Зачем девочке с такими интересами в жизни понадобилось образование в техническом вузе, да еще на столь непростом факультете, для Артема так и осталось загадкой не меньшей, чем то, что училась она очень неплохо при всех своих закидонах.

И тем не менее всю учебу они сидели рядом, вместе ходили обедать и проводили время между парами, так ни разу и не поцеловавшись. А по окончании учебы их дружба сделалась еще более странной.

Лия то исчезала на месяцы, то вдруг снова врывалась в жизнь Артема, как грохочущая комета в тихую атмосферу Земли, нимало не смущаясь наличием у него в это время девушки, с которой тот встречался, и быстро становилась подругой и для той. Однажды заявилась в момент, когда они с тогдашней его девушкой занимались сексом, села на стул, подождала, когда они достигнут апогея, и кинулась обниматься с Артемом, вереща от радости:

– Горыч, как я по тебе соскучилась! Привет!

Он даже не стал смущаться, привыкнув за годы к полной безбашенности Лийки. А вот его девушка, наоборот, смутилась, а придя в себя, возмутилась не по-детски. Ничего, разобрались. Девочки даже подружились.

И, возникнув снова в его жизни, Лийка занимала ее очень плотно – приходила практически каждый вечер или тащила куда-то одного или с его очередной на тот момент дамой, и так продолжалось пару-тройку месяцев, после которых она снова без всякого предупреждения надолго исчезала.

В одно из таких внезапных появлений она призналась Артему в любви. Просто и безыскусно, даже буднично.

У Лии всегда были ключи от его жилья, где бы и с кем бы он ни жил, кроме родительской квартиры, разумеется. Она могла прийти в любое время, как к себе домой, и делать то, что хотела. Вот так однажды вечером Артем пришел с работы, а Лия, появившаяся на час раньше его, приготовила спагетти-болоньезе, салат, накрыла стол, и они сели ужинать.

Болтали о чем-то, смеялись, бубнил невыключенный телевизор, и она вдруг сказала ему ни с того ни с сего:

– Горыч, я тебя люблю. Нет, не как друга, хотя и как друга тоже, но я ужасно тебя люблю как мужчину, все эти годы. С того момента, как ты тогда врезал Михею, заступившись за меня.

– Это какая-то новая твоя идея? – усмехнулся Артем.

– Нет, не новая идея, – очень серьезно заявила она. – Ты единственный мужчина, которого я люблю. Очень сильно. И всегда буду любить только тебя и никого больше.

И тут он понял со всей отчетливостью, что она не шутит.

И обескураженно застыл. Они сидели, смотрели друг другу в глаза и молчали, наверное, достаточно продолжительное время.

И вдруг она улыбнулась, выдохнула и преувеличенно бодро заявила:

– Ладно, мне пора идти. У меня дела, – и подскочила со своего места.

– Подожди, – попытался остановить ее Артем и что-то сказать, как-то отреагировать на ее признание.

– Да ладно, Горыч, что мы, будем объясняться сейчас, что ли?

И, быстро чмокнув его в щеку, подхватила свою сумочку и умотала.

И не появлялась несколько месяцев, а когда появилась, вновь ни словом, ни намеком не дала понять, что тот разговор вообще имел место быть, и не вспоминала о своем признании.

А он все эти месяцы мучительно думал и изводил себя вопросами: а я ее? Я ее люблю? Что я к ней испытываю? И так и не смог ответить.

И еще, наверное, с год все продолжалось, как и прежде: она то появлялась в перерывах между отношениями с другими мужчинами, то исчезала, пока не объявилась однажды поздно ночью.

Он спал, вымотался до изнеможения на работе и улегся пораньше, впрочем, какое там улегся: рухнул и отрубился, только коснувшись головой подушки. И проснулся от того, что кто-то гладил его по голове, подскочил спросонья, испугавшись, ни фига не понял, дезориентированный в темноте, пошарил со страху рукой по тумбочке в поиске кнопки на светильнике, когда вдруг услышал знакомый голос:

– Что ты так испугался, Горыч?

– Лийка, ты, что ли? – Он в сердцах матюгнулся. – Напугала, дурочка.

– Не бойся.

И плавно скользнула к нему под одеяло, и тогда Артем почувствовал, что она совершенно голая.

Голая, прохладная, мягкая и упругая, где и положено, шелковистая и горячая.

Ночь эту они не спали. На следующий день на работе он просто умирал от усталости, хоть веки пальцами держи. Но ему было классно, хотя имелись и нюансы. Оказалось, что секс с Лией – это нечто, но кое в чем они все же не очень совпадали физически. И все равно в основном было потрясающе. Так и потрясались два месяца подряд, после чего она решила, что им надо пожениться.

– Горыч, надо нам в загс идти, – как-то утром задумчиво произнесла девушка.

– По причине? – заподозрив то, что в первую очередь подозревает любой мужчина при такой постановке вопроса, спросил Артем.

– Очень хочется за тебя замуж, – ответила девушка. – Я же тебя люблю, почему бы мне не быть твоей женой?

– В общем-то, не вижу препятствий, – хохотнул Артем и вдруг посерьезнел: – Только давай проясним один момент: если ты всерьез решила выйти за меня, то должна знать, что я хочу детей, и сразу, и желательно не одного ребенка.

– Теперь знаю, – кивнула Лия.

– То есть на детей ты согласна?

– Согласна, – подтвердила она.

И они поженились. Совершенно буднично.

Лия отказалась от любых торжеств и отмечаний, выдвинув какую-то свою очередную теорию о том, что это давно прошлый век, тупая традиция устраивать пьянку-гулянку по данному поводу. Что надо проводить такое важное соединение двух людей исключительно вдвоем и всяческую пургу по поводу новомодных эзотерических веяний в этом вопросе. Красногорский не спорил – не хочешь, да и бог бы с ним, с этим отмечанием.

Подали заявление, а через неделю расписались в будний день без свидетелей, гостей и отмечаний. В выходные собрали родителей за одним столом, поставили тех и других в известность об изменении своего социального статуса, выпили шампанского (все, кроме Лии), приняли осторожные поздравления от родни, не искрившие энтузиазмом, и стали жить семьей.

И, в общем-то, они неплохо жили, достаточно весело, если учитывать тот факт, что Красногорский очень много работал и мало бывал дома, да и Лия где-то как-то трудилась, но основной ее занятостью была совсем иная деятельность: посещение нескончаемых перфомансов, каких-то знаковых мероприятий, тусовок и встреч, словом, она вела очень активную, напряженную, отнимающую все силы светскую жизнь.

А так ничего, весело и достаточно легко жили, ни разу не поскандалив и не найдя за эти два года повода для упреков.

Однажды утром за завтраком Артем спросил у жены:

– Лий, может, нам стоит пройти обследование?

– Какое обследование? – недоуменно посмотрела она на него.

– Медицинское, какое же, – уточнил Красногорский. – Ну смотри, мы уже два года живем вместе, не предохраняемся, а детей нет и даже не намечалось.

– Скажи, Горыч, а от тебя женщины раньше когда-нибудь залетали? – несколько снисходительно спросила Лия.

– Ну было пару раз, по молодости, но обе барышни не собирались рожать, хотя я и предлагал и даже, помнится, настаивал, но одна делала крутую карьеру, а у второй и так уже имелось двое детей и перманентный муж, к ним прилагающийся, который то есть, то его нет.

– Ну тогда на фига тебе это обследование? – недоуменно пожала она плечиками. – У меня с этим полный порядок, и у тебя с плодовитостью все в порядке, – и усмехнулась. – Даже более чем в порядке, я уже два аборта от тебя сделала, значит, все обстоит как надо.

– Ты что? – обалдел Красногорский.

– Ну, что, что? – пожала она снова плечами. – Забыла таблетки принимать, вот и залетела. Бывает.

– То есть ты… – у него просто мозг взорвался от той простоты, с которой Лия призналась в том, что сделала. – Подожди, – перевел Артем дыхание. – Я правильно понял, что за время нашей совместной жизни ты дважды беременела и, ничего мне не говоря, делала аборты?

– Правильно, – подтвердила Лия, улыбаясь, кивнула головой и попеняла: – Ну что ты так разнервничался, Артем?

– То есть ты не понимаешь? – терял дар речи, буквально зверея от негодования, Красногорский. – То есть для тебя это нормально – взять и сделать аборт, ничего не говоря мужу?

– Вообще-то это мое дело – делать мне аборт или нет, это же моя жизнь и мое тело? – перестав улыбаться, объяснила ему свою позицию Лия.

– Лий, – осторожно сказал он, стараясь держать свой гнев под контролем, только желваки на скулах ходили ходуном да зубы скрипели. – Ты помнишь, когда я согласился с тобой, что нам надо пожениться, я поставил одно условие и предупредил тебя, что хочу детей.

– Помню, помню, – улыбалась она, – что ты так разнервничался, Горыч?

– И ты согласилась, – сдержанно уточнил он.

– Согласилась, конечно. Я хотела за тебя замуж, ты единственный мужчина, которого я люблю и с которым вообще могу жить. Но какие дети? – объясняла она ему свои приоритеты. – Детей можно рожать только от очень-очень, ну очень богатых мужчин, и то потому что там без этого не обойтись. А так я не хочу детей, не хочу через это все проходить: вынашивать, рожать, потом на всю жизнь эта канитель.

– Ты вообще нормальная? – Красногорский вдруг остыл в один момент, ощутив лишь холодную ярость.

– Нормальная, нормальная, – уверила его недовольным тоном Лия. – Большинство современных молодых женщин не хотят детей и всей этой мороки. Мы хотим жить для себя, развиваться, учиться, познавать мир и что-то новое, мощное. Новые интересные знакомые, новые дела.

Он смотрел на нее, смотрел, даже думать не мог толком, переживая бурлящую, клокочущую ярость в груди. Встал из-за стола, собрался и уехал… в загс, где подал заявление на развод.

А вечером, вернувшись домой, сообщил:

– Отдай мне ключи от квартиры, собери свои вещи, и больше я не хочу тебя видеть в моей жизни никогда. Я подал на развод. Не придешь – нас разведут автоматически. Все.

– Ты чего сорвался-то? – опешила Лия, совершенно натурально не понимая причины столь бурной реакции мужа на ее невинное, в принципе, признание.

– Давай собирайся и к родителям вали, – указал он ей на дверь. – Не хочу больше иметь с тобой ничего общего.

– Да перестань, все это такая ерунда, – уговаривала она его.

– Все, Лия, – выставив руку вперед, отрезал Красногорский и повторил: – Все.

И она поняла, что и на самом деле это все.

– Я люблю тебя, Горыч, ты знаешь, как я тебя люблю, – напомнила она.

– Видимо, недостаточно, – горько усмехнулся Артем, – чтобы хотеть от меня ребенка.

Любила ли она его на самом деле так, как уверяла? Бог знает. Он склонен считать, что да, просто у нее было своеобразное представление о любви, жизни и отношениях между людьми. Иное.

За всей неординарностью и эксцентричностью ее поведения и характера он не понял и не заметил главного: что она просто избалованная до невозможности богатыми родителями, позволявшими ей все, без ограничений, современная женщина, играющая в жизнь, в чувства, с удовольствием потакающая любым своим желаниям, прихотям, капризам и придури. Любующаяся собой до самозабвения.

Как говорят в Одессе: «Женщина всегда сюрприз, но не всегда подарок». Вот абсолютно точно!

Любил ли он ее? Вряд ли, но она была ему дорога, это точно.

И он ей верил и впустил в круг своих близких людей. Пустил, а она там нагадила.

Вроде бы все давно прошло и даже не болит, не свербит и забыто, однако что-то ведь осталось и где-то в глубине души саднит, незаметно меняя характер, привычки и образ жизни.

Ладно, на хрен! Чего это его вдруг потянуло на воспоминания?

О другом надо думать, о другом. Вернее, о другой!

Как встретиться с Ариной и рассчитать эту встречу так, чтобы она получилась в удачном месте, в удачное время и при ее хорошем настроении, чтобы они могли спокойно с ней пообщаться.

Красногорский решил, что вот они вернутся с курорта, Матвей отправится в садик, они войдут в привычный режим и в привычную колею, и где-то через недельку он попробует встретиться и поговорить с Ариной. И надо обязательно подключить маму – пусть предложит приехать им в выходные на дачу, надо придумать какой-нибудь важный предлог, значимый повод.

Вот над чем стоит думать и размышлять, а не о своей неудавшейся семейной жизни вспоминать не ко времени и не к месту.

Было – прошло, все – отрезали.

Господи, какое же это счастье, что у нее есть бабушка!

По несколько раз в день возносила ей сердечную благодарность Арина. Вот где бы она была сейчас и как жила, если бы не бабуля с ее житейской мудростью и весьма неординарным взглядом на жизнь, которая никогда не поддается панике и унынию.

А еще какое великое счастье, что у нее есть Матюшка!

Благодаря им Арина смогла преодолеть в себе какое-то безысходное отчаянье, непроходящую, саднящую душевную боль и черную обиду на жизнь в целом, на Артема в частности и на себя вдогонку.

Да, все еще щемит сердце и иногда накатывает такая тоска, что становится нечем дышать, и постоянно и бесконечно с ней, перед ее мысленным взором, даже во сне, все стоит образ Красногорского, в основном в те бесподобные моменты их близости или тот их разговор на залитой утренним солнцем веранде.