Чтобы удержаться на ногах, она схватилась за его плечо, но тут же отдернула руку, словно прикоснулась к гремучей змее.

— Если ты полагаешь, что я соглашусь поехать к тебе домой!.. — гневно прошипела она.

В глазах Джона мелькнуло неподдельное удивление.

— Откуда ты знаешь, где я живу?

— Твоя мать сказала. — Карен возблагодарила Бога за то, что не обделил ее находчивостью.

— Да неужели?

— Именно так. Не веришь? — воинственно осведомилась она. Нападение — лучший способ защиты, когда попадаешь впросак.

Джон пожал широкими плечами.

— Я просто удивился, откуда тебе это известно. Впрочем, можешь не паниковать. Домой я тебя не повезу. Я заказал столик в ресторане отеля «Беверли-Хиллс».

Карен не верила собственным ушам. Именно в этот ресторан собирался повести ее сегодня вечером Эдвард. Он разливался соловьем, расписывая, какой это дорогой и изысканный ресторан, какой неповторимый вид открывается из его окон и какая знаменитая публика там бывает. Он явно хотел произвести впечатление на Карен — быть может, почуял неладное.

— Да, я знаю, где он находится, — натянуто проговорила она.

Джон едва заметно усмехнулся.

— Я и не сомневался, что знаешь.

— То есть? — тут же ощетинилась Карен.

— То есть это самое подходящее место для женщины с бурной личной жизнью.

— С чего ты взял, что у меня бурная личная жизнь?

Джон прищурился, окинув ее более чем откровенным взглядом.

— Да ладно тебе, — сказал он почти дружелюбно, — я ведь не слепой. Я нисколько не сомневаюсь, что у тебя нет недостатка в любовниках, всегда готовых удовлетворить твои ненасытные аппетиты. Сейчас это Эдвард, в прошлом году был, скажем, Ник, а в следующем будет Роберт, Джозеф или Артур — какая разница, верно? Тебе ведь все равно, кто будет рядом с тобой, если только он не окажется чересчур назойливым и не сообразит вовремя убраться из твоей жизни.

На миг Карен потеряла дар речи. Ладно, пусть бы Джон считал ее вертихвосткой, неспособной на глубокое искреннее чувство. Она заслужила такое мнение и ложью, которую бросила ему в лицо десять лет назад, и своим вторым неудачным браком.

Но это еще не повод чуть ли не в глаза называть ее шлюхой!

Карен хотела осадить его, но вовремя передумала. К чему ей разубеждать Джона? Пусть думает о ней что хочет — так даже безопаснее.

— Ну и что с того? — небрежно бросила она. — Тебе-то какое дело до моих любовников?

— Никакого, — холодно согласился он. — Мне просто жаль беднягу Эдварда. Карен звонко рассмеялась.

— Да неужели? Не думаю, чтобы он нуждался в твоей жалости… впрочем, могу сегодня же передать ему твое сочувствие. Он заедет за мной после работы — именно поэтому я и принарядилась.

— Мне и в голову не приходило, что ради меня.

— Надо же, какой ты сообразительный! Ну что, едем? Или тебе не терпится уплатить штраф?

Глава 8

Пребывание в недрах роскошного «крайслера», где стоял запах кожи и любимого одеколона Джона, изрядно действовало Карен на нервы.

Она, правда, сумела собраться с силами и даже болтала о каких-то пустяках — с таким видом, словно ничто в мире ее не занимало. Это давалось ей нелегко — попробуй-ка вести светский разговор, когда нервы натянуты как струна!

Джон даже не притворялся, что болтовня Карен его интересует, хотя бы из вежливости. Он сидел прямо, вцепившись в руль и глядя перед собой, и его вклад в разговор ограничивался одним-двумя незначащими словами. Правда, когда они уже подъезжали к бульвару Сан-сет, на котором находился отель, он немного расслабился и больше не стискивал руль с такой силой, что побелели пальцы. И все равно лицо его оставалось холодным и мрачным.

По правде говоря, Карен никак не могла понять, почему Джон злится на нее. Трудно было предположить, что он и десять лет спустя любит ее так же сильно, как прежде, — а потому она принялась искать иное, более разумное объяснение.

И очень быстро нашла.

Ну конечно же! Обыкновенный мужской эгоизм. Уязвленное самолюбие — и не более того.

Да, это, пожалуй, наиболее вероятная причина саркастических высказываний Джона. Он всегда был самоуверенным — да и неудивительно, при такой-то одаренности! Даже когда ему было двадцать, его красота неизменно привлекала внимание женщин, и Карен подозревала, что Джон более чем охотно отвечал на их авансы. Не приобрел же он свой любовный опыт по переписке!