Карина обещала графу не проигрывать больше ста фунтов. Она рассчитывала выиграть пари, но не собиралась нарушать данное мужу обещание.

— Сто фунтов! — фыркнула маркиза. — Ладно уж, согласна и на такую жалкую сумму. Похоже, вы не очень-то уверены в себе, что, впрочем, неудивительно.

Она окинула Карину с ног до головы презрительным взглядом и вызывающе громко расхохоталась:

— Все равно победа будет на моей стороне!

Карина не понимала, в какую скверную историю ввязалась, приняв вызов маркизы, пока не узнала, что без ее ведома скачки назначили на следующий день. Ей же требовалось время, чтобы убедить мужа одолжить гнедых. Она собиралась рассказать графу о пари, но, вернувшись в Дроксфорд-хаус, получила еще одну его записку — ей их всегда вручал Ньюмен, — извещавшую, что муж вернется поздно.

Карина не знала, что граф отправился в Голландский дом на собрание по поводу реформы избирательной системы, и опять решила, что он уехал к леди Сибли.

Она отправилась спать, рассудив, что если графа нет дома, то ему вовсе незачем знать о скачках.

Утром граф рано уехал из дому. Он отправился завтракать с премьер-министром еще до того, как Карина спустилась вниз, и она успокоила свою совесть, которая уже начала ее мучить, мыслью, что граф ничего не узнает о пари. А если все-таки узнает, тогда она объяснит ему, почему не спросила его разрешения.

Однако сейчас, рядом с ним, она вдруг поняла, что ей почти нечего сказать в свое оправдание. Когда они подъехали к Дроксфорд-хаус, лакей помог ей выйти из фаэтона, и Карина вошла в холл, спиной ощущая присутствие графа.

— Пойдемте в библиотеку, — проговорил он голосом, который показался Карине трубным гласом.

Волнуясь, она сняла накидку и шляпку, отдала их лакею. Потом пригладила волосы, вошла в библиотеку и остановилась посередине комнаты, ожидая, когда граф пригласит ее сесть.

Взглянув на него, поняла, что сейчас он не думает следовать правилам этикета. Более того, возвышаясь над ней, расправив широкие плечи, он смотрел с такой злостью, что Карине стало страшно.

Вероятно, он так разъярен, потому что не может найти слова осуждения, подумала она и, стиснув ледяные руки, попыталась успокоить мужа:

— Мне очень жаль… что вы так сердиты…

— Сердит? — взорвался он. — А что же вы от меня ждали? Как вы могли сделать из меня посмешище? Как вы могли утратить гордость и достоинство? Вы думаете, мне приятно было видеть, что над моей женой, женщиной, носящей мое имя, потешаются все проходимцы и негодяи, которые пришли в городской парк? Ни одна леди, обладающая хоть каплей здравого смысла, не допустит, чтобы о ней в клубе ходили анекдоты, чтобы полупьяные щеголи держали пари «за» или «против». Ни одна леди не станет соревноваться с женщиной, чье имя стало олицетворением вульгарности! — Граф остановился, чтобы перевести дух. — Кто вам разрешил взять моих лошадей?

— Я… полагала, что вы не будете возражать, — пробормотала Карина.

— Не буду возражать! — опять взорвался граф. — Нет, я буду возражать. Вы не имели права брать лошадей, которых я еще не обкатал!

— Но они выиграли гонку! — сверкнула глазами Карина.

— Такую гонку любой мог бы выиграть, — выпалил граф.

— Маркиза считается превосходной наездницей, — возразила ему Карина.

— Она еще кое-кем считается, — отрезал граф. — Боже мой, неужели я должен вам объяснять элементарные правила поведения! Взяв вас в жены, я считал, что вы леди от рождения и знаете, как вести себя в обществе. Теперь я вижу, что ошибся.

— Это… нечестно! — прошептала Карина.

— Нечестно? — вскинул брови граф. — А то, что мне в моем собственном клубе говорят, что, если малейшая сплетня о вашей выходке дойдет до королевского двора, меня все осудят, это, по-вашему, честно?

— Не может быть! — ужаснулась Карина.

— Может, — резко ответил граф. — И во времена правления прежнего короля на такие поступки смотрели неодобрительно, а теперь их и вовсе не потерпят.

Карина молчала, и граф продолжил:

— Сразу после венчания вы обещали вести себя осмотрительно, а сегодня я стыжусь, стыжусь своей жены! Мне стыдно, что графиня Дроксфорд вела себя как простолюдинка! — Граф сказал это, не повышая голоса, и оттого его упрек прозвучал резко и несправедливо. Карина побледнела, но продолжала храбро смотреть на него. — Черт бы вас побрал! — воскликнул граф. — Неужели вы не понимаете, о чем я веду речь!

Говоря это, он непроизвольно взмахнул правой рукой, и Карина вся сжалась, ожидая, что он ее ударит, и закрыла лицо руками. Она сделала это инстинктивно и почти в то же мгновение выпрямилась, но ее жест так поразил его, что граф мгновенно умолк.

Он вдруг увидел, какая она маленькая и беззащитная. Хрупкая девочка с огромными зелеными глазами на бледном лице. И то, что она испугалась и отпрянула, живо напомнило ему о жизни Карины с отцом.

— Боже мой, неужели вы думаете, что я мог бы вас ударить?

Она ничего не ответила. Граф подошел к окну и стал смотреть в сад.

Его гнев остыл. «Карина еще совсем юная, — подумал он. — По-видимому, искушение показать, как она умеет править лошадьми, было слишком велико. Тем более она выиграла! Выиграла великолепно! Чувствовалось, что Карина не только опытная наездница, но и наездница, обладающая своим неповторимым стилем».

Граф стоял у окна, щурясь от солнечного света, а перед глазами было бледное, испуганное лицо его жены, уклоняющейся от удара.

— Лучше бы… вы меня… ударили… чем так со мной… разговаривать, — послышался тихий голос.

Мгновение граф боролся с остатками гнева, потом обернулся.

— Я не это имел в виду, Карина… — начал было он, но в комнате уже никого не было.

Он остался один.


Два часа спустя в дверь спальни Карины кто-то постучал.

— Кто там? — спросила она.

— Извините, миледи, приехал сэр Гай. Он спрашивает, поедет ли ваше сиятельство кататься.

— Передайте сэру Гаю, что я спущусь через пять минут.

Но прошло два раза больше времени, прежде чем она, в белом платье и шляпке из легкого белого муслина, сбежала по парадной лестнице.

Сэр Гай с трудом сдерживал горячих коней, тем не менее, улыбаясь, помог ей сесть в коляску, и они поехали в северном направлении, в парк, в котором в это время дня было мало народу.

— Вы плакали, — сказал он, после того как они проехали некоторое расстояние.

Карина вспыхнула. Она-то думала, что с помощью огуречного сока ей удалось скрыть следы слез.

— Почему вы не остановили меня, когда я принимала этот глупый вызов? — спросила она несчастным голосом.

— Значит, Элтон разозлился! — догадался сэр Гай. — Этого следовало ожидать.

— Вы… не предупредили меня.

— Моя дорогая, что я мог сделать? Раз вы приняли вызов, то взять свои слова назад уже не имели права. Просто я надеялся, как и вы, что он ничего не узнает.

— Да, я на это надеялась. Но в клубе кто-то рассказал ему обо всем. — Она печально вздохнула. — Ну почему я такая дурочка? Теперь-то мне ясно, что зря ввязалась в эту историю, но в тот момент я не могла спокойно слушать, как эта женщина хвасталась.

Сэр Гай ничего не ответил. Они молча доехали до северного берега речушки Серпентайны. Там он остановил лошадей под развесистыми ветвями дерева и взглянул на Карину:

— Позвольте я увезу вас, Карина.

Девушка посмотрела на него широко раскрытыми от изумления глазами:

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал! Вы будете участвовать в каких угодно скачках, танцевать где угодно, хоть на крыше собора Святого Павла! И все, что бы вы ни делали, Карина, приносило бы мне только радость, если бы мы были вместе.

— Как вы можете… просить меня об этом?

— А что тут удивительного? Я говорил вам, что люблю вас. Я очень долго молчал, ибо не хотел пугать вас, но я не могу видеть вас несчастной.

Карина ничего не ответила, но она была явно взволнована, и сэр Гай добавил:

— Давайте я увезу вас и украшу вас любовью. Вы так молоды, так уязвимы и беззащитны. Больше всего на свете я мечтаю держать вас в своих объятиях! Боже мой, я сгораю от страсти!

— Но если я уеду с вами… наш брак не будет законным!

— И это вас волнует, моя любовь?

— Да. Я всегда буду думать… что мама не одобрила бы такой поступок…

— Сомневаюсь, чтобы ваша мама хотела бы видеть вас несчастной! Я люблю вас! Я так люблю вас, что жизни не пожалею, чтобы сделать вас счастливой.

— Вы не должны… мне этого… говорить. Это нехорошо. Вы же знаете, что я… замужем… и если даже я и убегу с вами, муж не даст мне развода, опасаясь скандала.

— А какое это имеет значение? Давайте уедем, Карина! Ничего, о чем стоило бы жалеть, мы с вами не оставляем. Мы уедем за границу, куда пожелаете. Я хочу о вас заботиться. Элтон мизинца вашего не стоит.

Карина помолчала, глядя на серебристые воды Серпентайны. Лицо ее было печальным.

— Мы не будем… счастливы, сэр Гай, если я совершу такой бесчестный поступок. Я заключила с его сиятельством договор. Он не нарушил свое слово, а я нарушаю свое.

— Что вы имеете в виду?

— Я обещала быть ему покорной и хорошей женой. Я покорная жена, но не… хорошая. Теперь я понимаю, что он был прав, рассердившись на меня. С моей стороны было безумием участвовать в этих скачках в Риджент-парке, чтобы все меня видели!

— Разве это так важно?

— Для него это очень важно. Я должна была догадаться, когда увидела дом в Дроксфорде, что… недостойна жить в таком месте.

— Что за ерунда! — прервал ее сэр Гай. — Это Элтон недостоин иметь такую жену, как вы. Вы совершенно одиноки. Если бы у вас был любящий муж, вы бы не делали ошибок. К примеру, со мной вы бы их никогда не совершали.

Они опять немного помолчали, потом Карина сказала:

— Я польщена, что вы просите меня… убежать с вами, сэр Гай, но я должна остаться… остаться с графом и сдержать свое слово. Я… постараюсь быть ему… хорошей женой. Может быть, когда-нибудь… мне это удастся.

— Что же мне делать? — В голосе сэра Гая слышалось отчаяние. — Я мечтаю о вас! Неужели у вас нет ко мне ни капли жалости?

— Вероятно, это плохо… но мне необходима ваша дружба. Мне очень нравилось кататься с вами, беседовать… даже слушать, как вы говорите о своей любви. Я знаю, что это нехорошо… но если граф меня не любит, ему, наверное, все равно.

Сэр Гай криво усмехнулся:

— Нет, ему не все равно. Потому что вы его собственность. Он владеет вами! Для Элтона вы не человек, Карина, вы просто часть его богатства.

— Почему вы ненавидите друг друга? Расскажите мне, я хочу это знать.

— Хорошо. Думаю, вам следует знать правду.

Сэр Гай натянул вожжи, хотя лошади и так стояли смирно, помахивая длинными хвостами, отгоняя мух.

— Элтон и я выросли вместе, — начал он. — Наши матери были близкими подругами. Мой отец не был богат, и большую часть каникул я проводил в Дроксфорде. Мы одновременно поступили в Итон, вместе жили в Оксфорде. Вместе отмечали дни рождения, делились своими мыслями, переживаниями, словом, были неразлучны. Единственные дети у своих родителей, мы были как близнецы.

Гай неотрывно смотрел на воду, и Карине показалось, что сейчас он вернулся в свое детство.

— Мы вместе ездили верхом, охотились, фехтовали, занимались боксом, — продолжал он. — Пожалуй, даже трудно было сказать, кто в каком виде состязаний сильнее, настолько мы стали похожими. И вот, когда уже учился на последнем курсе в Оксфорде, я приехал на каникулы в Дроксфорд и встретил там кузину Элтона — Клеон Ворд.

Сэр Гай замолчал. Карине показалось, что голос его дрогнул.

— Совсем еще юную. Ей было тогда семнадцать. Легкая, грациозная, очаровательная, такая же, как и вы. Она даже внешне чуточку была похожа на вас, только глаза голубые.

В его голосе звучала непреходящая боль, и Карина порывисто взяла его за руку.

— Пожалуйста, больше ничего не говорите, — прошептала она.

— Но я хочу вам рассказать, — ответил он, — Клеон была пылкая, порывистая, темпераментная девушка. Мужчина поопытнее меня сразу бы понял, что она живет чувствами.

— Она… любила вас?

— По крайней мере, она так говорила, и я ей верил. Я бы никогда не признался в своей любви, если бы однажды Клеон прямо не сказала мне, что желает меня столь же сильно, как и я ее. — Сэр Гай сжал Карине руку. — Итак, не прошло и недели, как я безумно, отчаянно влюбился в нее.

Карина слушала затаив дыхание. Она немного ревновала его к женщине, при воспоминании о которой его голос дрожал от страсти.

— Я отдавал себе отчет в том, что бесполезно просить руки дочери у лорда Ворда, — продолжал сэр Гай. — Это был властный, самовлюбленный господин, который и слушать не стал бы никого, кто ниже его по положению, и который имел грандиозные виды на будущее своей дочери. Через три недели, когда мы уже шептали друг другу слова любви, Клеон сообщила мне, что ее отец разрешил герцогу Ваю объявить об их помолвке.