Они попрощались. Таня налила горячего шоколада в чашку и села возле окна. Она пыталась понять, какие мысли приходили ей в голову по поводу предстоящей свадьбы Артёма. Он нравился ей в школе, как и многим другим девчонкам. Теперь, представляя его себе, Таня находила, что внешне он отдаленно напоминал Славика, наверно, тёмными глазами и волосами. Общий типаж был похож. Отличие было в том, что Артём был значительно ниже Славика и носил очки.

Возможно их сходство было не только внешним. Они оба хорошо учились, пользовались уважением учителей, и по всему их ожидало блестящее будущее.

Таня вспоминала, как сидела позади Артёма до того, как её пересадили к Славику. У Артёма было очень хорошеё чувство юмора. Девчонки хохотали над его рассказами. Таня как вживую представила его лицо совсем близко, когда он снимал очки и становился серьёзным. Пожалуй, таким он ей нравился больше всего. Она прислушалась к себе, глубоко внутри. Нет, ничего больше не замирает. Похоже, всё прошло. Она может спокойно ехать к Артёму на свадьбу и не переживать, что невестой там будет не она.

Таня продолжала смотреть в окно в вечереющие сумерки на чёрных ворон, постепенно сливающихся со скамейкой, на спинке которой они сидели.

Интересная мысль посетила Таню, простая и ясная, как будто её прежние воспоминания внесли, как данные, в компьютерную программу, которая проделала необходимую вычислительную работу, и незамедлительно выдала ответ. “Да я просто переключилась на Артёма, когда решила, что Славик мне не подходит. Вернее, решила, что я не подхожу ему. Это было задолго до того, как нас посадили вместе. Поэтому, когда я оказалась со Славиком за одной партой, я просто сбежала, чтобы не менять решение. Сработал закон самосохранения.”

Это была совсем новая и смелая мысль, многое объясняющая теперь, по прошествии времени, когда эмоции улеглись и можно было спокойно подумать о прошлом. Зато Таня почувствовала, что пазл сложился, и она с уверенностью могла бы сказать, что руководило её действиями тогда, в школе. Она могла бы теперь объяснить всё тёте Вале да и себе самой. Если бы это имело ещё какой-то смысл… Несмотря на то, что ничего уже нельзя было изменить, понимание истинной подоплёки собственных поступков принесло Тане облегчение, а с ним и изрядную долю разочарования.

Она всегда считала, что была честна сама с собой и окружающими. Она всегда думала, что говорила правду самой себе и остальным. На поверку же оказалось, что заметив проблески чувств к Славику, она поспешила перенести их на другой объект. Это оказалось проще, чем страдать от того, что Славик, казавшийся слишком серьёзным и не искавшим отношений, может на эти чувства не только не ответить, а попросту не заметить их.

Напрасно на уроках литературы, когда они проходили “Евгения Онегина”, Таня отождествляла себя с пушкинской тёзкой. На самом деле, она даже самой себе не смогла признаться в том, что начала влюбляться в своего одноклассника, не говоря уже о том, чтобы попытаться понять, как, в свою очередь, он относится к ней. Ей было проще отсесть от него и сделать вид, что ничего не происходит, чем остаться и честно признаться во всём.

Хотя эти размышления и открытия принесли горечь и разочарование в себе, они внесли какую-то законченность во всё, что касалось её и Славика. “Что ж, лучше поздно, чем никогда,” – невесело подумалось Тане.

Хотя, если спокойно разобраться в этой истории, ничего не изменилось бы, признайся она по крайней мере самой себе в своих чувствах, ведь всё было бы так же. Она всё равно уехала бы в Израиль, а Славик – в Питер. Они были тогда ещё слишком юными, чтобы что-то решать в своей жизни самим.

Максимум, на который можно было бы рассчитывать – это продолжать переписываться и перезваниваться в надежде, что они смогут когда-нибудь встретиться, очутившись в одном городе или хотя бы в одной стране. Но такие отношения чаще всего обречены на провал. Нет, даже не на провал, а на медленное и унылое угасание.

Таня вздохнула. Нет, совсем не весело, как ни крути, выходило их предполагаемое будущее, в случае если бы они признались друг другу во всём. “Полно, хватит заниматься самобичеванием, – сказала Таня себе, – поняли и ладно”. И уж конечно, не стоило морочить голову Славику со всеми этими метаниями. Ромашка какая-то, любит – не любит.

Нужно было заканчивать это документальное кино, мелькавшее перед её глазами обрывками фраз и моментальными снимками сцен из прошлого. Таня встала и прошлась по комнате. Всё, хватит хандрить! Пусть прошлое останется в старом году, а в новый год она возьмёт с собой только приятные воспоминания. У Тани появилась отличная новогодняя идея.

Она тепло оделась и вышла на улицу. Люди вокруг спешили кто в магазин за продуктами на праздничный стол, кто за подарками. Таня решила, что тоже сделает себе подарок. Свернув на Гороховую улицу, она дошла до сквера на Пионерской площади, где вот уже который год устраивали новогоднюю ярмарку. Городок шатров и ёлок был виден издалека.

Народу было много, и все куда-то спешили мимо неё. Вечерело рано, и в палатках уже зажгли огни. Вокруг топтались продавцы пряников, колбас и ёлочных игрушек. Народ приходил сюда поглазеть на всю эту красоту, а заодно и сделать последние покупки. Таня с трудом протолкалась к небольшой палатке с игрушками. Здесь же стояли маленькие настольные ёлочки. Она купила себе одну, а к ней – миниатюрные шарики и коротенькую гирлянду с разноцветными лампочками.

Вернувшись в свою комнатку в отеле она поставила ёлочку на широкий подоконник. Всё, теперь у неё тоже будет праздник. Она позвонила родителям и Лизе, поздравила их с наступающим новым годом. Лиза не могла говорить долго. Таня поймала её, уже нарядно одетую, в дверях – она с Серёжей шла к друзьям на вечеринку.

У родителей в зале на журнальном столике стояла большая ёлка, которую мама с Антошей нарядили ещё две недели назад. Пожалуй, это был первый Новый год, который Таня встречала не с ними.

Праздник стремительно приближался. Тане было знакомо это чувство, возникающее каждый раз, когда казалось, что Новый год ещё далеко – до него было две недели, потом неделя, а потом вдруг внезапно наступало 31 декабря.

Микрюков объявил всем, что каждый может пригласить кого-нибудь на праздник. Таня, не долго думая, позвала Славика. Теперь он уже стучался к ней в комнату, а она стояла возле окна и наблюдала за тем, как на небе все явственнеt проступают звёзды.

Таня открыла дверь. Славик стоял на пороге с коробкой торта и каким-то небольшим блестящим пакетом.

– Привет, что это? – удивилась Таня.

– У тебя холодильник есть?

Он был очень доволен, просто светился радостью. У Тани был холодильник, маленький, но всегда практически пустой. Коробка с тортом заняла почти всю полку, которых там было всего три. Одну из них занимали мандарины.

В блестящем пакете оказалась маленькая коробочка, открыв которую, Таня обнаружила двух маленьких белых зайчиков на верёвочках. Они были сделаны из пенопласта или какого-то другого лёгкого материала.

– Какая прелесть!

– Тебе нравится?

– Очень хорошенькие! Куда бы их повесить?

Они оглядели комнату.

– Вот сюда, – сказал наконец Славик, и зайчики уместились на шарнире настольной лампы под светлым абажуром.

Они поспешно вышли и остановились в холле отеля, чтобы застегнуть куртки и надеть шапки – за широкими окнами в свете фонарей кружилось бесчисленное множество мелких снежинок. Дядя Саша дал Славику машину, и они доехали до “Виноградной лозы” в рекордные полчаса.

В баре постепенно собирался народ. Макарьевы встретили Таню приветственными кивками, Григорий пожал Славику руку. Они уже привыкли к тому, что последние две недели Славик ждет Таню каждый вечер после работы.

В глубине зала, у самой стойки мелькнула Маша. Славик отлучился помыть руки, а Таня обнаружила за столиком у окна Микрюкова. Он сидел с телефоном и поднял голову, когда она подошла.

– С наступающим! – Микрюков кивнул на стул рядом с собой. – Не хочешь ли присоединиться?

– С удовольствием, только я не одна.

Славик как раз вернулся в зал и стал искать Таню глазами. Ей пришлось помахать ему рукой, чтобы он её увидел – зал стал заполняться людьми.

– А, Вячеслав, если я правильно помню? – Микрюков встал пожать Славику руку.

Он всегда хорошо запоминал имена.

– Добрый вечер. С наступающим праздником.

– Присаживайтесь. Сейчас и Маша подойд`т. Вы, как я помню, помолвлены?

С секунду продержалась неловкая тишина. Потом Славик нарушил молчание:

– Это недоразумение. Мы были друзьями.

– Это я пригласила Славика, – вступила в разговор Таня, чтобы как-то разрулить ситуацию.

Микрюков был удивл`н. Он перевёл взгляд со Славика на Таню и сказал:

– Ну, что ж, в любом случае рад вас обоих видеть.

Помолчав он спросил:

– Вам будет удобно сидеть с Машей за одним столом?

Славик вопросительно взглянул на Таню.

– Ничего не имеем против, – сказала она.

В любом случае стол был большим. За ним уместились Вероника с импозантным молодым человеком в свитере с оленями, Машина помощница Настя, фотограф Лёня, Макарьевы с детьми – всего набралось двенадцать человек.

В зале стоял равномерный гул голосов, звучала лёгкая музыка. Таня была очень рада, что пришла. Ей очень нравилось здесь. Единственное, что её смущало – это взгляды Микрюкова, которые она ловила в течение всего вечера. Он как будто бы посматривал на них со Славиком и что-то пытался понять.

Часам к десяти вечера музыка зазвучала громче, Вероника со своим спутником пошла танцевать. Славик с Таней тоже встали.

– Ты помнишь, когда мы танцевали в последний раз? – очень громко, как ей показалось, спросил он.

Таня оглянулась. Ей подумалось, что все могут услышать его слова. Но на самом деле в зале было слишком шумно, все были заняты собой, танцами и собственными разговорами. Лёня фотографировал всех желающих под огромной, богато украшенной елкой.

– Конечно помню, в школе на выпускном, – ответила Таня, на сколько могла ровным голосом.

Славик не мог знать, что именно об этом она вспомнила, когда он позвал её танцевать.

Тем временем Славик продолжил:

– Теперь я могу признаться, что долго готовился к тому, чтобы пригласить тебя тогда.

Таня засмеялась:

– А я думала, что ты пригласил меня, потому что никто другой этого не сделал!

– А я боялся, что ты можешь мне отказать!

– Почему я должна была тебе отказать?

– Я не знаю! Ты же ни с кем не танцевала!

– Так это как раз потому, что меня никто не приглашал!

Они оба засмеялись.

Музыка в зале стала глуше, парочки возвращались за столики. Микрюков вышел к барной стойке с бокалом, в другой руке у него оказался микрофон. Вероника появилась откуда-то сбоку и протянула ему красный колпак, отороченный белым мехом. Микрюков нацепил колпак на лысую голову, и все вокруг зааплодировали.

– Дорогие сотрудники! На правах сегодняшнего Деда Мороза позвольте поздравить вас всех с наступающим Новым годом!

И снова раздались аплодисменты.

Вечер стремительно катился к полночи. Было выпито много шампанского, закуски улетали со столов с умопомрачительной скоростью. Музыка гремела вовсю. Среди этого шума и веселья кто-то вдруг взял Таню за локоть. Она обернулась и увидела, что это Микрюков. Всё ещё в колпаке, с расстёгнутым воротом белой рубашки, он очень серьёзно смотрел на неё:

– Таня, мы можем поговорить?

– Да, конечно!

Она кивнула Славику в знак того, что скоро вернётся. Он кивнул ей в ответ и проводил их взглядом.

Они отошли к окну – чёрному квадрату, поминутно освещаемому вспышками салютов. Праздник шёл по городу. Такси пролетали мимо, развозя последних опаздывающих на вечеринки.

– Таня, извини, что я ув`л тебя у твоего кавалера. Мне нужно тебя кое о чём спросить. Для меня это очень важно.

Таня смотрела на него во все глаза. Никогда ещё она не видела Николая таким серьёзным. Он всегда был в отличном расположении духа, уверен в себе и шутил по любому поводу.

– Конечно, – наконец сказала Таня.

Глядя ей прямо в глаза настороженным взглядом, он как будто бы хотел, но не решался что-то спросить. Это было очень непохоже на Микрюкова.

– Чёрт! – он отвернулся и мотнул головой.

Снял с головы свой колпак. – Таня, мне очень нужно знать. Я спрошу прямо. Ты встречаешься со Славиком?

Чего чего, а такого вопроса она от него совсем не ожидала.

– Николай, я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему проекту? – растерялась Таня.

Кроме того, что этот вопрос был очень неожиданным и застал её врасплох, она к тому же вдруг поняла, что и сама не знает на него ответа.

– Ты права, никакого, – тихо согласился с ней Микрюков. – Но я всё же очень прошу тебя ответить.

Он помолчал, потом отвернулся, а когда снова посмотрел на неё, то отчетливо повторил: