Взглянув на него, я сразу вспомнил, что несколько дней назад Анжелика говорила своим приятельницам о каком-то ученом азиате, будто бы приставленном к королевской особе для обеспечения безопасности его сексуальных эксцессов, если не сказать — похождений.

Любопытно, что же этот сын Поднебесной собирается сообщить придворным «короля-солнце», разумеется, с ведома своего нового патрона и, скорее всего, по его же прямому указанию…

— Глубокоуважаемые дамы и кавалеры! — рокочущим басом проговорил церемониймейстер, вскинув свой сверкающий жезл. — С высочайшего позволения рекомендую вашему благосклонному вниманию профессора Чжао Си и его оригинальную систему взглядов на некоторые стороны нашего бытия!

Произнося последние слова, он так выразительно подмигнул, что публика тут же ответила на это веселым смехом и рукоплесканиями.

Церемониймейстер сошел со сцены и занял место на скамье первого ряда мест для зрителей.

Китаец почтительно, но без тени подобострастия поклонился цвету французской аристократии и четко, почти без акцента, проговорил:

— Высокочтимые и благородные мужи и женщины! Прежде чем начнется театральное представление, я осмелился бы предложить вам недолгую беседу о предмете, вне всяких сомнений, занимающем ваши помыслы и наполняющем упругой силой ваши сердца. Я имею в виду то, что принято называть любовью.

По рядам зрителей пробежала волна оживления, но, как я понял, тема этой беседы если не всем им, то значительной части была известна заранее, подтверждая расхожую мысль о том, что во дворце секреты живут только до тех пор, пока они не произнесены вслух.

— Все вы, — продолжал Чжао Си, — несомненно, знакомы с этим предметом, а многие не без некоторых оснований считают себя знатоками его, и я вовсе не намерен оспаривать их высокочтимое мнение, однако позвольте мне изложить некоторые взгляды на это явление, только изложить, ни в коей мере не посягая на чьи бы то ни было убеждения…

Он обвел взглядом ряды зрителей, которые ответили ему гулом одобрения, и сказал:

— Французы — признанные гении любви, однако, насколько я успел заметить, очень немногие из них следуют при этом величайшей мудрости слов христианского философа Аврелия Августина: «Все человеческие беды происходят оттого, что мы наслаждаемся тем, чем следует пользоваться, и пользуемся тем, чем следует наслаждаться».

Ропот зрителей был скорее удивленным, чем возмущенным, из чего я сделал вывод о том, что слова Августина для многих были откровением.

— Поистине мудрые слова, — продолжал китаец, — обнажающие суть любви и предостерегающие от роковых ошибок. Вы, европейцы, рассматриваете любовь как тайное удовольствие, которое должно быть надежно скрыто от людских глаз, как грех, который вы замаливаете у своего милостивого Бога и одновременно с этим утверждаете, что Он устами Сына своего заповедал вам любовь как главный принцип жизни, не так ли?

— Но ведь это же разная любовь! — звонким высоким голосом возразил расфранченный маркиз де Кавуа. — Одно дело — любовь к ближнему, и совсем другое…

Он посмотрел на сидящую рядом с ним даму и вздохнул, закатив к небу подкрашенные глаза.

— Любовь — одна, — покачал головой Чжао Си. — Она есть высшее проявление служения Небу, торжество соединения двух жизненных начал, двух сил, которыми пронизана вся окружающая нас природа и мы как ее часть. Мы обозначаем их словами инь и ян. Инь — женское начало, ян — мужское. Инь — тень, Луна, а ян — свет, Солнце. Они неразлучны: день сменяется ночью, у света есть тень, так устроена жизнь под Небом, и цель ее — достичь счастливого союза инь и ян, не более того…

— Но существуют же еще и такие понятия, как слава, могущество, богатство в конце концов! — подал возмущенный голос маркиз де Вард.

— Существуют, — кивнул китаец. — Но не сами по себе, а лишь для чего-то. Не цель, средство. Слава, могущество, богатство лишь способствуют обретению счастья соития инь и ян. Для чего мы заказываем себе красивые и дорогие одежды? Ведь не для того лишь, чтобы любоваться их отражениями в зеркалах! Роскошные кровати. Кружевное белье. Парфумы. Мушки. Афродизиаки в конце концов. Ведь ничего бы этого не было и в помине, окажись мир заселенным только мужчинами или только женщинами! А величайшие подвиги? А ужаснейшие преступления? А великие творения искусства? Да что там, а этот дворец, это чудо человеческого творчества, разве он мог бы возникнуть только лишь в качестве пристанища от дождя и ветра? Вы улыбаетесь…

— А воинская доблесть? — спросил старый герцог де Грамон.

— Признаем ее прекрасной, — дипломатично ответил профессор. — Но не будем при этом забывать слова великого Конфуция: «Мне не приходилось встречать такого, кто любил бы доблесть так, как любят женскую красоту».

— А что любят женщины? — спросила кокетливая мадам де Шуази.

— Торжество любви, мадам.

— Но как достичь его?

— Всего лишь не противиться своим природным желаниям. Не стыдиться, не отпугивать их, а радоваться тому, что они есть. Еще есть. Ведь самое страшное — это не утрата возможностей, а утрата желаний.

— Мой духовник едва ли согласился бы с вами, профессор.

— Любовь — веление Неба, а оно не нуждается ни в одобрении нашем, ни в осуждении.

— Но на земле действуют свои законы, — резко проговорил маркиз де Солиньяк.

— Сочиненные людьми, — уточнил китаец. — А люди, хоть и редко, — его бесстрастное лицо озарило некое подобие улыбки, — но все же ошибаются. И тогда нарушается гармония между Землей и Небом, а это очень опасно. Для Земли, разумеется…

Маркиз де Солиньяк развел руками и сокрушенно покачал головой, после чего сказал:

— Не думаю, чтобы благополучию Земли могли угрожать какие-то моральные нормы.

— Если они посягают на гармонию человеческой жизни, то этим угрожают людям, а люди неотделимы от Земли.

— Но вы же не отрицаете мораль как таковую? — спросил герцог де Грамон.

— Разумеется, нет. Существует достаточно требований, которые должен безоговорочно выполнять человек, желающий жить среди людей. Безоговорочно и сознательно. Недаром же говорил Конфуций: «Мораль благородного мужа подобна ветру. Мораль низкого человека подобна траве. Трава наклоняется туда, куда дует ветер».

— Но мораль во Франции и мораль в Китае — далеко не одно и то же, — заметил маркиз де Кавуа.

— Разумеется. Мораль, принятая во Франции, осуждает, например, внебрачные связи, что никак не понятно китайцу, у которого может быть несколько жен и еще больше наложниц, как непонятно китайцу и осуждение вашей официальной моралью мастурбации, «игры на флейте» и прочих удовольствий, сопутствующих любви мужчины и женщины…

— Но при чем здесь музыка? — спросила, широко раскрыв глаза, мадам де Шуази.

Зрительный зал разразился громовым хохотом.

Я не думаю, что мадам де Шуази была столь неопытна в вопросах плотской любви. Скорее всего, вопрос относительно «игры на флейте» был задан ею с откровенно провокационной целью, как, собственно, было провокацией и само выступление китайского профессора.

Эта мысль мелькнула у меня сразу же после того, как он привел цитату из Блаженного Августина. Семнадцатое столетие, когда еще вовсю сжигают на кострах людей, обвиненных в ереси или колдовстве, как графа де Пейрака, а тут, в самом сердце страны, где то и дело власти устраивают гонения на инакомыслящих, перед правоверными католиками, да еще перед высшей знатью, выступает с поучениями какой-то язычник! Притом из такой экзотической страны… Правда, в то время уже были налажены торговые контакты с Китаем и Франция закупала там огромные партии шелка и рисовой пудры, но духовная жизнь Поднебесной оставалась для европейцев terra incognita.

Так что все происходящее никак не вязалось с формальной логикой.

Ну, а если подойти к событию неформально?

Ведь у Людовика в то время были довольно сложные отношения с клерикалами, да и вообще с духовенством, не считая, конечно, архиепископа де Шанвалона, часто принимавшего участие в королевских забавах, и подчас возникали достаточно жесткие ситуации, как, например, та, вследствие которой король вынужден был отменить принятый на вечные времена Нантский эдикт, запретить мольеровского «Тартюфа», или когда во время богослужения в присутствии короля священник в своей проповеди приводит пример прелюбодеяния царя Давида с Вирсавией, при этом недвусмысленно поглядывая на Людовика, а какой-то иезуит громко кричит в лицо королю: «Ты — дурной человек!»…

И Людовик — надо отдать ему должное — стерпел, смолчал, ничего не предпринял в ответ, хотя хватило бы даже туманного намека начальнику тайной полиции, чтобы и тот проповедник, и иезуит исчезли без следа в одну из темных ночей… Да и открытый суд был бы вполне возможен, потому что практически не было священника, которому нельзя было бы предъявить обвинение в хищениях, мошенничестве или совращении невинности.

«Король-солнце» стерпел обиды, но, конечно же, не забыл их и не простил обидчиков. Кроме того, клерикалы в своем откровенном стремлении к власти представляли собой угрозу королевскому абсолютизму, угрозу слишком серьезную, чтобы относиться к ней без должного внимания.

Из разговоров с Чжао Си Людовик, как человек с достаточно пытливым умом, сумел вынести элементарное представление о китайской философии и ее несокрушимой логике, вполне способной поколебать постулаты церковников, не только полностью надуманные, но и грубо противоречащие самой человеческой природе. Видимо, Людовик таким образом бросал пробный камень мести своим обидчикам, выбрав для этого самую благодатную почву из всех возможных в подобном случае.

Да, учение о мировой гармонии как нельзя более убедительно указывало на то, что каждый элемент бытия должен занимать во всеобщей иерархии лишь ему отведенное место. Когда Конфуция спросили, как следует управлять государством, он ответил: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном». Каждому — свое.

И никаких исключений.

А вот люди в сутанах всегда стремились занять чужое место, тесня даже королей. Они внедрили в массовое сознание понятие греха, привязав его к сексуальной сфере, тем самым нанеся коварный и жестокий удар по одному из жизненно важных человеческих инстинктов.

Осознание вечного и всеобщего первородного греха формировало комплекс вины, с помощью которого можно было свободно манипулировать массовым сознанием.

Люди в сутанах разожгли беспрецедентную антисексуальную революцию, которая привела к азартной охоте на плотские грехи и, естественно, на самих грешников.

Суровое осуждение получила контрацепция, а с нею и любые разновидности непроизводительного секса. Жестоко преследовалось использование различных зелий, прерывающих беременность, преследовался анальный секс, а с ним и оральный, преследовались петтинг, прерванный половой акт, мастурбация и вообще любые эротические проявления, чуждые целям деторождения.

Издавались (только для служебного пользования, разумеется) руководства для исповедников, где предусматривались специальные наказания за те или иные проявления эротизма.

К примеру, для гомосексуалистов:

«Простой поцелуй — 6 особых постов.

Вольный поцелуй без семяизвержения — 8 постов.

Поцелуй с семяизвержением — 10 постов».

Для кого бы то ни было:

«Взаимная мастурбация — покаяние сроком от 20 дней до одного года.

Фелляция (оральный секс) — покаяние сроком до четырех лет. При рецидивах — до семи лет.

Анальный секс — покаяние от 4 до 7 лет».

Церковные запреты и наказания проникали и в супружеские спальни, где сношение (даже с благонамеренной целью зачатия) должно было совершаться исключительно в той позе, когда мужчина располагается сверху.

Столь брутальное воздействие на сексуальную сферу человека в конце концов привело к тому, что нереализованная энергия у значительного числа людей трансформировалась в агрессивный фанатизм, истерию, ведьмоманию, флагеллянтизм и садизм.

Вот что такое догмы, доведенные до абсурда…

…А в театре продолжалось знакомство придворных с китайской философией.

— Воздержание непременно приводит к дряхлению тела, — проговорил Чжао Си, видимо, отвечая на чей-то вопрос.

Аудиторию эти слова привели в неописуемый восторг.

— Чтобы мои слова не были восприняты как сугубо частное мнение, — добавил профессор, — я хотел бы подкрепить их выдержкой из древнего, тысячелетней давности трактата, называемого «Искусство спальных покоев»… Я постараюсь перевести как можно более точно…

Он раскрыл книгу в желтом сафьяновом переплете и немного нараспев произнес: «Желтый Император спросил Чистую Деву:

— Если в течение долгого времени обходиться без половых сношений, то каковы будут последствия?