— Но почему? — Прю сразу насторожилась. — Что-нибудь не так, папа? Ты заболел?

При виде ее нахмурившегося лица Томас только усмехнулся:

— Нет. Я просто подумал, тебе захочется показать мне, чему научил тебя Шапель.

Прю побледнела:

— Так ты знал?

На его любящем лице отразилось веселье.

— Я же твой отец. И это мой автомобиль. Конечно, я знал обо всем. Кроме того, Шапель попросил у меня разрешения, прежде чем начал давать тебе уроки. Видишь ли, этот молодой человек должным образом воспитан и не станет действовать окольными путями.

Прю закатила глаза:

— Ну, во-первых, он не так уж молод. Он старше, чем ты, я и девочки, вместе взятые. А во-вторых, не стоит делать из него святого только потому, что он попросил у тебя разрешения поводить твой драгоценный «даймлер».

Радостное выражение исчезло с лица Томаса.

— Он спас жизнь всем нам, а тебе — даже дважды. Поэтому в моих глазах он волен делать все, что захочет.

Прю даже приподняла брови от изумления. Смысл слов отца поразил ее больше, чем его резкий тон. Все, что захочет?

Прю взяла отца под руку:

— А тебя не заботит, что он не человек, папа?

Они не спеша прогуливались по дому.

— Как ни странно, нет, — ответил Томас. — Возможно, я еще не до конца проникся этим, хотя видел собственными глазами, на какие проделки он способен. Но ведь он так много сделал для нашей семьи. В особенности для тебя.

Прю резко подняла голову:

— Для меня?

На лице Томаса снова появилась улыбка. Отец выглядел таким молодым и красивым, когда улыбался, — совсем как портрет Девлина Райленда, висевший в главном вестибюле.

— Он спас тебя.

— Да, два раза. Ты уже говорил. — Прю не хотела показаться резкой, однако до сих пор не понимала, к чему он клонит.

— Не только физически. Я думаю, он спас тебя и эмоционально.

Прю хотела было воздеть глаза к небу, но какая-то часть ее сознания понимала, что отец был прав. Вместо этого она улыбнулась:

— Неужели ты сделался философом, папа?

— Пока не появился Шапель, ты думала только о поисках Грааля.

— Да, но теперь мы оба знаем, что все напрасно, не так ли?

В глубине души Прю до сих пор надеялась отыскать Грааль. Мечта, пусть и безнадежная, все же остается мечтой.

— Теперь ты проводишь больше времени с семьей. И твои сестры получают бездну удовольствия от ваших обычных встреч за ленчем.

Неужели? Они ничего ей не говорили, но, впрочем, в этом и не было нужды.

— Мне это тоже доставляет удовольствие.

Однако Томас еще не закончил:

— Кроме того, ты стала чаще улыбаться и вести себя гораздо непринужденнее.

— Возможно, я просто смирилась со своей участью и хочу использовать оставшееся время наилучшим образом.

Это было самым честным признанием, какое Прю когда-либо делала. Пусть судьба и оказалась к ней жестока, оставалось только смириться с этим.

Ее слова, по-видимому, потрясли Томаса так, что Прю тут же захотелось взять их обратно.

— Возможно. А возможно, ты просто влюблена.

То, что ее отец мог так легко заглянуть к ней в душу, поразило Прю. Неужели ее чувства так заметны? Кто еще, кроме Томаса, знал об этом? Сестры почти наверняка обо всем догадались. А Шапель?

О Боже, только не это. Умоляю, не дай ему узнать. Меньше всего Прю хотела, чтобы Шапель догадался о ее чувствах. Она уже знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он тотчас начнет терзаться угрызениями совести. Он не должен сожалеть о ней в течение последующих шести веков, как это случилось с Мари. Прю не хотела, чтобы в будущем какая-нибудь женщина назвала бы ее дурочкой, как она Мари. Ей вообще не хотелось, чтобы в жизни Шапеля появилась другая женщина.

— Он любит тебя? — спросил отец, когда молчание затянулось.

— Скажи это сам. Ты ведь, кажется, разбираешься в моих чувствах лучше меня самой. Возможно, ты сможешь с тем же успехом разобраться и в чувствах Шапеля.

Прю пыталась изобразить сарказм, но крайне неудачно.

— Я бы рискнул высказать догадку, что он испытывает к тебе те же чувства, хотя вряд ли я могу быть беспристрастным в таких вопросах. Мне трудно представить, чтобы кто-то относился к тебе иначе, нежели с любовью, хотя порой ты и задаешь всем жару.

Склонившись к отцу, Прю тепло пожала ему руку и на миг приникла головой к его плечу. Кажется, она вот-вот расплачется.

— Я солгала, папа. Я утверждала, будто смирилась со своей судьбой, но это неправда, вернее, не совсем правда. Я еще не готова умереть.

— Дорогая моя девочка, я тем более не готов тебя потерять. Если бы Бог мне позволил, я бы тут же поменялся с тобой местами.

Слова Томаса разбивали ей сердце.

— Нет, он не позволит. Да и я тоже.

Когда они вышли из дома, «даймлер» уже ждал их на подъездной аллее. Отец остановился в нескольких футах от автомобиля, рядом с которым стоял лакей, готовый им помочь, и обернулся к Прю:

— Я ничего не знаю о таких вещах, но Кэролайн… твоя сестра, судя по всему, думает, будто Шапель способен тебя исцелить. Это правда?

Сколько надежды было в его голосе. И сколько грусти. Слезы обжигали Прю глаза, застилая взор.

— Да, но это означает превратить меня в вампира, папа. Я уже больше не буду человеком.

Однако это, похоже, совсем не беспокоило Томаса.

— Да, знаю. Но все же смею предположить, что преимущества от такой перемены перевешивают.

Прю вздохнула. Ей всегда было неприятно объяснять родным истинное положение вещей, расстраивая их еще больше.

— Шапель считает себя чудовищем. Он скорее умрет, чем сделает меня подобной себе.

— Чудовищем? — Томас был явно разгневан. — Но ведь он же вел себя как настоящий герой!

Это с какой стороны посмотреть.

— Только не в своих собственных глазах.

Отец нахмурился:

— Чепуха!

Прю пожала плечами, словно пытаясь стряхнуть обиду. Какая-то крохотная частица существа Прю хотела верить, что она значит для Шапеля так много, что он отбросит свои убеждения и изменит ее и они смогут остаться вместе навсегда, потому что он не мыслит жизни без нее.

Однако, судя по всему, эта крохотная частица заблуждалась. Прю не значила для него достаточно, чтобы он отказался от своих убеждений. Кроме того, Шапель не мог понять, насколько нелепыми были эти убеждения. Он был упрям, как все мужчины, и готов отказаться от будущего рядом с Прю только потому, что считал себя монстром.

— Мне непременно следует поговорить с этим молодым человеком, — заявил отец, надменно выпятив подбородок.

— Папа, нет! — Прю нисколько не заботило, что в ту минуту она больше всего напоминала капризного ребенка. Она бы надула губы и топнула ногой, если бы это помогло. — Ты не можешь заставить его передумать.

Лицо отца выражало твердую решимость.

— Но я могу попробовать.

Прежде чем Прю успела продолжить спор, Томас подвел ее к сиденью шофера в «даймлере», чтобы лакей открыл перед ней дверь. Едва ли можно было обсуждать подобные темы в присутствии слуги, поэтому пришлось молчать до тех пор, пока автомобиль не покатил по подъездной аллее. Впрочем, и тогда отец не стал и дальше обсуждать этот вопрос, посоветовав Прю сосредоточиться на дороге. Так она и сделала — вернее, постаралась. По правде говоря, прошло совсем немного времени, прежде чем все мысли об этом разговоре отошли в ее сознании на второй план. Вождение давало Прю ни с чем не сравнимое чувство свободы! Даже Томас похвалил ее. Где уж тут думать о чем-то другом?

Однако Прю вспомнила об обещании отца час спустя, когда они вернулись домой. Впрочем, это едва ли имело значение, так как почти сразу же после их возвращения к Томасу прибыли гости. Поэтому Прю волей-неволей пришлось подождать, прежде чем взять с него обещание не говорить с Шапелем. Оставалось лишь надеяться, что за это время отец не решит взять дело в собственные руки.

Самое малое, что Прю могла сделать, — это предупредить Шапеля. Вряд ли ему придется по вкусу, что Томас Райленд сует свой нос в вещи, в которых ничего не понимает. Впрочем, Прю тоже в них ничего не понимала, а ведь она любила этого человека. Она не понимала, почему такой храбрый, чудесный и заботливый человек считает себя недостойным.

Зачем Шапелю понадобилось выставлять себя злодеем? Может быть, дело во времени его рождения? Кроме того, церковь была и до сих пор оставалась важной частью его жизни, а ведь именно церковь объявила его чудовищем.

Вполне возможно, в этом мире и существовали чудовища, однако Прю никак не могла поверить, что Шапель принадлежал к их числу.

Приподняв юбки бледно-зеленого утреннего платья, чтобы не оступиться, Прю поспешила вверх по лестнице. Ей просто необходимо было увидеть Шапеля. Взглянуть ему в лицо, почувствовать его прикосновение. Еще до того, как она умрет, нужно найти какой-нибудь способ доказать ему, что он был гораздо лучше, чем думал. Мысль о том, что ее не станет, а он по-прежнему будет считать себя злодеем, внезапно показалась Прю невыносимой.

Коридор был пустым и погруженным в полумрак. Кроме Шапеля, в этом крыле усадьбы никто не проживал, поэтому ради него там намеренно поддерживали днем темноту — на всякий случай. Если слуги и находили их гостя странным, то предпочитали хранить молчание. Возможно, они, как и отец Прю, готовы были на многое закрыть глаза, помня, что именно Шапель фактически в одиночку спас их всех от неминуемой смерти.

Прю не спеша приоткрыла дверь и прищурилась, когда та чуть слышно скрипнула. Придется попросить лакея смазать петли. Они не могли допустить, чтобы дверь скрипела, когда кто-нибудь из них вздумает ночью тайком бродить по дому.

В комнате было очень темно. Прю тотчас нырнула туда, надеясь, что ее никто не заметил. Когда она увидела спящего Шапеля, то сначала решила, что ее меры предосторожности оказались напрасными. Он зарылся в одеяла, словно кролик в норе. Только огромный, красивый и смелый.

Прю на цыпочках подошла к кровати. Зачем понадобилось соблюдать тишину, когда она собиралась разбудить Шапеля, Прю не имела ни малейшего понятия.

Она как раз протянула к нему руку, когда Шапель вскочил с приглушенным рычанием и диким оскалом на лице.

— Шапель! — Сердце Прю так и подскочило от ужаса. Она отпрянула и упала, больно ударившись крестцом.

Следовало быть осмотрительнее и не тревожить его. Разве он не предупредил всех домочадцев, чтобы те ни в коем случае не пытались его будить? Почему Прю решила, что для нее он сделает исключение?

К счастью, Шапель не убил ее. Напротив, заметно успокоился. Он сидел на постели, обнаженный и растрепанный, уставившись на нее, как на сумасшедшую, что, конечно же, было справедливо. Затем он провел рукой по взъерошенным волосам.

— Прю, с тобой все в порядке?

Все ли? Сердце готово было выскочить из груди, но в остальном она осталась невредимой.

— Да.

Наверное, следовало ответить «нет». Тогда Шапель не стал бы смотреть на нее с таким хмурым видом. По крайней мере показалось, что он хмурится. В темноте можно было различить черты его лица.

— О чем ты думала, черт побери?

Так быстро, как только позволяли дрожащие конечности, Прю расправила юбки и поднялась на ноги.

— Судя по всему, ни о чем.

— Я мог убить тебя.

— Но не убил же.

Однако огорченное выражение не исчезло с лица Шапеля.

— Нет, каким-то образом я вовремя сообразил, что это ты. Слава Богу!

Слезы подступили к глазам Прю. Боже правый, еще немного, и она превратится в плаксу.

— Я просто хотела побыть с тобой.

Он протянул к ней руки:

— Иди сюда.

Шапель приподнял одеяла, и Прю скользнула под них, прижавшись к его прекрасной наготе.

Его руки поглаживали ей спину.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. — Прю уткнулась в теплую волосатую грудь Шапеля. Она могла оставаться в такой позе целую вечность, чтобы черпать утешение в его тепле.

— Ты действительно не побоялась рискнуть, лишь бы быть рядом со мной?

Она крепче обвила его руками. Шапеля почему-то удивили ее слова.

— Да. — Прю скажет ему об отце позже, а сейчас хотелось просто быть с ним, наслаждаться его близостью. Рядом с Шапелем Прю чувствовала себя такой живой, такой смелой и вместе с тем надежно защищенной от любых опасностей.

— Шапель?

Он поцеловал ее в лоб:

— Что, моя маленькая?

Судя по голосу, его опять клонило в сон, и Прю тут же это почувствовала.

— Так, ничего. Спи спокойно.

Она не собиралась признаваться, что любит его.

По крайней мере сейчас.


— Прюденс сегодня взяла меня с собой на прогулку в автомобиле.