Лариса Уварова - Букет кактусов

Им оставалось только надеяться на это, потому что дверь чуланчика, увы, даже не запиралась! Примитивный английский замок в ней имелся, но он был сломан. Так что весь Александрин опыт обращения с отмычками, который она активно приобретала последние недели под руководством Вано, оказался здесь бесполезным.

Девушка едва успела нырнуть в их жалкое убежище и прикрыть за собой дверь, как тяжелые башмаки охранника замерли у выхода из галереи. В этом месте она заканчивалась своеобразным аппендиксом, несколько ступенек полукругом загибались к дверце осветительной. Тупик. Бежать некуда...

«Брось, Александра. О каком „бежать“ может быть речь, если на нас нарвется вооруженный амбал? Вряд ли этого парня проймешь твоим знаменитым ударом в брюхо! Это еще может сгодиться для интеллигента-очкарика, но здесь... Как жаль, что в женской тюряге не обучают всяким приемчикам самообороны.

Все это промелькнуло в ее лихорадочно работающем мозгу в короткие доли секунды, пока Сашины глаза вновь привыкали к темноте. Тогда она бесшумно проскользнула за какой-то ящик и сложилась там втрое. Тусклое поблескиванье линз выдало ей местопребывание интеллигента-очкарика, казалось, бедняга перестал даже дышать.

Они услышали, как Санек негромко выругался, водружая на место «упавшую» дубину. Потом он вызвал напарника по рации и доложил, что наверху свалился один из плинтусов для чердака, которые какой-то козел приставил к стенке. У Александры отлегло от сердца. Но уже в следующую минуту она поняла, что рано обрадовалась.

По-видимому, Хохряков отдал подчиненному приказ перетащить стройматериал в чуланчик, чтоб впредь не создавать прецедента. И минуту-другую, пока Санек пытался добром объяснить своему шефу, почему он не хочет этого делать, двое в чулане болтались на волоске надежды над пропастью отчаяния. Потом судьба смилостивилась. Наплевав на всякую субординацию, охранник выдал в эфир такую кучерявую тираду, что, несмотря на серьезность момента, невольные слушатели едва не обнаружили себя хохотом. Из всего сказанного более-менее переводилось на литературный русский лишь то, что он, Санек, не грузчик и что Леха сплошь да рядом превышает свои полномочия.

Вслед за тем шаги загрохотали по лесенке вниз и – все более отдаляясь – по галерее вокруг дома.

– Уф! – выдохнул Данька, вытирая лоб рукавом куртки. – Я уж думал, нам хана.

Александра прислушалась.

– Скорей! Теперь одна надежда на то, что наш «мастер-ремонтник» дал нам фору. Да смотри, ни на что больше не налети! Не то я тебя убью раньше, чем мыздеевская «секьюрити».

Начальник внутренней охраны в бешенстве шарахнул кулаком по выдвижной антенне своего переговорного устройства. Его злобные поросячьи глазки тяжело уперлись в затылок бородача, который все так же сосредоточенно что-то зачищал и подкручивал, мурлыча себе под нос мотивчик.

– Слушай, ты, мастер!

Посланец фирмы «Элма» медленно повернул голову. Леха увидел, что глаза у него голубые-голубые. Но не это поразило охранника, а другое. Было в этих голубых глазах что-то такое, от чего его язык сразу прилип к гортани.

– Полегче на поворотах, парень. Я не виноват, что ты поцапался с напарником. Надеюсь, у вас на объекте все в порядке? А то, знаешь, мне вовсе не светит вместе с вами влипнуть в историю!

– Надеется он... Тебе-то что за забота? Ты лучше свое дело знай, а не надейся. Долго еще?

– Спокойно. Сейчас будем проверять.

«Судя по всему, там ничего серьезного. Раз этот гоблин не сорвался с места... Если даже причиной шухера были мои ребятки, то им удалось выкрутиться. Где они сейчас, дьявол их подери?! Успели или нет? Пора закругляться с „ремонтом“, старик, больше тянуть нельзя. Нет, еще пару минут...»

– Готово, друг. Зря ты так нервничал. Скажи своему парню, чтоб врубал.

«Господи, сделай так, чтобы они успели!»

Хохряков приложил ухо к рации.

– Е-мое! Опять мигает!!!

– Которая?

– Да эта же самая, на третьем объекте!

– Вот и хорошо, что мигает. Как же ей не мигать, если ты тут стоишь и орешь под самым датчиком! Пошли к пульту, сам увидишь – все о'кей.

«Спасибо, Господи».

В дежурке мастер не спеша уложил свои инструменты в чемоданчик.

– Ну, бывайте здоровы, ребята. Больше мигать не будет, обещаю.

Уже когда его «Нива» летела по пустынной трассе между темных особняков – к условленному месту, где водитель должен был подсадить двух пассажиров, – Стас Иванов высчитал, что он не держал во рту своей трубки ровно два часа, тринадцать минут и сорок восемь секунд. За последние двенадцать лет это был абсолютный рекорд.

– А где ниггер? Где мой большой друг Ри? – недовольно спросил Вьетнамец, окинув взглядом весь голубой цвет губернии.

Сам он приехал последним. На госте был роскошный черный фрак от Валентино, который, несмотря на характерную физиономию, делал узкоглазого авторитета разительно похожим на Чарли Чаплина. Для полного сходства не хватало только котелка, да еще тощая косица, в которую были забраны иссиня-черные с проседью волосы, выглядела чем-то чужеродным.

Впрочем, никому из двенадцати присутствующих членов «клуба» – включая главного рэкетира города Леню Паневича, отличавшегося, кстати сказать, огромными габаритами, – не пришло бы в голову смеяться над этим претенциозным коротышкой. Во всяком случае, пока они находились в здравом уме и твердой памяти.

– Рэя сегодня не будет с нами, Вьет. – Хозяин старался, чтобы его голос звучал беспечно, но это у него плохо получалось. – Дела задержали в Москве, не смог приехать.

– Плохо.

Присутствующие знали по опыту, когда Вьетнамец говорит «плохо» – это дурной знак.

– Но он прислал телеграмму с извинениями. Рэй желает нам всем славно повеселиться, а тебе, Вьет, передает персональный дружеский привет.

– Положил я на его извинения. Ты меня расстроила, Шмон.

По некой прихоти, самому ему не ведомой, этот тип употреблял мужскую форму русских глаголов лишь по отношению к себе.

– Господи, Боже ты мой, а я-то тут при чем?! Ты же знаешь, черномазый до последнего дня обещался быть. Звонил мне... Не мог же я привезти его сюда из столицы под конвоем!

– Ладно, хватит свистеть, – бесцеремонно оборвал Сергея Юрьевича его гость. – Будем веселиться! Мой плохой друг Ри сегодня много теряет.

Ближе к полуночи – в разгар веселья – на Вьетнамце уже не было фрака. В обнимку со своей постоянной подружкой Симоной, которая по паспорту значилась Семеном Торчелия, он полулежал на антикварной оттоманке под разлапистой пальмой. Его глаза, узкие от природы, сейчас и вовсе превратились в щелочки – от кайфа, выпитой водки и голоса Хулио Иглесиаса, под которого Вьет обожал заниматься любовью.

Впрочем, до настоящей оргии с групповухой было еще далеко, она обычно начиналась под утро, когда всем уже надоедал просто секс. То, что происходило в голубой гостиной сейчас, можно было назвать вполне невинной прелюдией.

Внезапно глаза Вьетнамца открылись так широко, как только были способны. Где-то раздался довольно сильный хлопок. Вслед за тем наверху что-то зашуршало, перекрывая томные придыхания знаменитого тенора. Впечатление было такое, что на чердаке уронили нечто довольно тяжелое, и это нечто покатилось по полу. А может, и не покатилось, может, то были быстрые шаги человека, пробежавшего по чердаку...

– Что это было, мышонок? – капризно спросила Симона с южным акцентом, от которого никак не могла избавиться. – Там, наверху, кто-то есть!

Было очевидно, что странные звуки привлекли не только их внимание. Несколько лиц повернулись на шум, послышались удивленные возгласы. В приглушенном, интимном свете, наполнявшем помещение, Вьетнамец отчетливо увидел струйку тонкой пыли, стекающую с потолка.

– Шмон! – громко позвал он хозяина.

Возникло некоторое замешательство, так что бандиту пришлось повторить свой призыв. Спустя несколько секунд заместитель прокурора области, который отзывался на эту кличку, возник рядом с оттоманкой. Его женоподобная фигура с покатыми плечами и хорошо заметным брюшком была облачена в голубые шелковые шаровары с золотистым кушаком. Экстравагантный наряд дополняли голубая феска и парчовые домашние туфли с золотым шитьем.

Вьетнамец приветствовал его самой обворожительной из своих волчьих улыбок.

– Оказывается, у тебя здесь мыши, друг?

– Мыши?! Что ты, Вьет! С чего ты это взял?

– Значит, нету мыши?

– Конечно, нет. Ты меня обижаешь!

– Ну, извини, извини. Я пошутил. Но если мыши нет, тогда что это было?

Хозяин дома проследил за перстом, указующим в потолок, потом недоуменно уставился на мафиози.

– Ты о чем, Вьет?

– Звук! Там, наверху. Ты слышала?

– Не-ет... Какой звук?

Мыздеев выглядел вконец озадаченным.

– Так это мы тебя пытаем, роднуля! – Паневич ласково приобнял Сережу за плечи. – Кто у нас хозяин-то – не ты разве? Тебе лучше знать своих барабашек.

– Каких еще барабашек, Леонид? Да вы что тут все, очумели?! Вроде еще и не пили...

Сергей Юрьевич начинал нервничать.

– Товарищ не понимает, – кивнул на него Леня. – Я, главное дело, слышал. Вьетнамец слышал. Херостратов вот тоже слышал – скажи, Артист? Я уж не говорю про девочек. И только наш дорогой хозяин ничегошеньки не слышал! Не получается, роднуля. Свидетелей многовато, чтобы гнать нам тут туфту.

– Погоди, погоди... Постойте, господа! Это какое-то недоразумение. Не знаю, что вы тут слышали, я ведь выходил распорядиться насчет ужина.

– Это верно, его не было в комнате, – подтвердили сразу несколько голосов.

– Ну вот видите! Леня, Вьет! Сейчас мы во всем разберемся. Так что вы...

– Тихо! – перебил «массовку» резкий властный голос настоящего хозяина – Вьетнамца. В гостиной сразу воцарилась послушная тишина.

– Что у тебя там, Шмон?

– Как – что? Чердак, конечно. Самый обычный чердак.

– Обычный, говоришь? А эта дырка – что это? Звук была там.

Все присутствующие как один задрали головы вверх. Никакой дырки в потолке, разумеется, не было. Просто небольшой его участок – в самом углу гостиной – выглядел немного не так. Во-первых, он выступал вниз, будто прогнувшись под тяжестью какого-то большого груза. Во-вторых, на нем не было богатой лепнины под старину, квадратик площадью в два-три метра был закрыт обычными пластиковыми плитами. Так называемый подвесной потолок.

Заместитель прокурора залился краской и страдальчески заломил руки.

– Ах, это. Действительно, очень некрасиво, я понимаю. Разрушает все впечатление от голубой гостиной, но что было делать?..

– Плевать на впечатление. Почему это?

– Сейчас я все объясню, Вьет. По проекту, там была предусмотрена так называемая осветительная, которая обязательно должна сообщаться с гостиной. Понимаешь?

Едва намеченные природой брови Вьетнамца поползли вверх.

– Как в театре, уважаемый, – услужливо подсказал ему оперный дирижер Геростратов, пожилой и благообразный. – Однако, Серж! Вам не откажешь в размахе.

Маэстро был единственным из членов клуба, кто до этого позднего часа сохранил свой вечерний костюм в полном порядке – вплоть до галстука-бабочки. Зато свою звучную фамилию он в этой компании утратил давно и бесповоротно.

– Ну, «осветительная» – это одно название, для удобства. На самом деле там должно было разместиться специальное оборудование для спецэффектов, которое есть далеко не в каждом театре. Во всяком случае, в вашем, Виктор, его точно нет. Это такой компьютер последнего поколения, который позволяет...

– Фигня, – отрубил Вьетнамец. – Что там сейчас?

– Так, ничего. Маленькая комнатушка, заваленная всяким хламом. Честно говоря, я уже не помню, когда заглядывал в нее последний раз, понятия не имею, чего туда строители натащили. Ведь отделка дома еще продолжается. Должно быть, что-то свалилось – вот вам и шум. Хочешь, я пошлю своих ребят проверить? Чтобы исчерпать это недоразумение...

Сергей Юрьевич взялся за телефон, но Вьетнамец ласково придержал его руку.

– Ну-ну, друг. Зачем тебе беспокоиться? Это я посылаю свои ребята проверять.

Мыздеев только пожал плечами. Этот Вьетнамец совсем обнаглел, хозяйничает в его доме как в своем! Пожалуй, надо будет обмозговать с Соколовым, как поставить его на место.

Лене Паневичу тоже показалось, что его авторитет может быть ущемлен самоуправством конкурента. Только он, в отличие от Шмона, имел право решающего голоса.

– Погоди, роднуля, давай по-честному. Мои ребятки тоже пойдут с твоими, чтоб не скучали. Мало ли что!

Оба бандита отдали короткие распоряжения в свои мобильники, и в гостиной воцарилось ожидание. Не сказать, чтоб оно было очень напряженным. Все – за исключением, быть может, не в меру подозрительного Вьетнамца, – были уверены, что инцидент не стоит выеденного яйца.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и трех минут, как переговорные устройства Вьета и Леника запищали почти одновременно. По мере того, как они выслушивали доклады, менялись их лица – и, соответственно, атмосфера в комнате. Каждый из них разговаривал со своим человеком, а глазами – друг с другом. Большинство присутствующих знали этих двоих достаточно, чтобы научиться читать мысли по их взглядам. И то, что прочел Мыздеев в раскосых щелочках Вьетнамца, прошибло заместителя прокурора холодным потом.