— Если у тебя с Каролиной возникли проблемы, — сказала Лаура мягко, — то тебе следует поговорить в первую очередь с ней.

— Да я пытался. Безнадега. Я не знаю, что мне нужно. И что мне делать.

Его слова прозвучали так обреченно, что Лауре стало жаль Алана.

— Проходи в гостиную. Поговорим.

— Хорошо. Спасибо тебе.

Он вышел из кухни.

Лаура налила себе кофе и заняла место рядом на диване. Алан отрешенно изучал содержимое своей чашки.

— Ну, рассказывай. Что стряслось с Каролиной? — спросила она.

— В двух словах или и того меньше? Все то, о чем ты предупреждала меня в сентябре, когда я переехал к ней.

В тот день Лаура многого ему наговорила, И начала с заявления, что, несмотря на все претензии Алана, тогда, много лет назад, он ни за что бы не женился на ней, если бы она хоть чуть-чуть походила на сегодняшнюю Каролину. Ему был необходим надежный и ответственный человек, который ставил бы семью превыше всего и был способен обеспечить стабильную обстановку в доме. Теперь ему потребовались спонтанность и возбуждение.

Он был прямо-таки ослеплен перспективой заиметь преуспевающую энергичную спутницу жизни. Ему не просто потребовалась другая женщина, он возжелал новой жизни.

И получит ее, пообещала в то утро Лаура. Каролина была отличным партнером, но лавры жены и матери ей не грозили. И если именно этого ему и хотелось, — что ж, отлично. Но до той поры, пока в этих передрягах не возникла угроза потерять детей. Лаура считала, что Алан обманывает сам себя. Он просто начал тосковать о той жизни, которую создавала ему Лаура, и захотел воссоздать ее. По если он надеялся добиться этого от Каролины, то попросту спятил.

Лаура потягивала кофе, радуясь самому факту, что оказалась права. В тот день она была зла и расстроена, так что ее предупреждения были пустой бравадой.

— Она что, оказалась лучшей подругой, чем женой? Так?

— Вот-вот. — Алан поставил чашку. — До того, как я ушел, она встречала меня на пороге, одетая в целлофан. Или ждала меня после работы в лимузине, готовая умчать на край земли.

— И перестала делать нечто подобное, как только вы стали жить вместе. — Запретные встречи кажутся такими романтичными, а закрывать крышку унитаза двадцать раз на дню — скучноватое занятие. — Она хотела бы, чтобы ты помогал ей с готовкой, вынимал из посудомойки тарелки, выносил мусор…

— Да я не возражаю, говорю тебе. В конце концов, это дает мне шанс чему-нибудь научиться.

— Тогда в чем же проблема? Если не в том, что она отказывается печь печенье, пришивать пуговицы и разгуливать по дому в целлофане?

— А она и разгуливает. Но делает это чертовски неуместно и слишком часто. — Алан покраснел. — В прошлую пятницу, когда я открыл дверь… Слава Богу, что дети не увидели ее в таком виде. Она ждала меня в холле, и на ней не было ничего, кроме…

— Избавь меня от деталей. Надеюсь, ты успел захлопнуть дверь.

— Конечно, я так и сделал. И попросил ее одеться, прежде чем снова открыть дверь. Она сказала, что забыла о том, что должны прийти дети, но не видела причин, чтобы что-то надеть. Она предложила мне усадить их перед телевизором, а самим тем временем подняться наверх и… Ну, ты понимаешь.

Да, Лаура понимала. Алан еще в августе хвастался сексуальной ненасытностью Каролины, тогда Лаура еще пыталась с ней соперничать. Но та была гениальной обольстительницей, обладала волшебным ртом и чарующей татуировкой на теле — словом, любовница-Микеланджело, да и только. С тех пор Лаура стала чувствовать себя неполноценной.

— Да, — Лаура надломила печенье. — Надеюсь, ты отказался.

— Черт подери, само собой! — Он явно был раздражен. — Так она же еще и взъелась на меня, представляешь? Сказала, что я слюнтяй. И зануда.

— Давай разберемся. Ты несчастен, потому что она так жаждет твоего тела, что не может дождаться минуты, чтобы его ублажить? — Это не было полной бессмыслицей. У Алана были густые темные волосы, сексуальный взгляд и стройная фигура. — По-моему, на это не стоит сетовать.

— Да ты послушай. Где-то месяц назад она вдруг решила, что мы должны вместе провести выходные. И сообщила мне об этом в десять утра в субботу. Но дети уже были у нас, а брать их с собой она не желала. И предложила мне скинуть их какой-то тетке, которую я в глаза не видел. Естественно, я отказался. Но она все равно уехала, с одной своей подружкой. А я остался дома с детьми.

— Хм. Сит что-то рассказывал мне об этом случае. Он сказал, что это была внезапная деловая поездка.

— Потому что так я им объяснил ее отсутствие. Я не хотел, чтобы они чувствовали себя лишними, или что мешают мне делать то, что я хочу. — Алан сгорбился. — Я слишком редко вижусь с детьми. Я не собирался жертвовать выходными вместе с ними, когда мы с Каролиной можем развлечься где угодно в любое другое время. Но она не согласилась Она сказала, что я ставлю их на первое место, что я смешон, причем гораздо больше, чем обычно. В течение шести месяцев она уговаривала меня бросить тебя, а теперь заявила, что уж лучше бы я оставался с тобой и своими детьми.

Сотни раз Лауре доводилось слышать истории об отцах, ушедших из семей, и финал, как правило, был один и тот же. Отец находит другую женщину, и дети повисают между родителями, получая короткую передышку перед окончательным разрывом. Материальная помощь начинает приходить с опозданием, визиты постепенно сходят на нет. Алан всегда был не таким, как все, и Лауру это радовало. Даже сейчас, когда она знала, какую цену ему пришлось заплатить.

Она заглянула ему в лицо, впервые за эти месяцы почувствовав возникшую между ними близость.

— Значит, вот в чем проблема? Она ревнует тебя, потому что из-за них ты обделяешь ее своим вниманием?

Алан кивнул.

— Я и представить не мог, что она такая эгоцентристка. Чуть что не по ней, сразу надуется. Или устроит скандал. Или ускачет неизвестно куда. Она утверждает, что дети невыносимы, что я их слишком балую. И ни капли понимания, как все это тяжело им далось. И мне, и тебе.

— А если бы она понимала? И лучше бы относилась к детям? Ты бы сидел сейчас рядом со мной?

— Может и нет, но черта с два она изменится. — Он вздохнул. — Это непостижимо, Лори. Она толкует о нашем с ней будущем ребенке, но все это сумасшедшие романтические бредни, не имеющие никакого отношения к реальности. Она просто хочет быть в центре внимания: чтобы все интересовались ее беременностью, восхищались новорожденным. И ее особняком… А это всего лишь особняк. А дома в нем нет. Не то что здесь. — Он приблизился к ней. — Черт возьми, какой же я идиот, что ушел от тебя!

Алан обнял ее, его рука стала ласкать ее грудь так, как ей это нравилось. Она не оттолкнула его, но и не сделала попытки освободиться. В постели он был неотразим. Она любила заниматься с ним любовью до того, как на горизонте возникла Каролина; это был хороший секс в сочетании с эмоциональной близостью, которого ей очень недоставало.

Он расстегнул ее платье. Эго длилось чертовски долго, и он был чертовски хорош… В этом ведь нет ничего предосудительного, думала Лаура. Прощальное падение, в память о прошедшей любви.

И тем не менее это пробуждало в ней чувства, которые она старалась подавить. Поколебавшись, Лаура оттолкнула его руку.

Он расстегнул застежку бюстгальтера.

— Но почему, лапулька? Я не вернусь к Каролине. Все кончено.

— Ты хотя бы помнишь, сколько раз я слышала эти заверения?

Он продолжал ласкать ее.

— Нет. Я и не считал. По это — последний раз. Клянусь.

— Но ведь ничего не изменится. — Однако он сумел возбудить ее, и довольно сильно. — Когда ты входил ко мне, у тебя и в мыслях не было оставаться. А стоит тебе опять переступить порог, и ты…

— А кто собирается переступать порог? Прежде чем разобраться в своих желаниях, мне было необходимо поговорить. Обсудить ситуацию, вот и все.

Лаура покачала головой.

— Не лги хотя бы самому себе. Если бы не дети, у тебя с Каролиной все бы утряслось. Ты это и сам понимаешь. И перестань меня заводить.

Он убрал руку.

— Ладно. Но я обожаю твою грудь. У нее была прекрасная форма, когда тебе было восемнадцать. С тех пор ничего не изменилось. А помнишь, когда ты кормила грудью, у тебя трескались соски, а я их мазал лекарством?

Она помнила. Он был нежным и игривым, и они часто заканчивали лечебную процедуру в постели. В те дни он бывал так нежен, и так неистов.

— Что касается Каролины…

— Ладно. Может, я еще чуть-чуть и побуду у нее, но совсем недолго. Это не может продолжаться, и дело тут совсем не в детях. Я не люблю ее. Я виню себя за то, что сделал, потому что просто-напросто искал приключений, но она слишком холодна. Слишком эгоистична.

— Зато хороша в постели. Это снова вернет тебя к ней.

— Почему? Ты ничуть не хуже. — Он придвинулся ближе. — Я хочу приходить домой, Лори. Вся моя жизнь в этом доме. В тебе. В детях. Пожалуйста. Дай мне еще один шанс.

Лаура немного расслабилась. В конце концов он прозрел и увидел Каролину в истинном свете.

— Не знаю, Алан. Ты просто поругался с Каролиной, и сразу примчался ко мне.

— Потому что ты — единственная женщина, которая нужна мне в этой жизни. Мы с Каролиной ругались сотни раз, но ведь я не приходил к тебе. На этот раз все по-другому. Я окончательно с ней порвал. Все кончено, Лори.

Она совсем размякла.

— Даже если и так, мы не можем просто жить, как раньше. У нас было столько проблем.

— Я знаю. Я сделаю все, что захочешь. Что угодно, лишь бы быть с тобой и детьми. Ну, давай же, родная. — Он положил ее руку на ремень. — Я по-прежнему люблю тебя. Ты же знаешь.

Он нажимал на нужные кнопки, физические и эмоциональные. Может, они и вправду смогут начать все сначала. И все пойдет как по маслу. И снова будет семья.

Она разомкнула ремень, расстегнула слаксы, и ее рука скользнула ему в пах. Он был во всеоружии. Это послужило хорошим подтверждением его словам. Летом ей приходилось из кожи вон лезть, чтобы пробудить в нем хоть каплю сексуального интереса.

Он поцеловал ее, страстно, поцелуем, которым одаривал ее в те дни, когда зарождалась их любовь. Через несколько минут он пробормотал, что неплохо было бы перебраться в спальню. Дети спали, но случалось, что посреди ночи они наведывались к родителям. Поэтому дверь нужно было запереть.

Она уже забыла те времена, когда они раздевали друг друга, но сейчас они с удовольствием сделали это и оказались в постели. Он накрыл ее своим телом, скользя губами по груди, руками поглаживая живот. Он возбуждал ее неторопливо, искусно, заставляя забыть обо всем на свете, кроме наслаждения.

Наконец он вошел в нее и начал медленные толчки. Ее оргазм был долгим и насыщенным. О более ярких ощущениях в постели трудно было и мечтать. Но потом…

Потом должны были проснуться нежность, и любовь, и чувство возрожденной близости. Но ничего не просыпалось. И эта пустота смущала и слегка пугала.

Алан снова начал двигаться. Сам он еще не кончил. Она старалась ускорить развязку его любимыми ласками. Ей хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее. Он продолжал подпрыгивать на ней, все быстрее, все судорожнее… и безрезультатно. Они оба задыхались от напряжения.

Лаура не могла понять, что ему мешает, что задерживает. В конце концов, инициатива принадлежала ему, а не ей. Хотя надо было учитывать, что эти месяцы он жил активной сексуальной жизнью, последний раз был с женщиной, возможно, не далее чем прошлой ночью. Не то что она.

Наконец он кончил, перевернулся на спину и притянул ее к себе. Похоже, он был удовлетворен и счастлив. По его мнению, все прошло как нельзя лучше.

Она лежала, положив голову ему на плечо, задыхаясь от запаха его потного тела, чувствуя себя использованной в чужих интересах, оскорбленной. Он не хотел ее, а если и хотел, то далеко не так сильно, как хотела его она, и это обстоятельство унижало ее достоинство.

— Ты долго не мог кончить, — заметила она. — Ты спал вчера с Каролиной?

— Нет. Я бы не пришел к тебе сегодня, если бы это было так, — ответил Алан извиняющимся тоном. — Но в любом случае, со мной такого не случалось.

— Да, верно. Так в чем же дело? В моем теле? Оно проигрывает в сравнении?

Каролина представляла собой белокурую богиню, была на четыре года моложе Лауры, на голову выше и несравненно стройнее и элегантнее. Правда, она была плосковата, вернее, о ее бедрах и груди ровным счетом было нечего и сказать, но похоже, Алану это даже нравилось.

— Нет. Дело не в тебе, — ответил он. — Я не мог сосредоточиться. У меня голова забита совсем другим.

— Мы не занимались любовью с августа, Алан. И я надеялась, что хотя бы полчаса ты мог бы думать только обо мне.