Эмма окинула взглядом ряды скамей. В первом ряду расположился ее сияющий отец, рядом с ним — Робин, почти незнакомый ей младший брат. Позади сидели родственники ее покойной матери, которых она видела первый раз в жизни. С другой стороны прохода сидели мать Колина с отчужденным лицом, улыбающаяся Каролина с мужем, снисходительно-величественная тетя Силия и другие родственники Уэрхемов. Позади алели офицерские формы друзей Колина, которые одни только и были веселы.

Подошла минута сказать роковые слова. Еще не поздно передумать. Эмма посмотрела Колину в лицо. Он спокойно встретил ее вопросительный взгляд. Его сиреневые глаза были бесстрастны, и Эмме вдруг захотелось узнать, что же он на самом деле чувствует. Но он просто смотрел на нее, и пауза затягивалась. Эмма услышала перешептывание на скамьях. Ее отец трубно откашлялся, как испуганный слон. Колин поднял одну бровь. Уголок его рта дернулся в улыбке, но он продолжал молча смотреть ей в глаза. «Несмотря на частые приступы меланхолии, у него превосходное чувство юмора, — подумала Эмма. — Это обнадеживает. Человек, который склонен к шутке, не может сделать женщину несчастной!»

— Да, — выговорила она, наконец.

Ответом был облегченный вздох присутствующих, за которым, возможно, скрывались самые разнообразные чувства. В сиреневых глазах Колина мелькнула смешливая искорка, казалось, он понял, что за эти секунды передумали все присутствующие, включая Эмму. Она невольно улыбнулась в ответ, и тут епископ провозгласил их мужем и женой.

Джордж Беллингем устроил для приглашенных роскошный прием. Он хотел собрать гораздо больше гостей, и потребовались объединенные усилия Эммы и тети Силии, чтобы отговорить его от этого. В утешение себе он заказал самые изысканные блюда. Шампанское лилось рекой, что привело друзей Колина в неописуемый восторг.

Под неодобрительными, завистливыми, снисходительными или дружелюбными — в зависимости от темперамента — взглядами остальных гостей офицеры столпились в стороне от всех. Тост следовал за тостом, и вскоре они заразили всех молодых джентльменов из обоих лагерей.

Робин Беллингем, которого они охотно приняли в свою компанию, быстро пьянел. Подошло время и ему произнести тост в честь молодых. Он встал, чувствуя себя необыкновенно взрослым, сильным и уверенным в себе, и бодро заговорил, размахивая фужером. И вдруг с ужасом обнаружил, что у него заплетается язык. С большим трудом выговорив: «Желаю шчаштья моей шештре и ее шупругу», — он густо покраснел и хлопнулся на стул. Однако на стул он не попал, а свалился на пол под хохот офицеров и крики: «Вот это нализался!»

— Боже мой, — простонала Эмма, глядя, как Робину помогают подняться несколько офицеров, которые и сами едва держались на ногах.

И вдруг помощники повалились на пол вместе с Робином. Теперь они хохотали, чертыхаясь, еще заразительнее. Эмма была в ужасе. Колин, однако, тоже смеялся.

— Надо, чтобы кто-то взялся за Робина, — сказала она.

— Судя по выражению лица вашего отца, ему не поздоровится.

Взглянув на свирепо насупленное лицо отца, Эмма покачала головой:

— От этого он станет вести себя только еще хуже.

— Да что такого? Юноша, который делает первые самостоятельные шаги, частенько попадает впросак. В этом нет ничего страшного, — сказал Колин.

— Вы тоже так начинали?

— Наверное, начал бы, если бы не ушел в армию.

Эмма кивнула.

— То, что он выпил лишнего, меня особенно не волнует, — сказала она, когда Робин, шатаясь, добрался до кресла и плюхнулся в него с дурацкой ухмылкой на лице. — Но вот карты… Он так и не приехал ко мне в гости, как обещал.

Колин молча пил шампанское, глядя на своих друзей.

— Я хотела его предостеречь, хотела объяснить, к чему может привести чрезмерное увлечение картами, — продолжала Эмма.

Колин открыл было рот, но она не дала ему возразить:

— Но он вряд ли станет меня слушать.

— Да, молодые люди не любят, когда им читают нотации, — согласился Колин.

— Может быть, вы поговорите с ним? — попросила Эмма. — У вас под командой было столько молодых людей, наверняка вы умеете с ними разговаривать. Вас-то он послушает.

Колин посерьезнел.

— У вас есть полное право с ним поговорить — вы же ему теперь близкий родственник. Ваше мнение будет для него значить гораздо больше, чем мое…

— С какой это стати? — резко оборвал ее Колин.

Эмма с удивлением взглянула на него.

— Вряд ли ему понравится, что я вмешиваюсь в его жизнь, — добавил он.

— Но…

— Собственно говоря, я попытался сделать ему небольшое внушение, когда возвращал расписки, но он встал на дыбы.

— Теперь все изменилось. Вы теперь…

— У парня есть отец, друзья… сестра, в конце концов. Меня его дела абсолютно не касаются.

— Когда молодой человек. становится на опасный путь, это касается всех, — сердито сказала Эмма. — И отказывать ему в помощи…

— Я женился на вас, а не на всем вашем семействе, — отрезал Колин. — Убежден, что Робину и так не поздоровится от собравшихся в этом зале. Я к ним присоединяться не собираюсь.

Его тон заставил Эмму замолчать. Она выпрямилась в кресле и сжала губы. Так вот что значит рациональная брачная сделка, думала она. На одно она имеет право рассчитывать, а на другое — нет. И если она переступит эту невидимую черту, Колин не замедлит ей об этом напомнить. Эмме совсем не понравилась его отповедь, и с языка у нее рвались злые слова. Но публичных сцен в ее жизни было более чем достаточно, и что-что, а подавлять свои эмоции жизнь ее научила. Надо смириться, ведь барон Сент-Моур женился на ней не из великой любви — так какие могут быть претензии?!

Уэрхема же слова Эммы повергли в мрачные воспоминания. Перед его мысленным взором вновь встали сцены сражений и, главное, лица — лица молодых людей, которыми он командовал и которые пали в этих сражениях. Хватит, он положил достаточно сил, чтобы благополучно провести юношей по бурным порогам жизни. Иногда он получал от этого удовлетворение, но чаще испытывал боль — боль, которая не оставила его до сих пор.

Он изо всех сил старался вырваться из лап мрачных кошмаров, но ему это плохо удавалось. В такие минуты Колин впадал в отчаяние. Украдкой посмотрев на Эмму, он снова задал себе вопрос, который мучил его все последние дни: не слишком ли много он на нее взваливает? Он честно рассказал ей о черной пелене, которую на него набросила война, но вряд ли эта прелестная женщина представляла, что эта пелена убила в нем всю радость жизни. Человек, не познавший войну, этого не поймет. Да, может быть, и хорошо, что не поймет, зачем пугать!

Пусть все остается, как есть. Он бросил к ее ногам аристократический титул и состояние, а теперь будет играть — в этой мирной жизни обязательно надо играть, играть разные роли.

Вдруг Колин почувствовал, что не в силах больше терпеть это шумное застолье.

— Нам пора ехать, — сказал он Эмме все с той же резкостью в голосе. — Уже почти четыре часа, а дорога до Корнуолла дальняя.

Эмма молча, не глядя на него, встала и взяла сумочку. Слегка нахмурившись, Колин подал ей руку. По-прежнему молча, Эмма положила на нее свою.

Шумная компания, состоявшая в основном из офицеров, проводила их до кареты.

Багаж был в нее загружен заранее, и молодым оставалось только занять свои места. Выкрики подвыпивших офицеров вогнали Эмму в краску.

Они сели в карету, и Колин стукнул палкой по потолку, давая кучеру сигнал трогаться.

Эмма помахала всем из окошка и откинулась на подушки сиденья. Карета тронулась с места и загрохотала по булыжной мостовой.

«Ну вот, — думала Эмма, — я совершила ту самую ошибку, которую тысячу раз зарекалась не совершать: вышла замуж за почти незнакомого человека. За те две недели, что я буду с ним наедине, я узнаю, что он на самом деле представляет собой, узнаю все его странности и причуды». Это, как она знала по опыту, удовольствия ей не доставит.

Колин, украдкой наблюдавший за ней, был поражен суровостью ее лица.

— Кажется, нам повезло с погодой, — только и сказал он.

Эмма буквально выдохнула что-то неопределенное — было ясно, что она не желает поддерживать разговор.

— Свадьба — утомительная церемония, — добавил Колин.

— У меня в этом мало опыта, я выходила замуж только два раза. — Эмма упорно смотрела в окно, словно ее страшно занимали сцены уличной жизни. — Да первый раз и церемонии-то не было, — вполголоса добавила она.

Колин не услышал ее последних слов.

— Мне, по крайней мере, так показалось, — продолжал он. — Все старались веселиться, но веселье получилось какое-то вымученное…

— Вот как? Вымученное?

— Ну, может, не вымученное, а напускное, — поправился Колин. — В большинстве случаев свадьба — это просто закрепление союза между двумя семьями. Порой жених и невеста едва знакомы. Зачем же тогда притворяться, что они в экстазе?

— Действительно, зачем?

Колин понял, что неудачно выразился.

— Я вовсе не хотел сказать, что и у нас…

— Можете не поправляться, милорд. Я вас отлично поняла.

— Вы же знаете, Эмма, что я очень доволен, что женился на вас.

— Довольны. Вот именно.

— Я имел в виду саму процедуру венчания. К нам это не имеет никакого отношения.

— Почему же? К нам ваши слова имеют самое непосредственное отношение. Мы ведь тоже едва знакомы.

— Мне казалось, что мы обо всем благополучно договорились, — возразил Колин.

— Благополучно? — взорвалась Эмма.

— Перестаньте повторять каждое мое слово. Что с вами?

Наконец Эмма повернулась к нему лицом:

— Со мной ничего. Это вы жалуетесь на утомление, милорд.

— Я не жаловался на утомление. Я только сказал…

— Если вы устали, поспите, — перебила его Эмма. — Обо мне можете не беспокоиться. Меня совсем не обязательно развлекать.

— А я-то полагал, что у вас достаточно ума, чтобы не обижаться на общие фразы.

— Меня нисколько не обидело ваше мнение о бракосочетаниях, — запальчиво сказала Эмма. — Я ничуть не сомневаюсь в его справедливости.

— Тогда что же на вас нашло? Я еще не видел вас такой колючей.

— Не видели? Что ж, в течение ближайших дней нам обоим предстоит узнать друг о друге много нового, — резко бросила Эмма и с силой вцепилась в край окошка кареты. Она кипела от злости. Собственно говоря, Колин этого не заслужил, но Эмма ничего не могла с собой поделать.

Колин вглядывался в ее лицо. Гнев в нем поднимался медленно, но и стихал трудно и долго. Ему надоело слушать колкости Эммы.

— Если мы и впредь будем так же бессмысленно препираться, мы ничего друг о друге не узнаем. Скажите прямо, что вас рассердило?

— Ничего! — вскричала Эмма, сама удивляясь своей ярости. — Оставьте меня в покое, вот и все!

В карете наступила тишина. Стук копыт по мостовой, крики уличных разносчиков вдруг показались обоим оглушительно громкими. Вскоре лошади пошли резвее, и Эмма решила, что они выехали на Южную дорогу. Через какое-то время в окне стали мелькать пригородные дома, а потом взору открылись просторы полей. Постепенно гнев Эммы остывал, и она подумала, что, пожалуй, обошлась с Колином слишком резко. Ну, разве можно ожидать, чтобы человек в день свадьбы согласился взять на себя ответственность за непутевого юношу-родственника, с которым он только что познакомился? Она слишком многого от него потребовала. И ей вовсе не хотелось, чтобы ее семейная жизнь начиналась со взаимных обид и перебранок. Она вспомнила, что Колин употребил слово товарищество. На этом был основан весь их брачный уговор, и она полностью его поддерживала. Неужели за несколько часов все разлетелось вдребезги?

Эмме было страшно обернуться и посмотреть на Колина. Она боялась увидеть на его лице то же самое враждебное выражение, которое видела на лице Эдварда, когда она на что-нибудь жаловалась или что-нибудь от него требовала. Ей стало нехорошо от одной этой мысли.

— Мне кажется, что в Треваллане вам понравится, — спокойно сказал Колин безо всякого раздражения в голосе.

Эмма вздохнула с облегчением.

— Он стоит на высоком скалистом берегу, — продолжал Колин, — и построен из камня. Во время штормов приятно сознавать, что ты хорошо защищен от стихии.

Эмма откинулась на спинку сиденья и положила руки на колени.

— Но климат там не такой уж плохой, — продолжал Колин. — Вы, наверное, удивитесь — там сейчас тепло. Хотя, конечно, время от времени океан нагоняет непогоду.

Эмма посмотрела ему в лицо. Он ответил ей серьезным взглядом, но уголок его рта дернулся в выдержанной улыбке, и одна бровь вопросительно поднялась.

— Перемирие? — спросил он.

Эмму словно отпустило. Нет, она не совершила второй роковой ошибки. Она уже не глупая своевольная девчонка. Она заключила осмысленную сделку и будет выполнять свои обязательства. Оба они вполне способны сдерживать свои эмоции.

— А деревня поблизости есть? — спросила она.