Мы молчали, пока шли мимо могильных камней, и я старалась не думать о похоронах Дебби, о том, как Эрик обвинил меня в ее смерти перед всей процессией, но не получалось. Она тоже была погребена здесь, но по другую сторону от главной дороги.

Говорят, что кладбища навевают покой, но эта неподвижность – полное отсутствие жизни – всегда пугала меня. Хотя сегодня все было иначе. Когда мы подошли к старому дубу, я не вспоминала «Ночь живых мертвецов»[39] и не думала о том, что у нас под ногами трупы.

Я думала только о Джейсе и о том, как это трудно для него.

Когда он вдруг остановился, я поняла, что мы у могилы Кари. Проследив за его взглядом, я еле слышно вздохнула.

Надгробие было сделано из полированного серого мрамора с могильным камнем в форме сердца. На нем был выгравирован молящийся ангел, а под коленопреклоненной фигуркой выбито имя: Кари Энн Тинсмен. Даты рождения и смерти, несправедливо близкие друг к другу.

Это она. Ни лица. Ни тела. Вся ее жизнь уместилась в каллиграфической надписи под датами: Любящей сестре, дочери и матери, уснувшей в объятиях ангелов.

Матери.

Ком подступил к горлу. Кари так и не удалось побыть матерью. Черт возьми, ей вообще никем не удалось побыть.

Джейс медленно покачал головой, устремив взгляд на могилу. Я даже представить себе не могла, о чем он думает. Наверное, понемногу обо всем, что им пришлось пройти за их короткую совместную жизнь.

Многое из того, о чем Джейс говорил в прошлом, в эту минуту обретало смысл. Он убеждал меня, что самое прекрасное в жизни порой рождается из трагедии. Он знал это не понаслышке. Нежданная беременность подарила ему Джека, а трагическая смерть любимой подтолкнула его в нужном направлении.

Я могла бы сказать то же самое об утрате возможности танцевать. Я надеялась, что, обучая детей, смогу хоть как-то изменить мир, и не потому ли становятся учителями? Уж точно не из-за денег. Мотивация гораздо более глубокая и существенная. Учителя формируют будущее. Танцоры развлекают. И это не значит, что я уже никогда не стану частью этого мира. У меня появилась цель вернуть Эвери в студию, и, возможно, мне захочется воспитывать юных балерин.

А мне уже хотелось.

В этом, наверное, и кроется великий смысл смерти. Смерть всегда напоминает живым о том, что надо жить – жить настоящим и смотреть вперед, в будущее.

– Она действительно была… замечательная, – сказал он наконец, нарушая тишину.

В моей улыбке стояли слезы.

– Я в этом уверена.

Джейс долго смотрел на надгробный камень. В его руке дрожали лепестки красной пуансетии. Я сомневалась, что от холода.

– Она любила зиму и снег. – Он замолчал, и по его горлу пробежала волна, когда его взгляд устремился к небу. Белые хлопья падали тяжелыми заплатками. Его слова прозвучали искренне, когда он снова заговорил: – Думаю, это не просто совпадение.

Я наблюдала за большой снежинкой, которая, покружившись, успокоилась на изгибе мраморного сердца.

У Джейса вырвался глубокий судорожный вздох.

– Я думаю, у Джека это от нее. Любовь к зиме. Это его любимое время года. Может, из-за Рождества, конечно, но мне нравится думать, что это из-за нее.

Я сжала его руку.

– Зима – неплохое время года.

Уголок его губ приподнялся.

– Я – летний тип. – Джейс высвободил свою руку и шагнул вперед. Опустившись на колени, он положил красивые красные цветы в основание надгробия.

В молчании я смотрела, как он снимает шапку и склоняет голову, и не знаю, то ли он молился, то ли разговаривал с Кари. Как бы то ни было, у меня возникло такое чувство, будто я подслушиваю; это был такой интимный, печальный момент.

Смаргивая слезы, я остановила взгляд на дереве и тяжело сглотнула. Снег покрыл голые ветви, и они печально поникли под его опушкой.

Когда Джейс подошел ко мне, он уже был в шапке, а кончик его носа покраснел, как, наверное, и мой.

– Ты не возражаешь, если мы побудем еще немного? Я понимаю, ты замерзла, но можешь подождать…

– Я в порядке. – Даже если бы он захотел остаться здесь на месяц, я все равно бы не ушла. – Мы можем побыть здесь столько, сколько ты захочешь.

– Спасибо тебе. – Его спина уже не выглядела такой напряженной, когда он положил руку мне на плечи. Притянув меня к себе, укрывая от холода своим телом, он прижался щекой к моей макушке и вздохнул. – Спасибо, что ты здесь со мной.

* * *

Ферма Уинстедов превратилась в ослепительную зимнюю страну чудес.

Как будто Санту вырвало праздничным настроением, но в хорошем смысле. Разноцветные фонарики украшали изгороди вдоль подъездной аллеи. Амбар переливался красными, зелеными, синими огоньками, а фасад дома искрился, как гигантский квадратный дискошар.

Джейс хохотнул, увидев, как округлились мои глаза, и я улыбнулась, потому что он впервые рассмеялся с тех пор, как мы покинули кладбище.

– Мои старики немножко сходят с ума во время Рождества, особенно из-за Джека.

Немножко? У крыльца сидел надувной Санта-Клаус. На крыше разместились восемь пластмассовых оленей.[40] Рудольф, девятый и самый главный олень, числился пропавшим без вести. Пластиковый Санта с мешком подарков забрался на трубу.

Перед крыльцом высился гигантский снежный шар, тоже надувной. В больших окнах дома отражались огни наряженных елок. Мои родители придерживались одной цветовой гаммы в рождественском убранстве, но здешнее разноцветье мне нравилось гораздо больше. Было что-то особенно теплое в этом хаосе огней.

– Оставим подарки в джипе, – сказал он, когда мы вышли из машины. – Знаешь, Санта ведь еще не приехал.

Я усмехнулась.

– Санта на крыше, кажется, уже изрядно набрался.

Он поднял глаза и засмеялся, когда увидел на трубе шатающегося от ветра Санту.

– Это мой Санта.

Я задержалась у крыльца, отряхивая ботинки от налипшего снега.

– Ты уверен, что я здесь не лишняя?

Бросив на меня выразительный взгляд, он положил руки на мои плечи и опустил голову, так что наши глаза оказались на одном уровне.

– Конечно. Мама и отец очень рады, что ты встречаешь Рождество с нами, и они знают, что ты знаешь правду. – Он погладил меня по голове и заправил волосы за ухо. – Кажется, они больше меня радуются тому, что ты здесь.

Я засмеялась.

– Это потому, что я чертовски восхитительна.

– Что верно, то верно. – Джейс наклонил голову, и его теплое дыхание заиграло на моих губах. Я задрожала, и его губы изогнулись в улыбке. – Спасибо тебе за сегодняшний день. Правда. Мне не хватит слов, чтобы сказать, как я тебе благодарен. Думаю, я бы не смог это сделать без тебя.

Я поднялась на цыпочки и потерлась холодным носом о его нос.

– Ты обязательно сделал бы это, со мной или без меня, но мне приятно, что я здесь. Серьезно. – Мои перчатки остались в джипе, и я положила ладонь на его щеку, балдея от прикосновения легкой щетины. – Ты в порядке?

Его густые ресницы взлетели вверх.

– Знаешь, я не думал, что буду чувствовать себя иначе, но это так. Не могу сказать, что разница огромная, но сейчас мне спокойно. – Он накрыл ладонью мою ладонь, а другой рукой обхватил мой затылок. – Наверное, я должен поцеловать тебя в знак благодарности.

– Благодарности не надо, но поцелуй приму.

Он улыбнулся, и его губы скользнули по моим губам, а потом еще раз, поцелуем таким же мягким, как снежинки вокруг нас. Он нежно уговаривал мой рот раскрыться, поддразнивая его языком. Волна тепла прокатилась по моему телу, и я напряглась, когда его язык коснулся неба моего рта.

После такого благодарственного поцелуя я сама становилась должницей.

И Джейс… он не просто целовал. Он пробовал меня на вкус. Он смаковал. Его губы обещали удовольствие, а дразнящий язык сулил неземное блаженство. Этот парень мог бы вести мастер-класс по технике поцелуя. Он возвел поцелуй в ранг искусства, и я подтвердила это тихим стоном из самой глубины моего естества.

– Хватит, сынок. Кажется, я не учил тебя целовать красивую девушку на морозе. – Голос его отца прервал наш поцелуй, обдавая меня жаром стыда.

– Я ее согреваю, – усмехнулся Джейс. Я отвернулась, чтобы скрыть свое пылающее лицо, потому что нет ничего хуже, чем быть застуканной родителями бойфренда, когда от поцелуя у тебя ноги подкашиваются, и вдруг заметила какую-то особенную легкость в выражении лица Джейса, особый отсвет его серебристых глазах, чего прежде никогда не было. – Правильно я говорю?

Я медленно захлопала ресницами и пробормотала:

– Правильно.

Отец усмехнулся.

– Пошли в дом. Твоя мама с Джеком на кухне, пекут печенье для мистера Санты.

Джейс подмигнул мне и, взяв меня за руку, повел на крыльцо. О. Вот же он, девятый олень, стоит в карауле у двери.

– Это катастрофа?

– То же самое, что бывает, когда на кухне ты. – Отец распахнул перед нами дверь. – Так что, да, это катастрофа.

Я рассмеялась, когда Джейс скорчил гримасу.

– Если подумать, ты за всю жизнь не научился готовить ничего, кроме супа из банки.

Его отец рассмеялся, и мы вошли в дом. Пахло свежей выпечкой и хвоей.

– Дорогая, вряд ли тебе захочется это видеть.

– Все не так плохо. – Джейс нахмурился, снимая куртку. – Подумаешь, один раз растопил кухонную лопатку в рисовых козинаках.

– Один раз? – Я набросила куртку на крючок вешалки. – Думаю, этого более чем достаточно.

– Боюсь, он так и не признается тебе, что пытался скормить это своим кузенам.

Я расхохоталась, когда на лице Джейса промелькнуло смущение.

– О боже, неужели это правда?

– Что такого? – Он пожал плечами и стянул с головы шапку. – Они все равно не стали есть.

– Только потому, что козинаки твои были твердыми, как кирпичи, ими можно было голову проломить, – улыбнулся отец. – Мой сын чертовски хорош во многих вещах, но кухня – это не его стихия.

– Спасибо, папа.

– Джейс! – раздался из кухни вопль Джека. – Тесс!

Мы обернулись, когда Джек рванул к нам через столовую.

– Эй, приятель! Притормози, – сказал Джейс, шагнув вперед, когда Джек чуть не боднул головой обеденный стол. – Джек, ты так…

Почувствовав, что Джек готовится к прыжку камикадзе, Джейс опустился на колени и поймал сына в тот самый миг, когда тот с разбегу на него бросился. Он обхватил малыша руками и поднялся вместе с ним. Джек прильнул к нему, и его крошечные ручки утонули в волосах Джейса.

– Я испек печенье для Санты! – объявил Джек, вцепляясь ему в волосы. – С шоколадом и грецкими орехами!

– Неужели? – Джейс чуть повернулся, крепче прижимая к себе сына. Мое сердце сжалось при виде их вместе. Хотя Джек и не знал правду, только слепой мог не заметить, как они любят друг друга. – А что насчет крендельков с арахисовым маслом? Ты же знаешь, это мои любимые.

– Мы их тоже сделали. Я уже попробовал. – Джек усмехнулся и положил голову ему на плечо.

– Попробовал? – фыркнул мистер Уинстед. – Мальчишка умял половину противня.

Улыбка на лице Джека стала шире, и тут, увидев меня, он снова оглушил всех визгом.

– Опусти меня! Опусти!

Улыбаясь, Джейс спустил болтающего ногами малыша на пол. Едва приземлившись, он тут же сорвался с места и бросился ко мне, обнимая меня за ноги.

– Привет, – сказала я, потрепав и без того непослушные вихры. – Волнуешься перед приездом Санты?

– Да! Папа сказал, что мистер Санта скоро выезжает! – Он отстранился, хватая меня за руку. – Пойдем!

Я взглянула на Джейса. Он улыбнулся и пожал плечами, задержавшись с отцом, пока Джек потащил меня через столовую.

На кухне царил настоящий погром. Заляпанные тестом столы и рабочие поверхности. Усыпанный мукой пол, яичная скорлупа в мисках. Но запах сладкой выпечки обещал божественную сахарную лихорадку.

– Смотри, кого я нашел! Смотри!

Миссис Уинстед обернулась, обтирая руки о красный фартук с рождественским орнаментом.

– О, дорогая, я так рада, что ты приехала. – Она шагнула мне навстречу такой же стремительной походкой, как у Джейса. – Милая моя, – запричитала она, проводя пальцем по моей щеке, где бледнел синяк. – Как ты?

– Хорошо. – Я улыбнулась, когда Джек отпустил мою руку и взгромоздился на табуретку, придвинутую к столу. Он тут же погрузил руку в миску с тестом. – У меня действительно все хорошо.

– Слава богу. – Она так крепко стиснула меня в своих сильных объятиях, что я едва не задохнулась. – Когда Джейс рассказал мне, что… – Она покосилась на Джека, который катал шарики из теста, и понизила голос. – Не хочу, чтобы малыш слышал, но я рада, что ты в порядке и что… – ее голос опустился до шепота, – …этот сукин сын за решеткой.

Мои губы дрогнули.

– Я тоже.

Миссис Уинстед печально покачала головой, наблюдая, как Джек плюхает шарик теста на противень.

– Только вот та девушка, бедняжка…

Я закусила губу.