Так что и жалеть не о чем, выдохнула Арина.

Она разложила по ювелирным коробочкам все драгоценности, подаренные Виктором, и убрала их в сейф, которым пользовались они оба.

С помощью бабули сложила в чемодан все свое нижнее белье, пижамки и пеньюары, резонно рассудив, что все равно вряд ли кто-то, кроме нее, будет им пользоваться, наряды, которые покупала сама, некоторые вещи, что приобретал для нее Виктор, невысокой стоимости, но из разряда любимых, которые часто носила. Оставила висеть гордым рядом в шкафу в специальных чехлах шубы, соболиную накидку и все шикарные дорогие наряды известных домов, и авторские платья. Не тронув, оставила стоять в гардеробе на своих местах эксклюзивные сумки и обувь, взяв только каждодневную, которую носила постоянно.

Вот и все. Нет, еще кое-какие милые вещицы, не имеющие большой цены, но памятные и связанные с лучшими моментами и воспоминаниями, все фотографии в рамках, на которых она была запечатлена одна или с Виктором. Мало ли, вдруг жена сюда нагрянет. И если Краст еще как-то сможет отговориться от женских вещей, придумает какую-нибудь правдивую версию, то фотографии – это уже конкретный попадос.

Вот теперь точно все.

Виктор больше не звонил и не писал СМС, не настаивал на встрече, но Арина прекрасно понимала, что все равно не удастся избежать разговора – не тот это мужчина, который позволит просто так игнорировать себя кому бы то ни было.

И, разумеется, этот разговор состоялся.

Через пару месяцев после ее выписки из больницы Виктор пришел к ним домой без всякого предупреждения.

– Привет, – открыв ему дверь, доброжелательно поздоровалась Арина.

– Здравствуй, – произнес он немного уставшим голосом.

– Проходи, – пригласила его Арина.

– Я хочу пригласить тебя в ресторан. Нам надо поговорить в спокойной обстановке.

– Более спокойной обстановки ты вряд ли где-то найдешь, – уверила его Арина, – бабушка у своего ученика, и нам никто не помешает общаться. А я угощу тебя чаем того самого сорта, который ты любишь, и своим фирменным пирогом.

– Почему я никогда не пробовал? – поинтересовался Краст, переступая порог.

– Ты не хотел домашности, – объяснила Арина, чуть пожав плечами.

– Спасибо, что подыграла мне тогда в палате, – произнес Виктор, когда Арина поставила перед ним чашку с чаем и тарелку с щедрым куском еще теплого пирога.

– Пожалуйста, – без какого-либо подтекста ответила она.

– Сильно переживала? – спросил Виктор.

Взял десертную ложку, ловко отломил от пирога кусочек, отправил в рот и запил глотком чая.

– Ум-м-м, слушай, это очень вкусно. Зря ты мне его не делала.

– Наверное, зря, – согласилась Арина и ответила на его предыдущий вопрос: – Да, сильно переживала. Плакала, чувствовала себя обманутой и преданной. Было больно.

Помолчали. Он ел пирог с откровенным, подчеркнутым удовольствием, еще и мычал показательно, и запивал его чаем, а она смотрела на это.

И оба понимали, что они так прощаются, скорее всего, навсегда.

– Я могу что-то сделать для тебя? – спросил Виктор, отодвигая пустую тарелку.

– Да, – кивнула Арина. – Объясни, только честно и искренне, зачем ты меня обманул. Ты же прекрасно понимаешь, я так страстно была в тебя влюблена и испытывала такую неистовую тягу к тебе, что никакой факт наличия у тебя семьи меня бы тогда не остановил.

И он объяснил. Повторив чуть ли не слово в слово все, что говорила Арине бабушка в больнице – про свое желание быть для нее чем-то особенным и гораздо большим, чем богатым любовником для молоденькой красивой девушки. Что с ним делалось что-то необъяснимое, когда она смотрела на него своими невероятными темно-синими глазищами, распахнутыми почти от детского неподдельного восторга. Что он как на наркотик подсел на эти ощущения и хотел постоянно удивлять, восхищать ее, чтобы видеть в ее глазах любовь и влюбленное восхищение им самим, и удивление от сюрпризов и подарков.

А еще, в потоке откровенности, рассказал, что квартиру на Сретенке на самом деле он не покупал, она принадлежит его другу, который живет в Америке и который предложил ему пользоваться ей столько, сколько ему понадобится. И о том, что все эти два года, пока он был с Ариной, он отказался от иных своих любовных связей и, можно сказать, был ей верен, если не считать жены.

– Я привез тебе все твои вещи и драгоценности, – закончив что-то вроде исповеди, сообщил Виктор. – Ты зря их оставила. Красивый, конечно, жест, я оценил, честно. Но зря.

– У-у, – покачала она головой, – я не возьму.

– Не глупи, – устало махнул он рукой, – я дарил их тебе от чистого сердца, с любовью. Мне нравилось делать тебе подарки.

– Нет.

– Если ты помнишь, там авторские вещи, сделанные специально для тебя, в том числе обувь и наряды, – рассердился Краст ее упертому отказу и привел еще один аргумент: – Ты живешь небогато, могут настать такие времена, когда эти драгоценности реально смогут тебя выручить и подстраховать.

– Я не возьму, Виктор, – повторила Арина с нажимом.

– Да что за блажь! Честная бедность – это, конечно, благородно, но унизительно и глупо, Арина.

– Разве ты не понимаешь? – спросила она, чуть улыбнувшись. – Если я приму твои подарки, то получится, что ты мне заплатил. Это успокоит твою совесть. Ты человек, привыкший за все платить в этой жизни, особенно за удовольствия. Но это опошлит и обесценит все, что у меня было с тобой, – подчеркнув интонацией «у меня», сказала она. – Со временем я стану для тебя просто приятным воспоминанием об одной прекрасной любовнице в череде меняющихся в твоей жизни женщин, которой ты заплатил, не более того. Каким бы красивым, щедрым и достойным такого великолепного мужчины, как ты, ни казался этот твой жест. А я буду жить, зная, что со мной расплатились, и понимая точную цену, назначенную за мою любовь. Нет, – повторила она, – у нас был великолепный, прекрасный, страстный роман, и я достойна иметь красивые воспоминания о нем, не обесцененные оплатой.

Он поднялся со стула, шагнул к ней, рывком поднял ее на ноги и поцеловал, долгим, горько-сладким прощальным поцелуем, со вкусом и запахом персикового пирога и пряного чая.

Так же резко прервал этот поцелуй, заглянул близко-близко ей в глаза и произнес с теплой, нежной горечью, почти шепотом:

– Дурочка. Маленькая и от того глупая пока еще, наивная дурочка.

Коротко поцеловал еще раз в губы и ушел, больше ничего не сказав.

В тот день, когда Арина впервые после больницы вышла на работу, ее вызвало к себе высокое начальство, что было странным, поскольку руководство такого уровня с рядовыми работниками, к числу которых относилась и Арина, лично не общаются.

А тут вот пригласили.

И, представ перед светлы очи руководства, Арина прокручивала в голове возможные варианты столь необычного внимания к ее персоне.

А господин Ковалев, оторвавшись от изучения документов, поднял голову и сообщил:

– Госпожа Ахтырская, вас переводят в дочерний офис корпорации с повышением на должность начальника экономического отдела.

И посмотрел ей прямо в глаза.

– Спасибо, – улыбнувшись, поблагодарила Арина.

Ковалев помолчал, рассматривая девушку, и произнес:

– Вы очень умная девушка. Я рад, что у нас работают такие кадры.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила Арина за похвалу.

Они прекрасно поняли друг друга. Дальновидное начальство убрало из Центрального офиса бывшую любовницу одного из самых ценных партнеров и клиентов корпорации, исключив таким образом саму возможность их неожиданной встречи, которая могла бы расстроить столь дорогого, в прямом смысле, господина Краста.

Все правильно.

Арина лишь порадовалась, что, во-первых, не пришлось самой идти на поклон и просить о переводе, и второе, что неожиданно приятно: ей значительно подняли зарплату, да и добираться до нового места работы было гораздо удобней и ближе, чем до центрального офиса.

В день рождения Арины ранним утром кто-то позвонил в дверь их квартиры и представился курьером.

Открыла Анна Григорьевна и даже виду не подала, что удивлена, как будто для нее это рядовое событие и к ним чуть ли не каждый день – надоели прямо – приходят курьеры с лицом матерого спецназовца в дорогущем костюме, за спиной у которого стоят еще два молодца со столь же специфичной внешностью, на поверку оказавшиеся его охраной.

Курьер сообщил, что доставил посылку для госпожи Арины Ахтырской, и после тщательной сверки личности Арины Аркадьевны с фотографией в паспорте и записи всех паспортных данных ей очень торжественно вручили небольшую кожаную сумочку с логотипом известного ювелирного дома, из которой, закрыв дверь за курьером, Арина извлекла квадратный футляр с оттиском эмблемы того же ювелирного дома на крышке, а раскрыв коробку…

На бархатной подушке лежал сверкающий комплект – сережки, кольцо и ожерелье из белого золота, бриллиантов и сапфиров редкого темно-синего оттенка, так напоминавшего удивительный цвет глаз одной девушки. Кроме того, в футляре было письмо в фирменном конверте вместе с паспортом на камни и названием изделия.

– Скупым может быть только примитивный человек, – заметила Анна Григорьевна. – Виктор Олегович определенно никогда не был ни тем, ни другим.

И тактично вышла из комнаты, оставив внучку читать послание в одиночестве.

«С днем рождения тебя, малышка. Прими этот подарок, сделанный от чистого сердца. Ты достойна не только красивых воспоминаний о нашей любви, но и вещи, напоминающей о нас.

Виктор»

А через три дня после этого письма с подарком Арина родила замечательного, здорового, прекрасного сыночка.

Когда Матвею исполнился годик, встал вопрос о необходимости возвращаться на работу.

Декретные она получила весьма солидные, да еще и большую премию за один важный проект, который рассчитывал и готовил ее отдел. Но за год все накопления потратились самым естественным образом – когда в доме младенец, финансы в нем не задерживаются. И они жили на бабушкину невеликую пенсию, ее сократившееся до одного ученика репетиторство, плюс детское пособие, что получала Арина как мать-одиночка, плюс…

Снова, вот уже второй раз, папины ежемесячные переводы, которые он так и продолжал присылать регулярно, просто необычайно выручили их и даже, можно сказать, спасли.

Но денег все равно не хватало, тем более что Арина настояла, чтобы Анна Григорьевна совсем отказалась от занятий с учениками – у бабули просто не хватало уже ни сил, ни энергии, ни здоровья, чтобы помогать с энергичным, непоседливым и не возрасту развитым правнуком, и еще занятия вести. Вот и получалось, что выходить Арине на работу надо обязательно, потому как нужна няня, да и помощница по хозяйству не мешала бы, или человек, который совместил бы обе эти обязанности, но это совсем другие деньги.

Крутили-рядили, считали да прикидывали они с бабушкой, и получалось, что никак по-другому не выходит. А Арине ужасно не хотелось оставлять Матюшу, он еще такой маленький, ну хотя бы лет до трех с ним досидеть.

Но… Уже начала мысленно настраиваться на возвращение, готовить себя морально, уговаривать…

Да помог случай.


Что ответить Артему на вопрос про отца Матвея, думала Арина, вернувшись вечером с работы уставшая до изнеможения, переодевшись, умывшись, налив себе чаю и рухнув на диван, закинув гудевшие от долгих часов топтания и стояния на месте ноги на подушку, брошенную на журнальный столик.

Сегодня готовили большой, интересный заказ. Делали его всем коллективом с удовольствием, с энтузиазмом, применив первый раз новые технологии. Получилось классно! Просто шикардос!

Арине очень понравилось, и, как бывало, когда получалось что-то по-настоящему замечательное, она испытывала необычайное чувство морального удовлетворения, душевного подъема, удовольствия и радости.

Но весь этот день, погрузившись в творческий процесс, Арина все так и крутила и крутила в голове мысли-воспоминания, думала про Красногорского и его непростой вопрос.

Что сказать? Что взрослый, богатый мужчина использовал ее, молоденькую дурочку, и обманул?

По сути-то, обманул и использовал, но…

Что от страсти и любви она потеряла голову и не владела собой?

Владела она собой, скажем прямо, плохо, голову потеряла от страсти, но…

Одно Арина знала и понимала определенно – нельзя рассказывать мужчине, к которому испытываешь глубокие чувства и которого определенно интересуешь как женщина, о том, что когда-то переживала страстные, сильные и красивые отношения с другим мужчиной.

Вот чувствует она, что нельзя.

А ведь что-то говорить и объяснять ему об отце Матвея придется.

Она же видит, как тянется к Артему сын, как вьется возле него и радуется каждой минутке общения, но Арина так же отчетливо видит и замечает, как привязался и как относится к мальчику и сам Артем.