– Какой-то вопрос насчет проекта, но он сказал, что это не так уж важно. Наверное, сегодня узнаешь. – Затем она добавляет: – Мне нравится Дуайт.

– Мне тоже, – тихо отвечаю я. – Он хороший парень.

– Но Брайс тоже очень хороший.

Ее слова заставляют меня нахмуриться. Почему мне кажется, что мама их сравнивает? И почему, почему, почему это вызывает у меня такое ужасное чувство… как будто я сделала что-то не так?

– Да, – медленно и осторожно соглашаюсь я. – Он замечательный. По-настоящему замечательный. Даже чудесный.

Мама молча кивает, а потом улыбается мне. То ли я еще плохо соображаю, то ли она выпила слишком много кофе, но ее внезапные перемены настроения мне непонятны.

– Я так рада за тебя, Дайс. Нашла друзей, взялась за учебу… появился парень…

Я вынуждена улыбнуться, потому что мама очень счастлива – ее дочь больше не отвергнутая всеми неудачница. Я больше не Толстуха Мэдди. Я просто Мэдисон. И это приятно.

Мама подбрасывает меня в школу. Я прихожу рано, как обычно. Несколько подростков бродят по лужайке перед зданием, и несколько учителей неторопливо идут внутрь.

В воскресенье я сделала домашнее задание по английскому, а вечером пришел Брайс, и мы пошли на пляж. Просто сидели на песке, целовались и разговаривали. Я отдаю себе отчет в том, что мы с Брайсом за весь период наших отношений так и не разговаривали на какие-нибудь глубокие и важные темы. Но, честно говоря, мое прошлое – закрытая книга, поэтому я избегаю говорить о себе. Брайс любит поговорить о футболе. Я в этом не разбираюсь, но мне нравится слушать его – он воодушевляется и обычно смешит меня историями о футбольных матчах. Но в основном, оставшись вместе, мы целуемся. Не то чтобы я возражала, вовсе нет.

Я подхожу к нашей излюбленной скамейке для пикника и сажусь, воткнув в уши наушники. Кладу руки на стол и опускаю на них голову. Не стоило переписываться с Брайсом до часу ночи. Теперь я засыпаю на ходу.

Наверное, я уснула – не знаю. Сажусь и протираю глаза, обнаружив, что рядом со мной внезапно появился Брайс, который разговаривает с Адамом и Рики.

– Привет, соня.

– Который… который час? – спрашиваю я, вынимая один из наушников из уха.

– Осталось несколько минут до звонка на урок, – отвечает Рики. – Мы пришли, а ты в отключке.

– Почему ты такая уставшая? – интересуется Брайс. – С тобой все в порядке?

– Да, конечно, – говорю я. Снова начинаю протирать глаза, но вовремя вспоминаю, что могу размазать тушь. – Просто не выспалась из-за тебя.

После небольшой паузы Адам фыркает от смеха, а Рики говорит:

– Не выспалась из-за тебя, да, Брайс?

– Не в этом смысле! – краснею я.

Брайс смеется – не над словами парней, а над моей реакцией. Он заглядывает мне в глаза и проводит кончиком пальца по моей пылающей щеке.

Я отворачиваюсь, и тут раздается звонок; все люди на лужайке приходят в движение, спеша на урок.

– Мы просто пошутили, Мэдисон, не переживай, – с усмешкой убеждает меня Рики, пока я устало ковыляю к зданию. – Все знают: ты милая невинная маленькая девственница.

– М-м, – только и приходит мне на ум.

А потом кто-то кричит в коридоре Брайсу, что тренер срочно вызывает его к себе, поэтому он быстро целует меня, и я иду в класс.


Я добираюсь до кабинета живописи; через некоторое время мне удается проснуться достаточно, чтобы нормально поговорить с Картером.

– Как продвигается проект? – спрашивает он. – По физике?

Я пожимаю плечами.

– По-моему, нормально. Мы только приступили. Все не так ужасно, как я ожидала.

Картер приподнимает полторы брови.

– Не так уж ужасно работать над проектом или работать с Дуайтом?

– Дуайт замечательный, – смеюсь я. – Речь шла о проекте.

– А-а.

– Что ты рисуешь? – Я указываю своей испачканной в зеленой краске кистью на его полотно, где красуется неровная сине-черная клякса.

– Голубику, – деловито сообщает он мне. – Применяй свое художественное воображение, ради всего святого.

Я не могу понять, то ли Картер говорит серьезно и это действительно голубика, то ли он просто шутит. С ним никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Но в любом случае я смеюсь, качаю головой и поворачиваюсь к своему мольберту.

– А как ты потерял половину брови?

– Мы играли в «Правду или вызов». У меня был выбор либо пробежать голышом по пляжу, либо сбрить брови. А в тот вечер на пляже было много народу. Нас прервали раньше, чем я успел закончить.

Я смеюсь. Это уже седьмая история, которую мне довелось услышать. Не знаю, рассказал сейчас Картер правду или нет, но всегда интересно, что он выдумает в следующий раз.

Остаток дня пролетает незаметно, и понедельник сменяется вторником, который сменяется средой, которая сменяется четвергом…

Неделя пролетает, прежде чем я успеваю это осознать.

И каким-то образом мне удается записаться в команду по легкой атлетике. По словам тренера, они тренируются каждый четверг в обеденное время, и это меня вполне устраивает. Девчонки по-прежнему считают, что мне следовало пойти в группу поддержки, – Тиффани даже вздохнула: «Но тебе было бы так весело в нашей команде! Девушки из легкоатлетической команды такие скучные».


– Пора собираться, – говорю я в субботу днем, проверив время на своем мобильном, и поднимаюсь с дивана, на котором делала домашнее задание по истории.

– Идешь гулять с Брайсом? – интересуется мама.

– У него какая-то встреча с парнями, – качаю я головой. – Помнишь, я же тебе говорила? Дуайт пригласил меня к себе домой поработать над проектом.

– Ну, тогда хорошо. – Она широко улыбается. – Тебя подвезти?

– Да, конечно.

– Переодевайся, бери вещи, и поедем.

И я переодеваюсь в свои любимые узкие джинсы ярко-синего цвета и надеваю простую белую майку. Не слишком нарядно – но и не хочется идти к Дуайту в спортивных штанах и старой рубашке, на которой остались пятна краски с тех пор, как я красила в ней свою спальню. Бросаю ноутбук и книги в рюкзак и в последнюю секунду хватаю айпод, поскольку не могу уйти без него, даже если уверена, что в компании Дуайта он мне не понадобится.

Дом Дуайта не так уж трудно найти – два поворота налево, один направо, а затем прямо до конца. Сообщаю маме: обратно дойду сама.

– Хорошо, – соглашается она. – Но если задержишься позже десяти вечера, обязательно позвони мне, и мы с папой тебя заберем. Не хочу, чтобы ты возвращалась одна в темноте.

– Конечно, мам. – Она смотрит на меня так, что я, не скрывая раздражения, говорю: – Клянусь позвонить, если задержусь позже десяти.

Потом я захлопываю дверцу машины и, обернувшись, прощаюсь, а затем шагаю к дому Дуайта.

Он немного больше моего, но даже снаружи выглядит уютно. Окна комнаты, расположенной со стороны крыльца, открыты, и мягкие голубые занавески колышутся на ветру. Лужайка перед домом истоптана, словно на ней часто играют. В траве лежат красный мяч и потрепанная синяя веревка, похожая на собачью игрушку. Сверяюсь с ржавым латунным номером на стене рядом с входной дверью: 16. Это точно его дом.

Делаю глубокий вдох. Не знаю, почему я вдруг так разнервничалась. Подтягиваю рюкзак повыше на плечо. Пальцами тереблю наушник, свисающий из переднего кармана. Но в конце концов поднимаю руку и звоню в дверь. Слышно, как звук разносится по всему дому, сопровождаемый громким лаем. Через пару секунд возни дверь распахивается. Слегка запыхавшийся Дуайт едва выглядывает из-за нее.

– Входи, – приглашает он, пытаясь восстановить дыхание. Снова раздается лай, и он исчезает за дверью. Наверное, чтобы придержать собаку.

Я проскальзываю внутрь и закрываю дверь.

Когда я поворачиваюсь к Дуайту, он кричит: «Геллман!», – а потом что-то очень большое, очень тяжелое и очень пушистое прижимает меня к стене. Взвизгиваю от неожиданности.

– Прости, – поспешно произносит Дуайт.

– Ничего, все в порядке, – уверяю я, пытаюсь отвернуть лицо от огромного розового языка и смеюсь, когда ничего не выходит и собаке удается лизнуть меня в подбородок. Но Дуайт делает шаг вперед, хватает пса за ошейник и оттаскивает.

Теперь у меня появляется возможность рассмотреть питомца. Это какая-то помесь лабрадора или ретривера, хотя с кем именно его скрестили, не понятно. Но собака похожа на гору шелковистой, мягкой, лохматой светлой шерсти с большими темными глазами и высунутым языком. Я опускаю рюкзак на пол и присаживаюсь перед ней на корточки; ее глаза оказались на одном уровне с моими, настолько она огромная. Или, может, это я такая маленькая.

Глажу пса по голове и чешу за ушами. Он снова лает, довольный таким вниманием.

– Как зовут зверя? – спрашиваю с улыбкой.

– Геллман. Геллман-Цвейг, если быть точным. В честь Марри Гелл-Мана и Джорджа Цвейга.

Я выразительно смотрю на Дуайта, сообщая тем самым, что понятия не имею, кто эти люди.

– Они ученые, – объясняет он. – В сущности, они оба открыли существование кварков.

– Чего?

– Кварков. Крошечных частиц, из которых состоят адроны. Адроны – это протоны и нейтроны.

– Кхм. Ясно.

– Ты понятия не имеешь, о чем я говорю, не так ли?

– Не-а. – Я делаю ударение на «а», и мы оба смеемся.

– Сразу видно, что я всегда был помешан на физике. – Дуайт смеется и потирает затылок, как будто ему неловко. – Мы взяли Геллмана, когда мне было четырнадцать. Синтия – это моя сестра – хотела назвать его Пушистиком. Пушистик. Из всех существующих кличек она выбрала Пушистика. – Он качает головой. – Я сказал ей, что, если она хочет назвать питомца так, пусть заведет хомяка. Ладно, пойдем заниматься?

– Не могу, – весело признаюсь я. Геллман снова ворчит, требуя внимания. Затем облизывает мне пальцы.

– Выгоню его ненадолго на задний двор, – сообщает Дуайт. – Обычно он не радуется так сильно. Прости. Наверное, это потому что раньше он не был знаком с тобой.

– Все в порядке, – честно признаюсь я. – Я люблю собак.

Тем не менее он оттаскивает Геллмана дальше по коридору. Я снимаю туфли и аккуратно ставлю их у двери, а затем снова беру рюкзак.

– Хочешь что-нибудь выпить? Съесть? – по возвращении предлагает Дуайт.

Я собираюсь из вежливости отказаться, но передумываю. Мне хочется пить, поэтому черт с ней, с вежливостью.

– Стакан воды не помешает? – Это прозвучало как вопрос.

– Без проблем. Ты уверена, что не хочешь содовой или чего-нибудь еще? Латте? Я знаю, ты к нему неравнодушна.

– Мне хватит и воды, – смеюсь я.

Он пожимает плечами и улыбается мне своей удивительно заразительной улыбкой.

– Хорошо. Ну, чувствуй себя как дома… – Дуайт показывает на приоткрытую дверь в комнату и исчезает в кухне.

Гостиная – длинная и прямоугольная. С одной стороны – открытое окно с синими занавесками, колышущимися на ветру. У стены напротив меня стоит большой телевизор с подключенной к нему игровой приставкой; прямо перед ним – длинный потертый коричневый кожаный диван с креслом, футоном и кушеткой из того же гарнитура, расположенными так, чтобы удобно разместить группу людей перед экраном.

С той стороны, где расположено окно, находятся письменный стол с компьютером и книжная полка, заставленная всевозможными книгами. Подхожу к ней и обнаруживаю обилие книг по физике (что меня не удивляет), женскую прозу и любовные романы, Джейн Остин, прочих классиков и серию довольно зачитанных на вид книг о Гарри Поттере. Я улыбаюсь, разглядывая книги. Некоторые выглядят так, словно с ними бережно обращались, а другие – такими излюбленными, словно их брали в руки и читали снова, и снова, и снова.

Опять поворачиваюсь к диванам. Посередине стоит кофейный столик, на нем разложены учебники Дуайта, тетрадь и ноутбук. Сажусь на самый большой диван и начинаю медленно и методично выкладывать все из рюкзака.

Дуайт входит через дверь в дальнем конце комнаты, ставит на стол банку содовой, стакан воды и кладет огромный пакет чипсов.

– Как провел выходные? – завязываю я разговор, пока мой ноутбук загружается.

Он пожимает плечами, но улыбается.

– Нормально. Успел даже позаниматься серфингом после рабочей смены.

– Круто. – И добавляю, не подумав: – Придется тебе и меня как-нибудь взять с собой. Я не позволю тебе забыть об обещании.

– Знаю, возьму, – ухмыляется он. – Просто… то есть мне казалось, ты, наверное, почти все время сейчас проводишь с Брайсом…