— Разумеется, нет. Ты мне заявил еще в день нашей свадьбы, что отказываешься ему помогать. Придется мне действовать одной — что смогу, то смогу.

— Эмма!

Как это они сумели так рассориться?

— Я сама с ним поговорю. Мне известно, до чего могут довести карты. Он должен будет прислушаться к моим словам.

— Поговорить надо с его отцом, — невольно высказал свою сокровенную мысль Колин. — Если бы он так не давил на парня…

Колин умолк.

На Эмму нахлынули воспоминания детства. Отец требовал от детей безукоризненного поведения, и ее побег не мог не повлиять на Робина. Эмма смотрела на угли, тлеющие в камине.

— Мне не хочется разговаривать с отцом, — тихо призналась она.

— Ну и не разговаривай, — отозвался Колин. — Молодые люди с возрастом умнеют. Ты слишком переживаешь по этому поводу.

Эмма внимательно на него посмотрела. Перед ней возник образ Эдварда, погибшего из-за страсти к азартным играм. Колину этого было не понять. Эмма вдруг почувствовала, как между ней и Колином разверзается пропасть.

— Не беспокойся, — холодно сказала она, вставая. — Я постараюсь, чтобы все это тебя никак не касалось.

— Это действительно меня не касается, — пробурчал Колин.

Он был зол на весь свет. Эмма как с цепи сорвалась.

— Совершенно верно, — сказала Эмма. — Спокойной ночи, милорд.

Когда она ушла, Колин налил себе еще бренди и мрачно уставился в камин. Эмма к нему несправедлива. Отказывается слушать объяснения. И до чего язвительна! Конечно, он вел себя в клубе как последний идиот. Ему не надо этого объяснять да еще делать саркастические замечания про любовь к дракам. Его и так передергивает каждый раз, когда он вспоминает лиловое лицо Стейна. Мало разве того, что над ним посмеиваются все его приятели? И разве он не понимает, что этой несвойственной для себя вспышкой только затруднил борьбу со сплетнями? Зачем ей-то понадобилось над ним насмехаться?

В знак протеста Колин снова наполнил бокал и выпил. Неужели она не может его понять? Понять, как он стыдится этой выходки. Но ей есть дело только до своего братца. А стоит он такой заботы? Конечно, нет! Юный болван, который не умеет держать язык за зубами, не в состоянии уйти от карточного стола до того, как проиграется в пух и прах, который не может даже приличный жилет себе заказать в конце концов! Колин с трудом удерживался от соблазна шваркнуть бокал о кирпичи камина. Нет, что угодно, но обращать Робина Беллингема на путь истинный он отказывается. Пусть-ка посидит недельку в долговой тюрьме — это ему выправит мозги.

Глава 9

На следующее утро, не дав себе времени на размышления, Эмма позвала Ферека и отправилась в его сопровождении пешком к знакомому до боли дому.

Все здесь осталось по-прежнему: те же дома из красного кирпича, отделанные серым камнем; та же булыжная мостовая и аккуратные тротуары со столбами, к которым привязывали лошадей; та же безукоризненная чистота перед каждым домом; а в доме номер 16, где жила миссис Грейнджер, в ящике под окном, как и раньше, цвели розы. Все осталось до удивления неизменным.

— Мы сюда пришли, госпожа? — осведомился Ферек.

Эмма кивнула. У нее стоял комок в горле.

— А кто здесь живет?

— Раньше здесь жила я, — шепотом сказала Эмма.

Ферек наклонился к ней:

— Я вас не расслышал, госпожа.

Эмма выпрямилась, взяв себя в руки.

— Я жила здесь ребенком, Ферек. Это наш фамильный дом.

— Да? — Гигант с интересом огляделся. — Приятная улица.

— Да. — Эмма пошла по правой стороне улицы к дому номер И.

— Вы собираетесь навестить отца, госпожа?

Эмма опять кивнула.

— Это хорошо. — На лице Ферека появилось довольное выражение.

— Ты одобряешь, Ферек? — с улыбкой спросила Эмма.

— Старших положено уважать. С тех пор, как мы приехали в Англию, вы ни разу не были у отца.

— Мы поссорились при расставании, — сухо ответила Эмма.

— А сейчас вы хотите загладить свою вину?

— Мою вину? Это он пусть заглаживает свою.

Они подошли к парадному входу дома Беллингемов.

Ферек медленно покачал головой:

— Нет, госпожа, повиниться должен младший. Нельзя унижать старых людей.

Эмма хотела возразить, но передумала.

— Ты ничего не знаешь о наших отношениях, — вполголоса проговорила она и велела ему постучать в дверь.

Дверь открыл человек, который тоже ей был хорошо знаком.

— Здравствуй, Виггинс, — сказала Эмма.

— Мисс Эмма! — Старый дворецкий расплылся в улыбке. — Как я рад вас видеть! Мы все слышали… Я хочу сказать, примите, пожалуйста, поздравления от всех слуг.

— Спасибо. — В Эмме шевельнулось чувство вины.

Старый слуга смотрел на нее с такой доброжелательностью. Может, следовало бы раньше прийти сюда? — Я спущусь к вам после разговора с отцом. Он дома?

— Да, мисс. Он у себя в кабинете.

Эмма прошла в холл. Тут Виггинс, наконец, разглядел Ферека и вздрогнул.

— Это мой слуга Ферек, — успокоила его Эмма.

Виггинс в изумлении смотрел на темнокожего гиганта.

— Вот как, мисс? — слабым голосом произнес он.

Ферек низко ему поклонился.

— Почтение дому отца моей госпожи, — пробасил он.

— Э-э-э… — Виггинс таращился на Ферека, который все еще стоял, согнувшись в поклоне. Потом вопросительно посмотрел на Эмму.

— Скажите спасибо, — шепнула она.

— Гм. Спасибо, — сказал Виггинс.

Ферек распрямился и широко ему улыбнулся.

— Жди меня здесь, — приказала ему Эмма.

— Хорошо, госпожа. — Ферек сел на пол, прислонившись спиной к стене.

— Мисс Эмма! — протестующе воскликнул старый дворецкий.

— Пусть его. Не волнуйся.

Эмма оставила дворецкого выяснять отношения с Фереком, а сама пошла по коридору.

Около двери кабинета она помедлила. Когда она была ребенком, ее призывали сюда только для того, чтобы выбранить. Ей с Робином запрещалось входить сюда без сопровождения взрослых, и их отец всегда уходил в кабинет, когда был в плохом настроении. Так что Эмме пришлось сделать над собой усилие, чтобы поднять руку и постучать в дверь.

— Войдите!

Эмма сглотнула и отворила дверь.

Джордж Беллингем сидел в кресле около камина. Окно было у него за спиной, и свет, падающий на страницы книги, которую он читал, превращал его седые волосы в подобие нимба. Лицо Беллингема было в тени.

— В чем дело? — спросил он, поднимая глаза.

Раздражение тут же уступило место удивлению, он схватил трость и поспешно поднялся на ноги. — Эмма, дорогая, как я рад тебя видеть!

— Пожалуйста, не вставай.

Эмма пересекла комнату и остановилась перед ним.

— Какой приятный сюрприз, — сказал ее отец, опускаясь обратно в кресло. — Садись, пожалуйста.

Ты прекрасно выглядишь.

Эмма села в кресло с другой стороны камина.

— Надеюсь, ничего не случилось? — резко спросил Беллингем. — С Сент-Моуром не поссорилась?

— Нет.

— Ну и прекрасно. Я просто подумал, чего это ты вдруг ко мне пришла. Ты здесь не была с… — Он не докончил фразы, повернулся и дернул за шнур колокольчика. — Хочешь кофе? Или чаю?

— Не знаю. Чаю, может быть.

Дверь отворилась.

— Бесс, — сказал Беллингем, — к нам пришла мисс Эмма. Принеси чаю.

— Сейчас, сэр, — сказала горничная и присела. — Мы рады вас видеть, мисс Эмма.

— Спасибо, Бесс.

В ожидании чая Эмма говорила о разных пустяках, но когда горничная принесла чай, разлила его по чашкам и удалилась, Эмма сказала:

— Вообще-то я пришла к тебе поговорить о Робине.

Улыбка исчезла с лица Беллингема.

— Что еще он натворил?

— Он ничего не натворил. То есть… — Эмма набралась духу и выпалила: — Меня беспокоит его увлечение карточной игрой.

— А черт! — взорвался Беллингем. Он по-прежнему играет? Сколько раз я ему выговаривал! Угрожал лишить его содержания. Но он и слушать не хочет. — Старик стукнул кулаком по ручке кресла. — Я с него шкуру спущу.

Эмма вздрогнула. Как часто он вот так же кричал на нее.

— Пожалуйста, папа, — сказала она.

— Что пожалуйста?

— Это не поможет.

Джордж Беллингем вперил в нее гневный взгляд.

— У тебя, наверное, есть какое-то предложение. Иначе бы ты не пришла.

— Не знаю, — ответила Эмма. — Мне хотелось с тобой посоветоваться. Я так хорошо знаю, что может случиться с человеком, который пристрастился к карточной игре.

Беллингем фыркнул.

— Мне невыносимо думать, что Робин может, погибнуть, как…

— …как этот прохвост Эдвард Таррант, — закончил он.

Эмма кивнула.

— Я с самого начала предупреждал тебя, что ему нужны только твои деньги.

— Да. Предупреждал.

— А ты прислушалась к моим словам? Теперь ты поняла, что я был прав?

— Да, папа, — безжизненным голосом ответила Эмма.

— А теперь ты пришла давать мне советы, как воспитывать сына?

— Нет, я только хочу…

— Вы только ее послушайте! Да знаешь ли ты, что если я с мальчишкой чересчур суров, то в этом виновата ты.

— Я?!

— Я просто не хотел, чтобы он погубил свою жизнь так же, как ты погубила свою. Вот и держу его в узде. И что в этом плохого? — Он враждебно смотрел на Эмму.

— Я понимаю, что причинила тебе много неприятностей, — начала Эмма.

— Неприятностей! Да ты просто не представляешь себе, что мне пришлось вытерпеть.

— Наверное, не представляю, — признала Эмма.

— Когда ты сбежала, я был вне себя. После смерти матери я старался быть тебе хорошим отцом. Ты не можешь этого отрицать. Я старался делать для тебя все, что мог, хотя, может быть, мог я не так уж много. А ты отказалась от надежды на удачный брак и удрала с этим… И я дал себе клятву, что во второй раз подобного не допущу…

Впервые Эмма почувствовала раскаяние за то, как она поступила с отцом. Когда ей было семнадцать лет, она думала только о себе.

— Прости, папа, — сказала она.

Он вытаращил на нее глаза и зажевал ртом, точно ему попался жесткий кусок мяса.

— Раньше ты этого никогда не говорила.

— Да.

Джордж Беллингем откашлялся.

— Тебе не кажется, что Робин восстает против твоей узды? — осмелилась спросить Эмма. Беллингем нахмурился.

— Играет в карты именно потому, что я это запретил? — Он покачал головой. — Не может этого быть. Робин — неглупый мальчик.

— Конечно, — согласилась Эмма, — но, как всем молодым людям, ему иногда хочется взбрыкнуть.

— И он не жеманный денди, хоть и одевается по-дурацки, — прорычал Беллингем.

— Нет, он не денди. Но, наверное, ему иногда хочется восстать против запретов. Вроде как сесть на лошадь, которую никто не сумел объездить.

Беллингем внимательно смотрел на нее из-под кустистых бровей.

— Или устроить гонки на самой людной улице Бата?

Эмма заставила себя бесстрашно посмотреть отцу в глаза.

И тут Беллингем усмехнулся:

— Видно, я когда-то тебе рассказывал слишком много историй про себя.

— И я помню их все до единой. — Эмма посмела улыбнуться.

— За эту гонку отец дал мне знатную выволочку, — сказал Беллингем. — Кричал, что такого олуха свет не видывал, и грозил держать взаперти в поместье, пока мне не исполнится тридцать лет.

Эмма благоразумно помалкивала. Джордж Беллингем опять вздохнул:

— Когда Робин окончил школу, я запретил ему играть в любые карточные игры, даже в мушку. Может, я и в самом деле слишком сильно на него давил.

Эмма молча слушала.

— Меня и самого не так-то легко было обуздать.

Эмма кивнула.

— Но игроков у нас в роду не было, — заявил ее отец.

— Я ненавижу азартные игры, — сказала Эмма.

Беллингем задумался.

— У тебя вроде было какое-то предложение? — спросил он и с надеждой, и с некоторой досадой.

— Я подумала… что, если бы ты вообще перестал с ним говорить о карточной игре, ему некому было бы идти наперекор.

— А как быть, когда он является ко мне со своими долгами?

Но Эмма не успела ответить. Нахмурившись, ее отец продолжал:

— Впрочем, он давно этого не делал. Не знаю, как он выкручивается, он всегда проигрывает больше, чем выигрывает. Игрок он никудышный.

— Скажи ему, что это тебя не касается. Он взрослый человек и должен жить на свои деньги.

— Но он не может!

— Ну и пусть. Может быть, тебе придется выручить его еще раз или два. Но если он не будет слышать постоянных упреков, кто знает, возможно, он научится думать сам за себя.

— Гм, — буркнул ее отец. Но в глазах у него было напряженное раздумье, и Эмма решила, что, пожалуй, этим лучше ограничиться. Толку от дальнейших приставаний не будет.

— Решай сам, как будет лучше, — закончила она. — А если нужна моя помощь, скажи какая.

— Постарайся заполнить его время, — немедленно отозвался Беллингем. — Мальчишка мечтает вращаться в высших кругах. Он с радостью явится на любой бал или вечер. И ему будет некогда играть в карты.