Диана Джонсон - Брак

Что касается приглашений, Эстелле предстояло написать мадам Нолинджер, даже обеим дамам Нолинджер, в Мичиган, но прежде выяснить у Тима, как его родители предпочитают называть себя. Тим старался не упоминать о том, что его родители в разводе, и потому не знал, известно ли об этом Анне-Софи и Эстелле, несмотря на два разных мичиганских адреса. Возникли вопросы и о том, следует ли воспользоваться титулами, званиями, воинскими чинами. К примеру, воевал ли отец Тима? (В последний год войны он служил рядовым матросом – других подробностей Тим не знал.) Он объяснил, что его отец служил в армии и, хотя в молодости он получил степень магистра в области театрального искусства, вряд ли захотел бы, чтобы об этом упоминалось в приглашении. Что до матери Тима, он никогда не слышал ни о каких ее титулах или званиях, которые могли бы украсить приглашение, отпечатанное на листе плотной бумаги.

Эстелла решила, что будет лучше обратиться за советом непосредственно к родителям Тима – она все равно собиралась это сделать. Не слишком уверенная в своем умении писать по-английски, Эстелла написала матери Тима по-французски. Ответ разочаровал Эстеллу: мадам Нолинджер не сообщила ей никаких любопытных подробностей, разве что упомянула, что училась в Академии Сакре-Кер в Брюсселе. Со всеми этими сведениями Анна-Софи отправилась к консультанту.

Мадам Экс пришла к выводу, что приглашение должно начинаться следующим образом:

«Мадам Луи д’Аржель (имелась в виду бабушка Анны-Софи по отцовской линии, престарелая дама, живущая в Валь-Сен-Реми, где должна была состояться свадьба) и мадам Филипп д’Аржель (поначалу они склонялись к мысли о «писательнице Эстелле д’Аржель», но передумали) sont heureuses de vous faire part du mariage de Mademoiselle Anne-Sophie d’Argel, leur petite-fille et fille, avec Monsieur Thomas Ackroyd Nolinger et vous prient d’assister ou de vous unir d’intention à la cérémonie religieuse qui sera célébrée vendredi le 10 décembre, à 16 heures, en l’église de St. Blaise, Val-Saint-Rémy. Le consentement des époux sera reçu par Monsieur l’Abbé François des Villons, l’oncle de la mariée, et le Right Reverend Edward Marks».[31]

На обороте приглашения, сложенного таким образом, чтобы в Америке оборот оказался первой страницей, значилось по-английски:

«Мистер и миссис Джералд Франц Нолинджер и миссис Сесиль Барзан-Нолинджер счастливы пригласить вас на свадьбу их сына и пасынка Томаса Акройда Нолинджера и мисс Анны-Софи д’Аржель…» – и все остальные сведения.

По мнению Анны-Софи, приглашение выглядело корректно, но она опасалась, что люди не узнают ее мать в «мадам Филипп д’Аржель» или мать Тима в «миссис Сесиль Барзан-Нолинджер». Прежде она не замечала, называет себя ее мать именем покойного супруга или нет.

Во всяком случае, Анне-Софи надо было спешно отнести гранки мадам Экс, хотя сегодня она была поглощена не предстоящей свадьбой, а американцем, который по-прежнему ночевал на складе, на Блошином рынке, откуда украдкой выскальзывал по утрам. Анна-Софи пробездельничала в своем магазине вторник и среду, делая вид, что читает, но поглядывая в сторону лестницы. Она читала «Джен Эйр», историю девочки-француженки Адель, богатый отец которой, вспыльчивый англичанин, запер на чердаке свою помешанную жену и увлекся гувернанткой. Сегодня, в четверг, рано утром, когда на рынке было почти безлюдно, Анна-Софи решила, чисто по-французски презрев опасность, подняться наверх и встретиться с незнакомцем.

«Я так и не смог понять, что означает опасность для французов, – как-то писал Тим. Этот отрывок Анна-Софи перечитывала несколько раз. – Она влечет их иначе, чем нас. Возможно, это компенсация за то, что в важные для страны моменты все они в целом избегали опасности. А может быть, принадлежность к древней цивилизации придает им дальновидность, которой недостает нам, обладателям мнимого оптимизма, убежденным, что нам предстоит еще многому научиться. Мы благоразумны, а они слишком быстро водят машины, устраивают гонки в пустынях, переплывают океаны на крохотных суденышках, карабкаются на небоскребы, ходят по канатам, забивают артерии продуктами, богатыми холестерином, и загрязняют легкие дымом “Голуаз”».

За этот абзац Эстелла похвалила его – по мнению Тима, без иронии, – но Анна-Софи была с этим не согласна.

Даже не задумываясь о том, как поведет себя загнанный в угол человек, Анна-Софи разыскала сторожа месье Мартена и запретила ему до конца дня отпирать дверь, ведущую к лестнице.

– Если кому-нибудь понадобится на второй этаж, отправьте его ко мне, – попросила она.

Дождавшись, когда в полдень месье Энрону что-то понадобилось на складе, она решительно взялась за дело. По лестнице они поднялись втроем – она, Энрон и Мартен. Анна-Софи шагала по ступеням, сжимая тонкими пальцами пачку «Мальборо». Она не ошиблась: американец действительно был наверху – он сидел на стуле и читал газету, но встал, как только услышал их шаги. После секундного замешательства его улыбка стала вежливой, манеры – сдержанными, словно он ждал гостей. По-французски он говорил с сильным акцентом. Улыбнувшись Анне-Софи, он уставился на нее в упор.

– Прошу прощения, – произнес он. – Кто-то меня запер. Я надеялся только, что мне не придется провести здесь еще одну ночь.

Он снова улыбнулся, невозмутимо надел пиджак, сложил газету и направился к лестнице.

– Благодарю за то, что вызволили меня.

Он был наделен мрачноватой, байроновской красотой. Анна-Софи читала стихи лорда Байрона и других английских поэтов. Самообладание незнакомца восхищало ее.

– Месье, объясните, что вы здесь делаете? – начала она.

– Все вещи целы? – забеспокоился Энрон.

В разговор вмешался сторож, враждебно настроенный к незнакомцу. Анна-Софи понимала, что месье Мартен чувствует себя виноватым – за то, что не сторожит склад и по ночам.

– Объясните, месье, что вы здесь делаете?

Не отвечая, незнакомец начал спускаться по лестнице, маскируя поспешность рассчитанным спокойствием.

Помедлив секунду, Анна-Софи оглядела помещение. Ее сердце забилось сильнее. Ею овладело разочарование. Таинственный гость уходил. Значит, больше они о нем ничего не узнают. На полу валялись картонная коробка из-под жареного картофеля, апельсиновые корки, салфетка. Наверное, он пробыл здесь несколько дней, а малую нужду справлял в керамическую стойку для зонтов, прикрывая ее блюдом, чтобы приглушить острую аммиачную вонь.

Когда она и Энрон спустились, двое полицейских уже держали американца за предплечья, месье Мартен что-то объяснял, бурно жестикулируя, а американец сердито возражал ему на сносном французском.

– Если бы я от кого-то скрывался, меня здесь уже не было бы, верно? – оправдывался он, и в его голосе сквозили раздражение и, как показалось Анне-Софи, страх. Услышав это, она раскаялась в том, что выдала незнакомца.

Потом полицейские куда-то повели его, и никто не мог объяснить почему. Судя по всему, полицейские были не из тех, что обычно следили за порядком на Блошином рынке, а те, которые осматривали труп месье Будерба. Когда американца уводили, он оглянулся через плечо и окинул Анну-Софи взглядом, значение которого она так и не смогла истолковать. Он упрекал ее? Или умолял? В этом беглом взгляде чувствовались поэзия, страдание и интимность.

Анна-Софи не была лишена присущей французам склонности сочувствовать жертвам бюрократии и равнодушия, людям, подозреваемым в преступлении, страдающим от грубости полицейских. Такое сочувствие и великодушие – нравственная роскошь, которой в Америке уже не сыщешь, сказал бы Тим. Но откуда ему это знать? Он всю жизнь провел во Франции.

И вот, став виновницей ареста американца, Анна-Софи вдруг испытала желание вырвать его из лап полиции, для начала заявив, что она вовсе не возражает против его пребывания на складе. Возмущенные, хлесткие фразы, адресованные полицейским, проносились у нее в голове. Но поскольку излить негодование на тех, кто увел незнакомца, было невозможно, она обрушилась на тех полицейских, которые по-прежнему торчали возле опечатанного склада месье Будерба. Ей объяснили, что они тут ни при чем. Им не известно, куда увели американца.

Негодование Анны-Софи подхлестывалось тем, что она невольно оказалась пособницей полиции. Она попыталась исправить положение.

– Как свидетельница и соседка, уверяю вас, – она была готова поручиться, что американец только что оказался на месте преступления и не имел к нему никакого отношения; ни она, ни ее коллеги ничуть не встревожились, обнаружив его на складе, – ничего не пропало.

Полицейские нетерпеливо выслушали взволнованную, миловидную молодую женщину в короткой клетчатой юбке, не скрывающей стройные ноги, и в платке от Эрмес с рисунком стремян и пряжек. Сержант помог ей прикурить сигарету, коснувшись ее пальцев, и заверил, что они никак не связаны с арестом незнакомца, что этим занимается совсем другое подразделение, которое охотилось за ним несколько дней.

– Мадемуазель не следует винить себя.

– Какая разница, – отозвалась безутешная Анна-Софи.

Попрощавшись с мадам Экс, взволнованная неловким, постыдным чувством вины и своей неприглядной ролью в аресте несчастного американца, Анна-Софи зашла к мяснику и всецело сосредоточилась на том, что купить к ужину. У мясника она взяла полкило телятины, решив приготовить тушеное мясо, у зеленщика – молодую морковь, репу и пригоршню мелких луковиц. Тушеная телятина под белым соусом удавалась ей лучше всего, испортить это блюдо было практически невозможно, и кроме того, его обожал Тим. На ужин она решила подать вареный рис и клубнику на десерт – с сахаром, но без сливок. Отличный ужин, после которого они займутся любовью. Эти два вида деятельности тесно связаны и в жизни, и в литературе – как в книгах Эстеллы д’Аржель, где практичная англичанка мадам Фостер не рекомендовала злоупотреблять сливками или специями, утверждая, что это отразится на сексуальных отношениях.

Но почему? Это напомнило Анне-Софи целый отрывок из романа «Плоды», самый унизительный из всех, в котором ее мать пустилась в пространные рассуждения о том, что она называла «женственными сливками», и с похвальной дотошностью сравнила их запах не только с ароматом моря, но и с запахом несвежей трески, тем самым на долгие годы поколебав уверенность Анны-Софи в себе и в действенности гигиенических процедур – ей было восемнадцать, когда она впервые прочла «Плоды»…

Она понимала, что просто оттягивает минуту, когда ей придется сообщить девушке из отеля «Мистраль», что ее друг найден и вновь потерян и что он, вероятно, в полиции. Анна-Софи считала, что должна сразу же отправиться в отель, но не смогла заставить себя сделать это. Поэтому она так изумилась, увидев Делию в своей гостиной.

– Кто-то пытался вломиться ко мне в номер! – объяснила Делия уверенным голосом. – Понимаю, это похоже на паранойю, но вчера ночью я видела, как поворачивается ручка моей двери, а на улице под окнами все время стоял один и тот же человек. Вот Тим и привез меня сюда.

– Наверное, кто-то просто ошибся дверью, – успокоила ее Анна-Софи. – Будем надеяться на лучшее. Со мной такое случалось во время поездок на юг. У меня есть свои секреты, как запирать дверь.

Пока Анна-Софи готовила ужин, Делия сидела в гостиной.

Тим появился в половине восьмого и налил обеим по бокалу портвейна. Он удержался от вопросов, когда Анна-Софи рассказала об аресте американца, о том, какую роль она сыграла в этом событии, и о том, как всю неделю ей казалось, что кто-то прячется на складе – возможно, Габриель. Она никак не объяснила, почему до сих пор молчала об этом. Наверное, из любопытства, из желания узнать, что будет дальше, или из боязни показаться смешной выдумщицей, а может, в попытке уберечь незнакомца. Или из нежелания помочь американке – впрочем, Анна-Софи надеялась, что в этом ее никто не заподозрит.

– А если он и вправду опасный убийца, меня наградят медалью! – со смехом заключила она – эта мысль казалась ей чудовищно нелепой.

Но Делия, похоже, не поняла, что ее собеседница просто шутит: ее глаза наполнились слезами, голос зазвенел от ярости.

– Я так и знала, что он не просто ушел и бросил меня! – воскликнула она. – Он не говорит по-французски, срок действия его обратного билета ограничен, он…

– Он отлично говорит по-французски! – возразила Анна-Софи. – Тим разузнает, где он сейчас находится.

Анна-Софи старательно сняла пену с кипящего бульона, в котором уже варилась нарезанная кубиками телятина.

– Почему же вы не сказали ему, где я? – спросила Делия.

– Потому что об этом он знал.

– Надо найти для него адвоката, – настаивала Делия. – Как это здесь делается? Надо ли позвонить в американское консульство? Даже если я вскоре получу паспорт, я не смогу бросить Габриеля…

Она тараторила без умолку, ее лицо исказила почти болезненная гримаса. Анна-Софи положила в бульон морковь и остальные овощи и приготовилась выслушать рассказ Делии.