– Вот именно: в состоянии крайнего возбуждения! Я была взволнована, расстроена... вы знаете чем. Разве можно относиться серьезно к таким «угрозам»?!

– Предположим, это так, и ваши слова действительно не стоило бы принимать всерьез – если бы Ольга Жемчужникова осталась жива и невредима. Но она умерла, Александра Александровна! И умерла именно в этот день и в этот час. Не кажется вам, что это довольно странное совпадение?

Саша опять переживала хорошо ей знакомое с недавних пор чувство: словно все происходящее происходит не с ней. Вот она сидит в этом почти что уютном кабинете и спокойно беседует с этим милым молодым следователем – беседует о чем-то отстраненном, не имеющем к ней, к ее судьбе никакого отношения.

– ... Я говорю – «совпадение»-то получается не в вашу пользу, Саша! Кстати, могу угостить хорошим кофейком. Хотите?

– Нет, спасибо. В самом деле, совпадение странное. Но от этого оно еще не перестает быть совпадением, правда? Ведь, насколько я понимаю, не доказано, что Жемчужникова умерла насильственной смертью. Если бы я или кто-то другой пытались ее утопить, она бы, наверное, сопротивлялась! Остались бы следы борьбы, ну, я не знаю... Соседи слышали бы шум. Наконец, на трупе остались бы синяки, ссадины...

– Верно. В логике вам не откажешь, Александра Александровна, – кивнул Мыздеев. – Но вы забываете об эффекте внезапности. Скорее всего, убийце удалось проникнуть в квартиру незамеченным – иначе он не застал бы свою жертву в ванне. Возможно, вернувшись с турбазы, Жемчужникова забыла запереть дверь. Или заперла ее недостаточно тщательно. Во-вторых, убийцей был, скорее всего, человек, физически более крепкий, чем его жертва.

Следователь окинул подозреваемую оценивающим взглядом.

– Вы знаете, что Ольга Жемчужникова отличалась хрупким телосложением, значит...

– Я этого не знаю! Я никогда ее не видела!

– Хорошо, пусть так. Я только хотел сказать, что сильной, спортивной девушке вроде вас вряд ли было бы трудно утопить в ванне особу вроде Жемчужниковой, да еще если бы вы застали ее врасплох. Соседи внизу не могли ничего слышать: их не было дома. Наконец, вы – или кто-то другой, прошу прощения! – могли воспользоваться, к примеру, полотенцем, чтобы не оставить следов на трупе. Кстати, оно и было обнаружено на полу в ванне – мокрое полотенце, скрученное жгутом...

«Господи, неужели оно там было?! Я не заметила никакого полотенца...»

– Абсурд какой-то... Я ее не убивала, понимаете?! Это был несчастный случай! И вообще: как это я могла вот так взять и убить совершенно незнакомого человека?! Ведь я никогда раньше не видела Жемчужникову, говорю же вам...

– «Раньше»? Вот вы и попались, Саша! – добродушно засмеялся Мыздеев.

– То есть, я хотела сказать – никогда не видела, вообще! Это вы меня запутали!

«Дура, дура, дура!!!»

– Хорошо, забудем об этом. Как вы могли вот так взять и убить, вы говорите? Ревность, Александра Александровна, все ревность! Она порой толкает людей и не на такое.

Сергей Юрьевич знал, о чем говорил.

– Ведь вы не скрываете своих... м-м... близких отношений с Борисом Жемчужниковым, который проживал в одной квартире с потерпевшей. И вы подозревали его в любовной связи со своей мачехой. В распоряжении следствия имеется письмо, написанное вами и адресованное Ольге Жемчужниковой. И в нем вы обвиняете Жемчужникову в таких вещах, что... Ну, вы-то понимаете, о чем я: сами писали! Конечно, свидетель Жемчужников категорически отрицает эти обвинения, но ведь вас это, как я понимаю, не убеждает...

– Вы сказали, он отрицает?!

– Категорически: вот его показания. Скажу вам больше, нет никаких свидетельств, указывающих на наличие между ними интимной связи – в настоящем или прошлом. Кроме вашего письма, разумеется. Напротив: свидетели показывают, что в течение многих лет отношения между Жемчужниковым и его мачехой были весьма натянутыми. Между нами говоря, – следователь доверительно наклонился к Саше, – я бы нисколько не удивился, если б это ему пришла в голову мысль убрать свою «мамочку» с дороги! Но он отпадает: стопроцентное алиби. Весь день провел с друзьями – вплоть до восемнадцати пятидесяти пяти, когда Жемчужников вернулся домой вместе с приятелями, небезызвестными вам Филимоновым и Чипковым, и обнаружил труп своей мачехи в ванне... Вы там, случайно, не пишете, Валя? Моя доверительная беседа с подозреваемой – не для протокола!

– Ладно, шутки в сторону! – Сергей Юрьевич хлопнул ладонями по столу и стер с лица улыбку. – К сожалению, уважаемая Александра Александровна, улик против вас предостаточно. И не только косвенных. Вы знаете, что повсюду в квартире были обнаружены ваши пальчики, совершенно свежие отпечатки...

«Почему же Борька их не стер, как обещал?! Вероятно, помешали Филя и Чип. Но зачем он их с собой притащил, он же знал, что у него в квартире труп?.. Нет, я ничего не понимаю!»

– ...Не было их только на телефонном аппарате потерпевшей. Но и это, Сашенька, является уликой против вас!

– Это почему же?!

– Да потому, что на нем не было вообще никаких отпечатков! А мы точно знаем, что непосредственно перед своей смертью Ольга Жемчужникова разговаривала по телефону – с вами же и разговаривала. Согласитесь, маловероятно, чтобы сразу после разговора ей вздумалось тщательно протереть аппарат: она же не уборкой занималась, а собиралась принять ванну! Значит, это сделали вы, Саша. Очевидно, вы зачем-то взяли телефон в руки, быть может, хотели позвонить, да передумали...

«Нет, это мне позвонили, да передумали! Если он сейчас спросит меня об этом, я расскажу про Борькин звонок. Я не выдержу больше вранья!»

– А про другие отпечатки – на ванне, на дверях и стенах – вы от волнения просто позабыли, правда? Так часто бывает: люди теряются в экстремальных ситуациях и допускают досадные промахи, которых никогда не совершили бы в обычном состоянии... Несколько сложнее было идентифицировать следы вашей обуви: милиция взялась за дело, когда эти парни, Жемчужников с компанией, уже порядком все затоптали. Но все же один довольно четкий отпечаток женской ножки найти удалось – на линолеуме прихожей. Как вы знаете, обувка была у вас изъята в тот же вечер и приобщена к делу. Даже рвотные массы на полу ванной – пордон за такую натуралистическую подробность! – принадлежат именно вам, что установлено экспертизой.

Следователь резко захлопнул папку с «делом» номер 1313 и оттолкнул ее от себя.

– Так что, милая девушка, наследили вы там предостаточно! Были вы в день смерти Ольги Жемчужниковой в ее квартире или не были – это уже не вопрос для следствия. Были, Саша! Вопросы в другом: зачем вы там появились и что вы там делали? Уверен, в свое время мы ответим и на них. Только вы как хотите, а у нас еще и с первым вопросом не покончено, Александра Александровна. Не могу я согласиться с этим вашим «нет» в протоколе. Ну никак не могу!

Сергей Юрьевич уставился на подозреваемую своим пристально-проникновенным взглядом, который так нравился женщинам (и мужчинам тоже). Александра отвела глаза и пожала плечами.

– Послушайте, Саша! Неужели вам не надоела эта бесконечная карусель? Кабинеты, следователи, допросы, очные ставки... Следственный изолятор, наконец? Условия там, м-м... оставляют желать лучшего. Молоденькой девушке, как вы, из хорошей семьи, там не место.

– Вы считаете, что тюрьма будет для меня более подходящим местом?

Мыздеев рассмеялся: он всегда был рад случаю продемонстрировать свои великолепные фарфоровые зубы – чудо дантистского искусства.

– Хорошая шутка! Что вы, Сашенька, зачем так мрачно смотреть на вещи... До этого еще далеко. И вообще, – поспешно поправился Сергей Юрьевич, – это будет решать суд. А суд, он, как известно, у нас независимый, следствие ему не указ. Пока вы не преступница, а только подозреваемая по делу.

– Спасибо, то-то мне стало легче!

– Нет, я понимаю, это тоже очень нелегко. Особенно для человека, впервые совершившего... то есть, я хотел сказать – впервые столкнувшегося с нашей, мягко скажем, не слишком маневренной следственной машиной. Валя, это тоже писать не надо... Именно об этом я и говорю, уважаемая Александра Александровна! Зачем вам лишние страдания, моральные и физические? Кстати, зря отказываетесь от кофе, я бы тоже с удовольствием выпил... Вы же умный человек, отличница... Такую профессию выбрали: журналист, так сказать, наш идеологический авангард! Должны же вы понимать: следствие и без вас установит истину, но помочь ему – в ваших же интересах! Чистосердечное признание...

«Конечно, он прав, этот очкарик. Сама себя загоняешь в тупик, Сашка! Он прав. И он, в конце концов, первый, кто за эти две недели отнесся к тебе по-человечески. Были бы все следователи такие!»

– Хорошо, Сергей Юрьевич. Давайте ваш кофе. Я расскажу все. Только признаваться мне не в чем: Жемчужникову я не убивала.

И Александра во всех подробностях поведала старшему следователю обо всех похождениях и переживаниях того страшного апрельского воскресенья, когда над городом пронеслась первая гроза. Умолчала только о двух маленьких деталях: о своей беременности и о странном Борькином звонке в собственную квартиру, где уже лежал труп его мачехи.

«А ведь и в самом деле странно: зачем он тогда звонил? Он же с Ольгой и без телефона едва разговаривал...»

Отличный бразильский кофе придал беседе аромат особой доверительности. Сергей Юрьевич Мыздеев слушал внимательно и сочувственно. Изредка задавал уточняющие вопросы, больше кивал и улыбался. С «делом» номер 1313 ему было все ясно. Завтра нужно будет подготовить обвинительное заключение, а там и в суд оформлять. Дважды несчастливый номер, а вот поди ты: как ловко он с ним управился! Вот и верь после этого в приметы...

Мысленно будущий начальник следственного отдела уже сочинял рапорт Старику.

12

«Дьявольщина, а ведь в деле полно белых пятен! – думала адвокат Елена Гольдштейн, постукивая шариковой ручкой по листку блокнота с „дважды несчастливым“ номером, заключенным в жирный кружок. – Опять этот сопляк Мыздеев проскакал галопом по Европам. Чертов папенькин сынок!»

Будучи хорошим адвокатом, адвокатом с именем, которое она сделала себе сама, Елена Марковна с вполне закономерной неприязнью относилась к тем типам, кто козырял своей знатной фамилией, подобно гусям из произведения знаменитого русского баснописца. К старшему же следователю городской прокуратуры Сергею Юрьевичу Мыздееву Елена Гольдштейн относилась с особой неприязнью, которую верней было бы назвать презрением. И на то у члена коллегии адвокатов имелись свои причины.

Она уже предвкушала, как завтра в зале суда вытянется физиономия государственного обвинителя. Нет, на оправдательный приговор Гольдштейн, конечно, не рассчитывала. Обвинение наверняка уже «установило контакт» с судьей Колчиным: к кому-кому, а к этому и подходы искать не надо – всегда готов! Кроме того, что ни говори, улики против ее подзащитной весьма серьезные. А главное – девчонка сама сделала все возможное, чтобы максимально осложнить свою судьбу!

Но обвинение в умышленном убийстве – это уж слишком! В том, что ей удастся добиться отправки дела на доследование, Елена Марковна не сомневалась. Она это непременно сделает! Ну, а дополнительное расследование неизбежно выявит грубейшие ошибки, допущенные в ходе «основного» следствия: обвинительное заключение Мыздеева не только плохо скроено, но и шито белыми нитками! Как ни покровительствуй ему старик Соколов, а тут он вынужден будет признать прокол своего любимчика и укрепить следствие настоящим профессионалом. Слава Богу, в прокуратуре работают не одни мыздеевы!

«Чего стоит беременность этой Александровой, которую он прохлопал! – думала Елена Марковна, барабаня пальцами по своему блокноту с записями. – Ведь не было никакого смысла в этой драконовской мере пресечения! Ну что, сбежала бы она, что ли?! Так нет же: непременно надо упечь человека в каталажку! Идиотизм, больше ничего... Держу пари, из-за этого и случился выкидыш. У девки отрицательный резус, первая беременность, ей было необходимо постоянно наблюдаться у врача. А тут еще такой стресс... Сволочи!»

Завтра она размажет по стенке этого самовлюбленного щенка, который уже не стесняясь примеривается к креслу бедняги Зорина. Да что там к зоринскому – бери выше! Кстати: в дополнение ко всем его «достоинствам» ходят упорные слухи, что он голубой. Неужели правда?!. Если судить по смазливой роже и манерам – слухи не лишены оснований...

В этом «деле» номер 1313 – судьба ее подзащитной, девятнадцатилетней девчонки со странным именем: Александра Александровна Александрова. «Ударение на букву „о“, – поправила она адвоката при первой встрече, на полном серьезе... Смешная! В такое дерьмо вляпалась, а думает о каком-то ударении... А вообще-то, в ее имени что-то есть. Какая-то законченность, цельность. Стержень! И в имени, и в ней самой, Саше.

«Подумать только: всего на два года старше моей дочери Маргаритки, а сколько уже успела... И полюбить, и разочароваться, и забеременеть, и потерять ребенка... И даже предстать перед судом по обвинению в умышленном убийстве! Эх, девки вы, девки глупые... Как же вы спешите сами сигануть в омут, да еще и вниз головою!»