—Вы там, где должны быть. Самый простой из возможных ответов.

—Вам бывает страшно?

—Частенько.

—Наверное, я еще ни разу в жизни по-настоящему не боялась. Может, я бы меньше волновалась, будь у меня какое-то занятие. Дело.

—Послушайте, мне нужно поехать к клиентке, отвезти кое-какие бумаги. Это в нескольких милях от города.

—Ой, простите. Я вам мешаю.

—Нисколько. Когда я начну думать, что красивая женщина может мне помешать, значит, пора извещать близких родственников, чтобы они успели попрощаться со мной перед смертью. Хотел предложить вам поехать со мной — какое-никакое, а дело. У миссис Олдинджер вы сможете выпить ромашковый чай с лежалым лимонным печеньем — вот вам и занятие. Она обожает, когда к ней приходят гости, и в этом состоит истинная причина того, что я в пятнадцатый раз переписываю ее завещание.

Фокс все говорил и говорил, прекрасно понимая, что это единственный способ успокоить человека, готового сорваться с катушек.

—К тому времени, как вы закончите, я успею смотаться к другому клиенту, который живет неподалеку. Избавлю его от поездки в город. Когда мы с этим разделаемся, Куин и Кэл, наверное, уже вернутся домой. Поедем к ним и узнаем новости.

—А ничего, что вас столько времени не будет в конторе?

—Не волнуйтесь. — Он взял куртку и портфель. — При необходимости миссис Хоубейкер меня вызовет. Если вы не можете придумать себе более интересного занятия, я попрошу ее собрать нужные папки, и мы поедем.

Все же лучше, чем предаваться грустным мыслям, решила Лейла. Странно только, что адвокат — даже в таком маленьком городе — ездит на стареньком «Додже», на полу которого валяются обертки от печенья.

—А какие у вас дела со вторым клиентом?

—Чарли Дин. По дороге с работы домой его сбил пьяный водитель. Страховая компания пытается оспорить некоторые счета за лечение. Я этого не допущу.

—Развод, завещания, страховка. У вас нет определенной специализации?

—Любая юридическая помощь, круглосуточно. — Улыбка Фокса была веселой и немного нахальной. — За исключением налогов, если могу отбиться. Это я оставляю сестре. Налоги и торговое право.

—Но у вас с ней не общая практика.

—Она была непреклонна. Сейдж поехала в Сиэтл, чтобы стать лесбиянкой.

—Прошу прощения?

—Извините. — Они выехали за городскую черту, и Фокс нажал на газ. — Семейная шутка. Я хотел сказать, что у моей сестры нетрадиционная ориентация и она живет в Сиэтле. Активистка движения за права геев и вместе с партнершей уже восемь лет владеет адвокатской конторой, которую они назвали «Девочка на девочке». Серьезно, — прибавил он, заметив молчание Лейлы. — Специализируются на налогах и торговом праве. Клиенты — геи и лесбиянки.

—Ваша семья не одобряет?

—Шутите. Мои родители в восторге. Когда Сейдж и Паула — ее партнерша — поженились... или заключили союз, мы все приехали к ним и веселились как безумные. Главное, что она счастлива. Для моих родителей альтернативный образ жизни — это плюс. Кстати, о семье. Здесь живет мой брат.

Лейла увидела бревенчатый дом, почти скрытый деревьями. Указатель на повороте гласил: «Гончарная мастерская Хоукинс-Крик».

—Ваш брат гончар.

—Да, причем хороший. Мама тоже, когда она в ударе. Хотите, заглянем?

—Ой, я...

—Пожалуй, не стоит, — решил Фокс. — Ридж работает, а моя помощница уже предупредила миссис Олдинджер о нашем приезде. В другой раз.

—Хорошо. — Беседа, подумала Лейла. Светский разговор. Относительно разумный. — Значит, у вас есть брат и сестра.

—Две сестры. Младшая владеет небольшим вегетарианским рестораном в городе. Кстати, довольно приличным. Из четверых детей я дальше всех отошел от усыпанной цветами дороги контркультуры, которую проложили мои родители. Хотя они все равно меня любят. Но что я все о себе. А вы?

—Ну... У меня нет таких интересных родственников, как у вас, но я точно знаю, что мама хранит старые альбомы Джоан Баэз[17].

—Вот, опять удивительные и судьбоносные совпадения.

Лейла засмеялась и радостно вскрикнула, заметив оленей:

—Смотрите! Вы только посмотрите. Просто пасутся на опушке, а какой величественный у них вид.

Фокс остановился на узкой обочине, чтобы она могла полюбоваться животными.

—Наверное, вы привыкли к оленям, — заметила Лейла.

—Но это не значит, что я не получаю удовольствия, наблюдая за ними. Когда я был маленьким, нам приходилось отгонять стада от фермы.

—Вы выросли на ферме.

В ее тоне слышалась легкая грусть, часто встречающаяся у городских жителей. Это значит, что она видела царственных оленей, зайцев, подсолнухи и забавных цыплят, но не пахала и не мотыжила землю, не полола сорняки, не собирала урожай.

—Маленькая семейная ферма. Мы выращивали овощи, держали кур, коз и пчел. Продавали на рынке излишки и поделки матери, а отец еще и столярничал.

—Они по-прежнему живут на ферме?

—Да.

—Когда я была маленькой, мои родители владели небольшим магазином одежды, продали его лет пятнадцать назад. Я всегда хотела... О боже, боже!

Ее пальцы стиснули руку Фокса.

Из леса выскочил волк и прыгнул на спину молодого оленя. Бедное животное поднялось на дыбы и закричало — Лейла слышала пронзительные звуки, исполненные страха и боли. Оно истекало кровью, но маленькое стадо продолжало спокойно пастись.

—Это иллюзия.

Тихий голос Фокса доносился словно издалека.

Лейла с ужасом смотрела, как волк повалил оленя на землю и принялся рвать на части.

—Это иллюзия, — повторил Фокс. Он взял Лейлу за плечи, и она почувствовала, словно у нее внутри что-то щелкнуло. И потянулась к нему, прочь от того ужаса, который происходил на опушке. — Смотрите внимательно, — убеждал ее Фокс. — Вы должны не просто смотреть, а понять, что это иллюзия.

Кровь была такой красной, такой влажной. Она брызнула во все стороны тошнотворным дождем, окропляя траву небольшой опушки.

—Иллюзия, — прошептала Лейла.

—Нужно не просто говорить, а верить. Оно обманывает, Лейла. Питается ложью. Это все не настоящее.

Лейла набрала полную грудь воздуха, потом выдохнула.

—Не настоящее. Ложь. Отвратительная ложь. Маленькая, жестокая ложь. Обман.

Поляна опустела. Зимняя трава была примятой, но чистой.

—Как вы с этим живете? — Резко повернувшись, Лейла во все глаза смотрела на Фокса. — Как вы это выдерживаете?

—Помогает уверенность, что однажды мы надерем ему задницу, — а также то, что это обман зрения.

В горле у нее пересохло.

—Вы что-то со мной сделали. Когда вы взяли меня за плечи, уговаривали. Вы что-то со мной сделали.

—Нет, — решительно возразил он. Не с ней, а для нее, подумал Фокс. — Просто помог вам увидеть обман. Едем к миссис Олдинджер. Готов поспорить, теперь вы не откажетесь от ромашкового чая.

—А виски у нее есть?

—Нисколько не удивлюсь.


Когда среди деревьев показался дом Кэла, телефон Куин просигналил, что ее ждет текстовое сообщение.

—Черт, почему она просто не позвонила?

—Может, пыталась. В лесу много мертвых зон, где связь пропадает.

—Это меня ничуть не удивляет. — Куин улыбнулась, читая знакомые сокращения Сибил.

Знта, но заинтриг. Буду чрз ндл, макс 2. Поговр. при встр. Осторожно. Серьезно. С.

—Хорошо. — Куин убрала телефон и приняла решение, которое обдумывала всю обратную дорогу. — Думаю, нужно позвонить Фоксу и Лейле. Только сначала я как следует глотну чего-нибудь горячительного и устроюсь у камина, который ты разожжешь.

—Не возражаю.

—Поскольку ты единственный из городских боссов, с которым я знакома, придется действовать через тебя. Мне нужно снять красивый, удобный и довольно просторный дом на следующие... скажем, шесть месяцев.

—Жилец?

—Жильцы. Я сама, моя дражайшая подруга Сибил, которую я уговорю присоединиться к нам, и скорее всего Лейла — ее, похоже, убедить будет труднее. Но я умею убеждать.

—Но ты же хотела побыть тут неделю, кое-что разузнать, а в апреле вернуться?

—Планы меняются. — Она беззаботно улыбнулась, ступая на гравийную дорожку, ведущую к дому. — Разве ты не любишь неожиданности?

—Не особенно. — Кэл поднялся вместе с ней на веранду и открыл дверь, чтобы она могла первой войти в наполненный тишиной дом.


10

Дом, в котором вырос Кэл, постоянно эволюционировал — такое определение казалось ему наиболее точным. Раз в несколько лет мать приходила к выводу, что стены нужно «обновить», то есть перекрасить; в последнее время в ее словаре появилось выражение «малярная терапия».

А еще были отмывка, шпатлевка, шлифовка и другие термины, к которым Кэл изо всех сил старался привыкнуть.

Естественно, новый цвет стен требовал смены мебельной обивки и штор, а также постельного белья, если речь шла о спальнях. Что, в свою очередь, неизбежно вело к смене «обстановки».

Кэл уже сбился со счета, сколько раз он переставлял мебель согласно схемам, которые беспрестанно рисовала мать.

Отец любил повторять: как только дом приобретает вид, задуманный Франни, у нее возникает желание снова все перетряхнуть.

Раньше Кэл думал, что мать все это делает от скуки — беспокоится, суетится, красит, перекрашивает, беспрерывно меняет обстановку. Она участвовала в волонтерском движении, заседала в разнообразных комитетах, была членом бесчисленных обществ, но никогда в жизни не работала. В подростковом возрасте и даже потом, когда ему исполнилось двадцать, Кэл жалел мать, считал ее нереализовавшейся, неудовлетворенной домохозяйкой.

Однажды Кэл, окончивший два семестра колледжа и еще не умевший толком излагать свои мысли, застал ее одну и высказал все, что он думает о ее состоянии, которое в психологии называется вытеснением. Мать так смеялась, что ей пришлось отложить образцы обивки и вытереть выступившие на глазах слезы.

—Милый, — сказала она, — какое вытеснение? Я люблю возиться с цветом, фактурой, узорами и ароматами. И со всем остальным тоже. Я привыкла воспринимать свой дом как студию, научный проект, лабораторию, выставочный зал. А я в нем директор, дизайнер, главный строитель и звезда всего шоу. Какой смысл в работе и в карьере — ведь в деньгах мы не нуждаемся? Чтобы кто-то указывал мне, что и когда я должна делать?

Она поманила его пальцем, и когда Кэл нагнулся к ней, погладила его по щеке.

—Я так тебя люблю, Калеб. Скоро ты поймешь, не все хотят подчиняться давлению общества — традиций, моды. Я считаю удачей и даже привилегией, что у меня была возможность заниматься тем, чем хочется, то есть сидеть дома и воспитывать детей. И мне повезло выйти замуж за человека, который не возражает, чтобы я использовала свои таланты — а я чертовски талантлива — для захламления его тихого и уютного дома образцами краски и тканей. Я счастлива. И еще мне приятно слышать, что ты за меня волнуешься.

Кэл давно убедился в том, что мать права. Она делала то, что ей нравится, и это было потрясающе. И понял: именно она настоящий хозяин в доме. Отец зарабатывал деньги, но финансами управляла мать. Отец руководил бизнесом, мать домом.

И обоих это устраивало.

Поэтому Кэл не стал убеждать мать не суетиться по поводу воскресного ужина — точно так же, как не стал отговаривать от приглашения Куин, Лейлы и Фокса. Она жила, чтобы волноваться, и обожала устраивать пышные трапезы для гостей, даже незнакомых.

Фокс вызвался заехать в город за дамами, и Кэл направился прямо в дом родителей, чтобы приехать туда первым. Он подумал, что не помешает провести подготовительную работу и, возможно, дать пару советов, как вести себя с женщиной, которая собирается написать книгу о Холлоу. Город — это люди, и его семья тоже живет в этом городе.

Франни стояла у плиты, проверяя готовность свиной вырезки. Очевидно удовлетворенная результатом, она переместилась к кухонному столу и начала колдовать над своей знаменитой слоеной закуской.

—Итак, мама, — произнес Кэл, открывая дверь холодильника.

—К ужину я подаю вино, так что не нацеливайся на пиво.

Пристыженный, он захлопнул дверцу.

—Просто хотел напомнить: Куин пишет книгу.

—Я жаловалась на память?

—Нет. — Женщины ничего не забывают, и эта их особенность его иногда пугала. — Я имел в виду другое. Учитывай, что все, что мы говорим, может оказаться в книге.

—Гм. — Франни разложила пеперони поверх сыра проволоне. — Думаешь, за аперитивом мы с папой скажем или сделаем что-либо неподобающее? Или подождем десерта. Кстати, на десерт будет яблочный пирог.