Так что взаимовыгодно было у него все с противоположным полом, без обмана. По крайней мере, ему, как мужчине, казалось, что все честно, а что думали женщины по этому поводу – его мало волновало.

Но ни одна привязанность и страсть, ни одна женщина никогда не могла остановить Аркадия и удержать подле себя надолго. Он заводился новой идеей, строил очередное дело, налаживал бизнес, и в какой-то момент ему становилось неинтересно, когда начиналась каждодневная рутина, и он, как правило, продавал свою долю или бизнес целиком, и – фюйть! – только вы его и видели – улетел в другие края за новой идеей и реализацией.

По ходу своей жизни несколько раз был женат, и каждый раз по одной-единственной и традиционной для него причине – «по залету» его пассий.

Вторая после Жанны женитьба закончилась быстро, в связи с выкидышем у его новой жены, после которого Аркадий еще полгода побыл рядом с переживавшей эту беду женщиной, помог ей чем мог: квартиру купил, денег подкинул, потом развелся и уехал дальше за своей «синей птицей».

Третий раз женился, когда жил в Комсомольске-на-Амуре, родился в том браке у него сын Федор. Прожил с женой и сыном два года, потом у женщины кончилось терпение прощать его многочисленные измены. Развелись.

В двухтысячном году Аркадий перебрался во Владивосток и осел в этом городе окончательно и навсегда. Понравилось ему здесь, как-то совпал душой он с этим местом, с Дальним Востоком, с Тихим океаном, с сопками и солеными ветрами, со своеобразным колоритом этого города.

И затеял новое дело, новый бизнес, собрав за семь лет скитаний и многочисленных коммерческих предприятий вполне приличный капитал для любого начинания, да еще и квартиру московскую продал. И бизнес, привычный для специфики этого региона, укрепился и наладился, а дела пошли в гору. И он женился в четвертый раз, все по тому же привычному до смешного поводу – женщина ждала от него ребенка.

И на сей раз женитьба оказалась последней, самой продолжительной и самой необычной.

Его жена Надежда была признанной в городе красавицей – такой славянский тип, редкий для этих мест: натуральная блондинка, хоть и достаточно миниатюрная, но хороша необычайно, все при ней – фигура, формы, стать, одна походка чего стоила – вот буквально не идет, а плывет над землей. Черты лица идеальные, глаза золотисто-зеленые, лучистые, брови дугами, губы… ну что описывать – красавица, и все. И, как большинство красавиц, капризна, надменна, эгоистична, не очень умна, центропупие зашкаливает в сочетании с полным отсутствием самоиронии, да и иронии как таковой в принципе.

Да не свезло девушке влюбиться до одури в залетного красавца Аркадия Ахтырского. И привыкшая по праву своей красоты небывалой получать все, что ей заблагорассудится, заполучила Наденька и Аркашу. И родила ему дочь Алису.


– Аркадий Викторович, – прервала хозяина дома незаметно вошедшая в комнату женщина.

Она подошла настолько тихо, что, услышав ее голос за спиной, Арина от неожиданности вздрогнула всем телом и резко обернулась.

– Простите, – увидев непроизвольную реакцию девушки, извинилась та.

Арина кивнула, принимая извинения, а женщина снова обратилась к Ахтырскому:

– Аркадий Викторович, вам давно надо отдыхать, вы и так сегодня долго были на ногах, переволновались и устали.

– Познакомься, Ариша, это моя медицинская помощница. Она неукоснительно следит за состоянием моего здоровья. Алла Романовна. А это Арина, моя дочь. Впрочем, вы знаете.

– Да, – кивнула женщина и дежурно улыбнулась, пояснив: – Аркадий Викторович вас очень ждал. Как и мы все, кто находится рядом с ним.

– Это приятно, конечно, хотя удивительно и несколько смущает, но я до сих пор не знаю, почему настолько важна наша встреча, кроме очевидного: ты болен, и, видимо, всерьез, – сказала Арина.

– Давай так, – предложил он, – Алла Романовна права, надо бы отдохнуть, к тому же мне пора ставить капельницу. И если тебя не смутит, что я буду лежать под системой, то ты можешь посидеть рядом со мной. Разговаривать мне эта процедура не помешает.

– Да, конечно, – согласилась Арина, – меня не смутит.

– Тогда где-то через полчаса подходи в мою комнату, она на первом этаже, Марина Максимовна тебе покажет.

Арина и сама с удовольствием полежала эти полчаса, только сейчас прочувствовав, насколько устала не столько физически, сколько морально, находясь с того момента, как приземлился самолет, в постоянном, не отпускавшем ее напряжении. И, улегшись на кровать поверх покрывала, буквально заставила себя расслабить все мышцы тела и постараться ни о чем не думать.

У двери в отцовскую комнату Арину с совершенно очевидным намерением что-то сказать поджидала Алла Романовна.

– Арина, – обратилась она напряженным тоном, подтверждая предположения девушки, – я не могу запретить Аркадию Викторовичу нервничать и перенапрягаться, он сам прекрасно знает, что ему это противопоказано и очень вредно. Я понимаю, что он торопится все вам объяснить и поэтому так нервничает. Но постарайтесь его не тревожить понапрасну.

– Я не очень понимаю, что вы хотите мне сказать, – ответила Арина, – и не понимаю, чем именно я могу его тревожить, тем более понапрасну, как вы выразились. Ему нельзя долго разговаривать?

– Разговаривать ему не противопоказано, но ему нельзя нервничать, расстраиваться и перенапрягаться.

– Я вас услышала, – холодно ответила Арина.

И вошла в комнату к отцу. И тормознула на пороге, обнаружив, что он лежит не на роскошной постели, что как-то само собой предполагалось в этом доме, а на медицинской функциональной кровати-трансформере. И у него стоит капельница.

– Так, папа, – строгим тоном потребовала Арина, – объясни, чем ты болен? Что с тобой?

– Я все скажу, – улыбнулся он ее решимости и кивком головы указал на стоявшее рядом с кроватью кресло: – Садись. Я все объясню. Немного осталось.

Показательно недовольно вздохнув, Арина все же села.

– На чем мы остановились? – попросил напомнить отец.

– На том, что ты женился в четвертый раз, и жена твоя совершеннейшая красавица.

– Да, – Аркадий Викторович помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: – Итак, Надежда…

Они были потрясающе красивой парой, наверное, даже нереально красивой парой: он – высокий, стройный, широкоплечий великолепный мужчина со светло-русой вьющейся шикарной шевелюрой, мужественным лицом, с выразительными, невероятными темно-синими глазами; она – миниатюрная блондинка, с удивительной красоты лицом, с золотисто-зелеными глазами, с фигурой богини.

Когда они входили куда-нибудь вместе – в театр, в кинотеатр, в ресторан, на какие-то официальные мероприятия, замирал весь зал, и какие-то мгновения воцарялась совершенная тишина, пока люди смотрели на великолепие этой пары не отрываясь, а потом шу-шу-шу – несся быстрый горячий перешепот: кто это такие? Ахтырские! Какие красивые! Фантастические! Невероятные! Боже, какая пара! Какая красота…

И так было всегда и везде. Они привыкли. Аркадий относился к такой реакции людей спокойно, с большой долей иронии и скепсиса, а вот Надежда питалась этим восхищением, дышала и жила им, это было ее жизненной необходимостью – обожание, преклонение, восхищение и всякие безумства мужчин, кстати, и не только мужчин, бывали прецеденты и поэкстравагантней, творимые ради нее и во имя нее.

А вот с этим как раз таки произошел первый в ее жизни обломчик – ну вот не восхищался ею Аркадий, и все тут. Как Надежда ни билась, как ни старалась, как ни объясняла ему, что, мол, должен-обязан трепетать от восхищения до потери пульса – не трепетал.

И родилась у них дочь, которую мама назвала Алисой.

Девочка была здоровенькой, очень шустрой, активной, но… не красавицей. Все черты ее внешности были правильными, каждая по отдельности красива и даже, можно сказать, изысканна, но вместе и в совокупности они словно растворялись на ее лице, делая его никаким, словно плоским, незапоминающимся и пустым.

Пока девочка была маленькой, эта особенность внешности дочери не сильно тревожила Надежду, но когда ребенку исполнилось три-четыре годика, а потом и пять, мать все больше и больше раздражалась и даже откровенно обижалась и негодовала на ребенка – у ее подруг и знакомых и то дети интересней, а у нее – у Первой Великой Красавицы города – какая-то манная каша, не пойми что, с ней же даже на люди выходить стыдно.

И она не выходила. Дочь для нее стала вечно раздражающим фактором в жизни, каким-то недоразумением, бракованной вещью, и она относилась к ней именно так. И, как часто бывает, именно такие отвергнутые дети изо всех своих душевных сил любят и тянутся именно к отвергающим их родным и только от них ждут любви. И Алиса старалась стать для мамы самой прекрасной и самой хорошей, и что только Аркадий не делал, как не заботился о дочери, как не пытался нивелировать такое отношение Надежды к ребенку и как не проявлял свою любовь, той была нужна только мама и только ее любовь и участие.

А вот с этим, с материнской любовью и участием то бишь, стало совсем хреново, то есть вообще никак, когда Надежда закрутила головокружительный роман с одним ну очень богатым человеком, просто неприлично богатым. И довольно быстро развелась с Аркадием и вышла за того замуж, оставив дочь жить с отцом и ее мамой, тещей Аркадия.

Алиса рвалась к матери, рыдала и уговаривала ту взять ее к себе хоть ненадолго, звонила ей и писала настоящие, бумажные письма и по электронной почте, как скучает по маме, как хочет ее видеть, быть рядом, но Наденька была занята новыми реалиями своей новой жизни, своим величием, новой семьей, полировкой блеска своей красоты и родила сына новому мужу. Одним словом, все новое.

И дочь в ее жизненные приоритеты не входила никоим образом.

Но! В двенадцать лет Алиса стала стремительно меняться – начала вытягиваться и расти, лицо приобрело более четкие черты. Это было похоже на то, как в ванночке с проявителем для фотографий постепенно и достаточно быстро проявляется на белой бумаге четкий и яркий снимок.

И к четырнадцати годам девочка расцвела настолько, что, казалось, это совершенно другой человек, какая-то другая девочка, а не та прежняя Алиса.

Она вытянулась под метр семьдесят ростом, пойдя статью в отца, в какой-то момент начали завиваться и кучерявиться ее обычно прямые волосюшки непонятного цвета, превратившись в роскошную гриву светло-русых, почти блондинистых волос, и засияли золотисто-зеленые глаза каким-то прямо пронзительным цветом, а кожа приобрела необычайный оттенок и была совершенно идеальной, гладкой, бархатистой.

На Алису обрушился просто шквал мужского внимания, а на Аркадия посыпались предложения разного рода: от разрешить снять дочь в кино до участия в московском конкурсе красавиц.

Алиса терялась и не знала, что делать с таким своим кардинальным превращением из гусеницы в бабочку, и, понятное дело, крышу у нее снесло от осознания собственной небывалой красоты.

И именно в этот момент и нарисовалась снова в жизни дочери Надежда – толкнула теорию, мол, всегда знала, что дочь у нее будет красавицей, забрала Алиску к себе жить, а ее муж, почти олигарх, сразу же пристроил девочку в лучшую школу моделей в Европе. И Алиска уехала во Францию, не сильно-то спрашивая отца. Проще говоря – вообще не спрашивая, а только поставив в известность. И за это спасибо.

А через несколько месяцев после ее отъезда у Аркадия диагностировали острый лимфобластный лейкоз, в народе именуемый рак крови.

– В свое время, на одном закрытом производстве, мне пришлось поработать с радиоизотопными элементами, – рассказывал отец замершей в смятении Арине, – технику безопасности соблюдали, как и положено по инструкции, но девяностые годы, производство распадается: то не работает, у того срок годности истек, это вышло из строя, а вон то так и вовсе поломано, и заменить его нечем. Вот и получил облучение чуть больше положенного безопасного уровня.

Прошел все обследования и профилактическое лечение, проверился – все в норме.

Его здоровый, мощный организм достаточно долго самостоятельно справлялся с последствиями облучения. И, кто знает, может быть, так и справлялся бы дальше. Но однажды Аркадию пришлось прыгать в ледяную воду, чтобы вытащить человека, который находился без сознания. Стечение невозможных, казалось бы, обстоятельств – мужик стукнулся головой и вывалился за борт, а Аркадий находился ближе всех, вот и кинул круг и прыгнул следом. Если бы не он, пропал бы моряк.

Мужика спасли, а Аркадий сильно переохладился и долго после этого болел. Но вроде оклемался, восстановился, и пошла жизнь-дела-работа дальше, а он при случае в мужской компании со смехом вспоминал историю купания в ледяной воде.

Да только тот его прыжок в Тихий океан и серьезное переохлаждение сработали как спусковой крючок для притаившейся болезни.

Аркадий не относился к категории людей, кто обращается к врачам за пять минут до агента из конторы ритуальных услуг. Будучи человеком образованным, много чего повидавшим и хорошо знавшим цену жизни, он старался следить за здоровьем. Ну как следить – если организм давал какой-то сбой: где-то прихватило, где-то тянет или что-то сбилось с нормальной работы или тревожит, он честно и добросовестно обращался к докторам и проходил обследования.