В день приезда хозяйки бала Мелори заперлась в своей гостиной и не открывала дверь никому, даже Серене. Она наотрез отказалась дежурить с девочкой у окна, чтобы посмотреть, как машина плавно остановится перед особняком и из нее появится Соня, еще более прекрасная, чем всегда, и ликующая от того, что возвращается наконец… к себе домой.

Серена с Дарси наблюдали за прибытием из окна классной комнаты, выходившего на дорогу, а Мелори сидела у себя, в кресле возле камина, с сиамским котенком Марком Антонием на коленях и впервые с тех пор, как приехала в «Морвен», страстно желала снова оказаться в лондонском предместье, в старом коттеджике с матерью, братьями и сестрой, и навсегда забыть о суровых просторах Уэльса.

Девушка понимала, что пройдет еще немного времени и сердечная боль станет невыносимой, если не предпринять каких-то решительных мер. И единственное, что она сумела придумать, — это уехать прочь из «Морвена» как можно скорее.

Райф Бенедикт сказал, что ее работа здесь всего лишь временная, и теперь, припомнив эти его слова, она была ему благодарна, но вместе с тем почувствовала холодную пугающую пустоту в сердце.

Мелори съежилась в кресле, вздрагивая от каждого звука шагов за дверью и на лестнице, всей душой желая, чтобы подольше не наступал тот момент, когда Серена влетит к ней с радостным воплем: «Она приехала!»

Но девочка все же ворвалась к ней, полная впечатлений, и принялась взахлеб рассказывать об изысканном наряде мисс Мартингейл и о том, что балерина привезла свою обожаемую собаку. Мелори тогда подумала, что это был тот самый пес, который приветствовал Соню по утрам, облизывая ей лицо, и чуть позже, встретив его в первый раз, очень удивилась, обнаружив, что это не какая-нибудь изящная болонка, а огромный и свирепый на вид эльзасец[10].

Белинде вторжение чужой собаки такой внушительной комплекции категорически не понравилось, тем более что эльзасцу было позволено занять место в жилой части «Морвена», и Серене, с целью избежать возможных неприятностей, пришлось держать свою любимицу в заключении в детском крыле, как называлась часть дома, включающая ее спальню, апартаменты Мелори и классную комнату.

Таксу, неустанно заявлявшую тоскливыми подвываниями протест произволу, все же не так трудно было удерживать взаперти, но вот Марк Антоний, склонный рассматривать себя как вольного скитальца, узником стать не захотел. Когда его заключили в тюрьму в гостиной Мелори, он ухитрился удрать в открытое окно, спуститься по водосточной трубе и вновь обрести свободу. Однако радость его от этих успехов была недолгой — едва кот приземлился всеми четырьмя лапками на траву, на террасе тут же появился эльзасец мисс Мартингейл и немедленно выразил ему величайшее неодобрение. Мелори, которая в это время вошла в свою комнату за корзинкой для рукоделия, чтобы заштопать дырку на летнем платье Серены, услышала перебранку, начавшуюся под окном, и, убедившись, что Марка Антония нигде нет, выглянула из дома. К своему ужасу, она увидела, что эльзасец, угрожающе рыча, продвигается в сторону оцепеневшего от испуга кота.

Девушка бросилась вон из комнаты, слетела вниз по лестнице и, выскочив во двор, метнулась к тропинке под окном гостиной, где противники уже стояли друг против друга. К Марку Антонию вернулась часть его мужества, и теперь он злобно шипел, обещая дорого продать свою жизнь. Но Мелори не собиралась ждать наступления этого момента и подхватила маленького героя как раз в ту секунду, когда эльзасец прыгнул. Девушка пошатнулась и выпустила из рук котенка. Падая, она только чудом не ударилась головой о каменную вазу с каскадом ярких цветов, а Марк Антоний, совершив путешествие по водосточной трубе, благополучно добрался до крыши и разразился возмущенным мяуканьем.

Мелори поднялась с гравийной дорожки. Эльзасец, оскалив зубы и не сводя с девушки горящих страшным красным огнем глаз, готовился к новому прыжку. Но прежде чем ему удалось это сделать, на террасе появился Райф Бенедикт и заорал, приказывая овчарке убираться прочь, после чего с беспокойством, отчетливо читавшемся на смуглом лице, повернулся к Мелори:

— Мисс Гувер, что с вами?

Девушка испуганно смотрела на него, чувствуя боль в ушибленном локте и противную тошноту от мысли, что она могла разбить голову о каменную вазу. Пробормотав, как всегда автоматически, что с ней все в порядке, она вдруг вспомнила о сиамском котенке, судьба которого ей была неизвестна.

— Марк Антоний! О боже, где он?!

— Не волнуйтесь за Марка Антония, Фиппс найдет его и принесет домой, но вы… у вас рука в крови! — Райф спрыгнул на траву и подбежал к девушке. — Покажите! — приказал он, когда Мелори судорожно одернула рукав, чтобы спрятать рану.

— Пустяки! — пролепетала она. — Всего лишь царапина.

— Но я видел, как эта зверюга Аякс на вас набросился! Вы могли получить серьезную травму, если бы ударились о ту вазу! — Он бросил на каменную вазу враждебный взгляд.

В этот момент на террасу выпорхнула Соня Мартингейл и, спустившись по ступеням, томно повисла у него на руке.

— Что происходит? — осведомилась балерина холодным, безразличным голосом. — Аякс вовсе не зверюга, Райф! Я не хочу, чтобы ты его так называл! — Она взглянула на Мелори, как будто делая мысленное усилие вспомнить, кто это, и в то же время осуждая ее за устроенную прямо под окнами гостиной неприятную сцену. — Право, дорогой, все собаки бросаются на кошек, и ваш глупый Марк Антоний удрал бы, если бы мисс… мисс Гувер, кажется?.. не попыталась схватить его на глазах бедного Аякса! Ну что за глупость! Она сама напросилась на неприятности. Впрочем, я не думаю, что случилось что-то серьезное.

— Не думаешь?

Мелори удивилась, услышав ледяные нотки в голосе Райфа Бенедикта. Нет, он не может так говорить с дамой своего сердца, ради которой готов на все! Наверное, почудилось, решила Мелори, списав все на потрясение после пережитого и тошноту от вида крови, струившейся по правой руке.

— Ну, это твое мнение, и я, так уж случилось, его не разделяю. А теперь будь добра, забери Аякса и привяжи его где-нибудь на конюшне, а я отведу мисс Гувер в библиотеку и позабочусь о ее руке.

— Но… — начала было Соня, как будто не в состоянии поверить, что он разговаривает с ней таким тоном, однако, заглянув ему в глаза, спорить не стала, проявив достойные похвалы сдержанность и самообладание. — Хорошо.

Впоследствии Мелори почти не помнила, что происходило в библиотеке после того, как они туда вошли, знала только, что у нее в руке оказался бокал с чем-то вкусным и крепким и прозвучал приказ выпить это немедленно. Она выпила — горло обожгло, и в голове сразу прояснилось. Усадив ее в кресло, Райф Бенедикт вызвал звонком миссис Карпентер, экономка прибежала с тазом теплой воды и йодом и принялась обрабатывать царапины. Мелори старалась не морщиться, когда йод делал свою работу, но, вопреки всем усилиям, слезы жалили глаза, и сквозь их пелену она видела мрачное лицо хозяина, молча смотревшего на нее. К ее ужасу, плотину вдруг прорвало, и поток пролился на щеки, образовав две реки слез, хлынувшие вниз к подбородку.

Девушка с усилием сглотнула, представив, какой малодушной он, должно быть, ее считает, и, опять вспомнив о Марке Антонии, принялась дрожащим голосом умолять Райфа проверить, все ли в порядке с котенком.

— Уверяю вас, с ним все в полном порядке. Фиппс уже получил распоряжение снять его с крыши. В данный момент он, вероятно, достает длинную лестницу.

— Л-лестницу? — запинаясь, произнесла Мелори, чтобы хоть что-то сказать.

— Да. И на будущее: не пытайтесь больше вмешиваться в спор собаки и кота. — Голос Райфа был обидно резок, и Мелори поняла, что он не на шутку раздосадован произошедшим по ее вине неприятным эпизодом, из-за которого его отношения с мисс Мартингейл стали немного натянутыми…

Она посмотрела в полные сочувствия глаза миссис Карпентер, и та ласково улыбнулась:

— Нет необходимости вызывать врача, милая. Царапина чистая и неглубокая. До свадьбы заживет. Думаю, хорошо бы вам подняться теперь к себе. Дарси приглядит за Сереной, а вам надо немного отдохнуть.

— Я хорошо себя чувствую, — заверила Мелори. Она чувствовала бы себя еще лучше, если бы Райф не был так зол! — Я вовсе не инвалид.

Позже, днем, к ней прискакала Серена и сообщила, что приглашена на чай в гостиную и что мисс Мартингейл привезла для нее фантастический наряд из Лондона.

— Правда, здорово?! — восклицала девочка, в восторге прыгая по комнате. — Его срисовали с картины какого-то Ромни[11]. Я надену большую шляпу и волосы уложу локонами! Ну разве не чудо? — И она крепко сжала Мелори в объятиях, так бурно выразив свой восторг, что гувернантка невольно поморщилась от боли. Девочка, заметив это, сочувственно охнула и тут же ее отпустила. — Бедный Марк Антоний! — Серена погладила котенка, лежавшего на коленях Мелори. — Но, как говорит Соня, вы не должны были вмешиваться, Аякс не сделал бы ему ничего плохого. А теперь невинного песика заперли на конюшне, и Соня из-за этого ужасно сердится.

— Я сожалею, — утомленно произнесла Мелори. — Возможно, она права, но я все же рада, что Марк Антоний в данный момент жив и здоров. А теперь беги пить чай и посмотри на свой наряд.

Если разрешат, ты можешь остаться внизу до ужина, потом Дарси уложит тебя спать.

Когда Серена ушла, девушка представила себе домашнюю сцену в гостиной, как обычно уставленной цветами: Соня главенствует за чайным столом, Серена в восторге ахает над своим фантастическим костюмом, а хозяин дома стоит, добродушно наблюдая за ними, если, конечно, он вновь обрел хорошее настроение…

Пара слезинок скатилась по щекам Мелори, и даже мурлыканье Марка Антония не смогло утешить ее.

Глава 15

Следующие несколько дней жизнь в «Морвене» кипела и бурлила, люди приезжали и уезжали, на дороге то и дело появлялись фургоны торговцев. Серена восторженно скакала по дому, всем мешая и путаясь под ногами. Дядя потакал ей во всем, мисс Мартингейл тоже решила побаловать ребенка.

В ту пору Соня совершенно покорила Серену не только потому, что наряд, который она привезла для девочки, был очаровательным, но и потому, что королева постоянно настаивала на присутствии маленькой принцессы за чаем в гостиной и на своих прогулках с Райфом по парку.

Мелори же сознательно отошла на второй план. Как и в период возрождения к жизни бального зала после долгого забвения, она самоотверженно помогала миссис Карпентер. Девушка решила, что сейчас ей лучше держаться в стороне, и, как ни упрашивала ее Серена присоединиться к гостям, всякий раз находила предлог, чтобы остаться в своей комнате. А поскольку эти отговорки ни разу не подверглись сомнению, Мелори пришла к выводу, что ее отсутствие, по мнению хозяина дома, более предпочтительно, чем ее общество.

Кроме нее, лишь Адриан не принимал участия в веселье, и по ночам, лежа в постели, Мелори часто слышала, как он неутомимо играет на своем любимом пианино. Зачастую от его музыки у девушки щемило сердце. Ей казалось, что Адриан, как и она сама, чувствует себя лишним в «Морвене», в шумной толпе гостей, а может, и в целом мире.

Однажды вечером, когда все ужинали и из столовой доносились оживленные голоса, смех и звон бокалов, Мелори застала Адриана в розарии. Он неспешно прогуливался по цветущему саду в сгущающихся сумерках и, поймав удивленный взгляд девушки, объяснил, что не особенно любит большие компании и что Райф понимает его желание побыть в одиночестве и не докучает ему приглашениями.

— Но вы… — продолжил Адриан, разглядывая Мелори, одетую в простенькое хлопковое платье с белым поясом, и вдруг замолчал. Лицо девушки показалось ему печальным, он озабоченно нахмурился. — Вы не такая, как я. Вы юная и привлекательная, вы должны наслаждаться обществом других людей. Это как-то неправильно — быть совсем одной, когда все собрались в гостиной. Не могу понять, как вы умудрились остаться в стороне от всеобщего веселья? Разве Серена не требует вашего присутствия за столом? Или она уже в постели?

— Нет, она сегодня ужинает в столовой. Это доставляет ей особое удовольствие. Но как только подадут кофе, она поднимется наверх, и я уложу ее спать.

— А вы? — спросил Адриан. — Разве вас не приглашали?

— Ну, если честно, приглашали, — призналась Мелори. — Но… — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я такая же, как вы, мистер Бенедикт, — предпочитаю побыть в одиночестве.

Она могла бы еще добавить, что у нее всего одно вечернее платье, в котором не стыдно появиться среди щеголеватых гостей, чья одежда, вероятно, куплена в Париже, поэтому и приходится сидеть в своей комнате. Тем более, что Соня Мартингейл уже несколько раз видела ее в этом наряде…

— Ну, в таком случае, — поспешно произнес Адриан Бенедикт, — коль скоро мы с вами настолько одинаковые, нам стоит больше времени проводить вместе, и я приглашаю вас почаще заглядывать ко мне в гости. Как насчет сегодняшнего вечера, после того как вы уложите Серену спать? Мы оба любим музыку, а музыка помогает отрешиться от всего вокруг! Это так замечательно!