Охо-хо… Ладно, она еще подумает, а лучше всего посоветуется с бабулей! А сейчас спать, спать, тяжелый денек выдался, всю душу из нее вымотал.


Красногорскому все последующие рабочие дни прямо навязчиво и неотступно не давали покоя мысли о том, почему Арина так откровенно ушла от ответа на вопрос об отце Матвея, да еще и совершенно очевидно растерялась.

Что там у нее такое могло быть с этим мужчиной, что она даже как-то закрылась, стоило ему задать свой вопрос.

И вот он крутил себе в голове различные варианты и предположения от самых простых до навороченных и все думал: а не досталось ли Матюшке каких-нибудь неприятностей от того отца неведомого? Арина вроде бы говорила, что они расстались до рождения мальчика, но она могла сказать так от неожиданности или от той же самой растерянности.

Посмотрев на часы, Артем усмехнулся, сообразив, что настолько торопится получить ответы на мучавшие его вопросы, что даже выехал в субботу из дома раньше обычного.

Притушив эмоции, он начал мысленно расставлять вопросы, не дающие ему покоя, по порядку и ставить задачи.

Во-первых, надо срочно переходить с Ариной на более близкое и более откровенное общение, а во-вторых, перестать циклиться именно на этих вопросах, помимо них Красногорского интересовала сама Арина, ее жизнь в целом. Например, от мамы он знал, что у нее нет родителей и воспитывала ее Анна Григорьевна. И ему было очень интересно почему.

Что за трагедия произошла в ее жизни?

И кем она работает, что легко может позволить себе снять дачу на три месяца не в самом дешевом поселке и выходить на работу в любое время? Она как-то вскользь упоминала, что сама себе начальник и что у нее «вкусная» работа, а он отчего-то не развил тогда эту тему.

А сейчас Артем понимал, что ему на самом деле интересно узнать про девушку как можно больше – все ее трудности, сложности, радости и победы, все этапы жизни, ее планы и устремления. Это оказалось важным, очень важным для него.

Вообще-то, надо признать, ему было очень легко и радостно общаться с ней, они чувствовали настроение и какие-то тонкие, необъяснимые настройки друг на друга, и Артем несколько раз ловил себя на мысли, что хотел бы рассказать ей о себе, поделиться своими мыслями и даже какими-то идеями. Каждый раз, дивясь такому желанию, он одергивал себя при разговорах с ней, чтобы не начать вспоминать что-то уж очень личное.

Красногорский знал за собой такую черту характера – излишнюю закрытость. Нет, он, конечно, мужик не угрюмый и мрачный, напротив, вполне общителен, доброжелателен и в меру открыт, но личные переживания, мысли, прошлое как-то ограждает от чужого любопытства и придерживает информацию о себе, не распространяясь. Есть такой момент. Но его никогда не грузила данная особенность, наоборот, вполне устраивала и частенько помогала в жизни.

А с этой девушкой Артему отчего-то постоянно хотелось расслабиться, поговорить, рассказать о себе что-то закрытое для других и даже порисоваться немного, похвастаться, особенно когда она вскидывала вдруг на него свои поразительные темно-синие глаза, хотелось говорить и говорить, поражая ее снова и снова.

Ладно, все это лирика. Обманывать себя он не собирался – девушка была ему интересна как личность, как человек и невероятно сильно привлекала сексуально. Прямо вот очень привлекала. Прямо…

Хотел он ее с самого первого их знакомства. Очень мощно хотел. Чего уж тут скрывать, есть такой момент.

А поздним вечером, в их ставшие уже традиционными посиделки на веранде, когда угомонялся и засыпал весь дом и у соседей гасли окна, Артем предложил:

– Арина, а давай уже на «ты». Мне кажется, что давно пора.

– Давай, – легко согласилась девушка, – мне не кажется, а я уверена, что давно пора.

– Я тут подумал и вспомнил, что не знаю, кем ты работаешь и где? – с интересом спросил Красногорский. – Ты вообще кто по специальности?

– Я экономист, – ответила Арина, – закончила Вышку.

– О как, – уважительно протянул Артем, – серьезное заведение. Что, нравилась экономика или просто так, ради престижа поступала?

Арина рассказала о своем выборе вуза, как не могла определиться с профессией, не чувствуя призвания ни к чему и желания-стремления в чем-то реализоваться.

Рассказала весело, с тонкой, изящной иронией. Легко посмеялись.

Помолчали, глядя в ночь.

– А знаешь, – заговорил Артем, – мы с тобой в этом вопросе чем-то похожи. Я тоже не знал, куда поступать и чем мне хотелось бы заниматься в жизни и куда себя приложить. Не чувствовал никакого призвания в себе, – и усмехнулся с иронией. – Только я пошел дальше тебя и вообще отказался поступать после школы.

Лидия Архиповна находилась в глубоком шоке от столь сильного решения сыночка.

– Артемушка, ты что? – обескураженно вразумляла его мама. – У тебя пятибалльный аттестат, спортивные достижения, выигранные олимпиады! У тебя голова работает, как компьютер, тебе прямая дорога в вуз!

– В какой? – спокойно спрашивал встревоженную маму сынок.

– В технический, разумеется! – убежденно заявляла мама.

– По какой специальности? – уточнял сын.

– Да по любой! – взмахивала она в сердцах руками.

– Вот и я о том же, мам, – возражал Артем. – По любой специальности не хочу, хочу по конкретной, а по какой – не знаю. Вот за год определюсь, тогда и поступлю.

– Какой год! – негодовала Лидия Архиповна. – Тебя же в армию загребут! В стране Чечня! Я же с ума сойду! – и принималась плакать.

Маму он жалел ужасно, но стоял на своем – поступать не буду, пока не пойму, чего хочу.

Тогда отец, останавливая все эти дебаты, вынес свой вердикт:

– Это твой первый, важный и самый серьезный мужской выбор, сын. – И предупредил: – Делая его, ты должен понимать, что берешь на себя всю меру ответственности за его последствия. Даже если сто раз пожалеешь потом, что так настаивал на этом своем решении.

– Я понимаю, пап, – уверил Артем.

Он еще тогда крепко поспорил с Игореней, доказывая тому свою правоту, а друг отговаривал и вразумлял:

– Да какая армия… твою дивизию! – возмущался Брагин. – С твоей башкой и «ать-два от меня и до того дуба»? Какие сапоги? Ты охренел, Горыч, реально! Зашлют под пули, и пропал профессор.

– Да фигня все, прорвемся, – беспечно отмахивался Артем.

Так и проспорили до самого призыва Красногорского в ряды Российской армии.

Мама, не уговорив сыночка, не смогла все же оставить такое дело на самотек, нашла какие-то связи, знакомства-через-знакомства, вышла на начальника районной призывной комиссии и уговорила, а может, и заплатила, сие до сих пор остается личной тайной Лидии Архиповны, чтобы не отправлять единственное неразумное чадо на Кавказ.

Да, видимо, так усиленно уговаривала и достала вояк, что заслали Красногорского… как бы это сказать-то мягко и цензурно? – далеко… Аж за полярный круг. Но не просто тебе за полярный круг, а в закрытую, засекреченную часть ПВО, то бишь войск противовоздушной обороны, обслуживающую шахты с ракетно-ядерными зарядами стратегических ракет.

И вот так у нас сложилась действительность – стоит их часть, и на несколько сотен километров вокруг только тайга и тишина-а-а, мать ее. И никакого человеческого жилья. И спецснабжение раз в месяц, если доедет.

А на дворе девяносто седьмой год и в стране полный развал… а они служат!

– Я пожалел не сто раз, как предполагал отец. А по сто раз каждый день, – тихо засмеялся Артем. – До того, как попасть в часть, была сначала учебка. И, помнится, ползу я себе на пузе до условного противника, по раскисшей глине (несколько дней подряд дожди затяжные шли, а как перестали, так нас на полигон и загнали). Так вот, ползу я с автоматиком в руке, весь в грязище, в дерьме коровьем, в сапогах хлюпает, рожа в грязи, во рту, в носу, везде грязь, промок до белья и матерю себя последними словами. Ну не чудак ли я с другой буквы, а? Весь в дерьме ползаю тут, как последний… а Игореня там сейчас за парточкой сидит себе в институте, девчонок красивых снимает да пивко потягивает. И какого хрена меня перемкнуло в ту армию пойти? Ну не дурак ли я после этого, а?

Арина посмеялась тихонько и спросила:

– А как вообще служилось там, в этой шахте?

– Не в шахте, – поправил ее Артем, – в гарнизоне. Да в общем-то неплохо служилось.

Начнем с того, что хорошие мозги всегда и везде в цене, и Артем нес службу на офицерской должности, с соответствующими дежурными сменами, дающими больше личного свободного времени, и с соответствующим пайком. Разве что выслугу лет и зарплату не получал офицерскую.

Фигово было то, что в армии в тот момент творился полный бардак, но в то же время именно поэтому их служба проходила весело и более расслабленно, что ли.

Сколько раз старшие офицеры с досадой повторяли, что при Советском Союзе здесь такая дисциплина и муштра стояла, что чихали и пукали с разрешения начальства, не то что бы кто-то мог волынить и манкировать своими должностными обязанностями, это вообще с ума соскочить – такое представить. А сейчас…

Ну а что не поволынить? Проверяющие почти не наезжали, а фига им наезжать, когда зарплат нет, за высокие кресла в столице драка, от которой далеко лучше не отходить, а то и пролететь можешь, главкомы меняются один за одним. Хорошо хоть, при всем бардаке высшее руководство отдавало себе отчет, что такое стратегические ракеты, и относились к ним все же по-особому. Снабжали хорошо, и офицерам платили регулярно и не копейки какие.

А то мало ли что взбредет тем офицерам в голову, если осерчают на родину за жен и детей, сидящих в нищете и голоде.

Так что служили. Было достаточно много свободного времени, хотя места вокруг суровые – зимой до пятидесяти мороза, бывало и ниже, а летом мошка и гнус реально могли до смерти загрызть и до сумасшествия довести, но у них имелись специальные репелленты, методы защиты. Спасались как-то, не всегда, правда, удачно, но в основном терпимо.

А природа, вообще-то, там удивительная, красоты бывают – залюбуешься! Остановишься так, засмотришься на закат какой-то совершенно фантастический, словно небо горит разными цветными сполохами, а потом затухает, затухает, переходя в малиновые и пурпурно-розовые цвета, синеет, темнея. И меняется что-то внутри тебя, и чувствуешь такую мощь земли и себя каким-то иным…

Охотиться ходили, рыбу ловили в реке, что рядом текла. С эвенками общались – аборигены им приносили на продажу свои поделки, мясо-рыбу, хоть по уставу и не положены контакты с людьми без допусков. Так где устав, а где они… Вот именно.

Артема армия многому научила и многое дала.

Он тогда даже не знал, не понимал и не оценил до поры, как много на самом деле дала ему та служба.

– Но профессию-то выбрал? – спросила заинтересованно Арина. – В институт-то поступил?

– Поступил, – кивнул Артем, – сразу после возвращения из армии. В Бауманку. На ракетно-космическую технику. В чем-то по профилю службы.

– Серьезно, – с подчеркнутым уважением заметила Арина.

– М-да. Мне нравилось, – признался Артем, – потом еще одну специальность освоил, но попозже. Ладно, – вздохнув глубоко, словно отпуская красочные воспоминания, заметил он. – Пора нам, Арина Аркадьевна, спать отправляться. Завтра день суматошный.

Знал бы Артем, насколько суматошным будет завтрашний день.

В воскресенье у соседа Степана Сергеевича был день рождения. Еще с вечера пятницы начали прибывать его гости: сын с невесткой, они же родители Вовки, дочь с мужем и двумя детьми-подростками, сестра с братом с детьми и с их мужьями-женами и внуками.

Гостей оказалось много для скромного соседского домика, так что несколько человек «расквартировали» в доме у Красногорских. И в обоих домах кипели приготовления к проведению столь масштабного мероприятия.

Памятуя об опыте прошлого застолья с гостями Артема, а заодно не забывая и все остальные «яркие» случаи, домочадцы предприняли все возможные профилактические меры защиты от Матвея и товарища его Вовки. Их кипучую энергию, исследовательский азарт и неугомонное любопытство Арина с бабушкой постарались направить в созидательное творческое русло, посоветовав мальчишкам нарисовать для Степана Сергеевича поздравительные открытки.

Дети идею приняли с энтузиазмом, и на час в доме воцарилась непривычная тишина и напряженное спокойствие. Напряженное – поскольку в такую благость никто не мог поверить, и взрослые периодически по очереди заглядывали в комнату, где, склонившись над журнальным столиком, пыхтели-сопели пацаны и, высунув от усердия языки, творили свои шедевры.

Когда длинный, составленный из нескольких столов и специально сколоченных досок праздничный стол был накрыт под старыми яблонями перед домом соседа, гости расселись, и торжество началось.

Сначала предоставили возможность высказаться сестре и брату именинника, соблюдая субординацию по старшинству гостей, потом детям, старшим внукам, и, наконец, дошла очередь до малышей.