– Что... Что случилось? Ваши головорезы нашли привидение?

– Он еще шутит, с-сука! – злобно прохрипел Паневич, сжав кулаки.

Сергей Юрьевич вскочил с кресла, губы его тряслись.

– Ты что, Ленчик, охренел?! Что тут происходит? По какому, собственно, праву...

– Право? – перекрыл его визг каркающий голос Вьетнамца. – Вы все слышите? Шмон говорит – «право». Это смешно! Ах, я и забыл, ты же у нас прокурора, Шмон. Правда, бывшая...

– Б-бывший?! Почему? Как это – бывший?!

– Да что ты с ним цацкаешься, Вьет, с этой падлой прокурорской, в натуре...

– Погоди, Бугор, не шуми. Я вижу, наш друг нас не понимала. Не хотела понимать! Надо ему объяснять.

– Не хочу? Да я и правда ничего не понимаю, клянусь папой!

– Отца хоть не трогай, падла! – Паневич яростно стряхнул с плеч повисших на них «девочек». – Папашка твой, царство ему небесное, был человек, в отличие от тебя, беспредел поганый!

– Кто беспредел? Это я беспредел?! Ленчик... Вьет... Друзья! Вы все меня не первый год знаете, я же всегда... – Сергей Юрьевич чуть было не сказал «верой и правдой». – Всегда играл по правилам! Я не знаю, что случилось, но все это какое-то чудовищное недоразумение. Давайте спокойно разберемся!

– Давай, – миролюбиво согласился Вьетнамец. – Идем, Бугор. Пусть смотрит свое «недоразумение». Мне самому интересно тоже.

Он крепко взял бывшего прокурора под локоток и подтолкнул к выходу. С другого боку на Мыздеева навалился огромный Леня-Бугор.

Внезапно Сергей Юрьевич понял все. Никакое это не недоразумение! Эти два скота решили от него избавиться и подстроили ему ловушку в его же доме! Собрав последние силы, Мыздеев рванулся из дружеских объятий.

– Помогите!!! Они меня подставили, они хотят меня у...

Азиат сделал едва заметное движение ребром ладони, и жертва обмякла в руках бандитов, подавившись своим тщетным призывом о помощи. Вьетнамец ощерил клыки.

– Господа! Наша хозяина просит его извинять, он должна вас покидать. Он много пить и плохо себя чувствовать. А вам отдыхать и веселиться! – Он щелкнул пальцами. – Симона, делай музыка громко!

Никто в гостиной не проронил ни единого звука...

Очнулся Сергей Юрьевич от того, что кто-то довольно бесцеремонно хлопал его по щекам. Он с трудом разлепил глаза и увидел прямо перед собой желтую оскаленную физиономию Вьетнамца.

– Очухался? Хорошо. Смотри – узнаешь своя «осветительная»? Ай-яй-яй, Шмон! А ты обманывала, что будем обходиться без спецэффект...

Мыздеев повел вокруг мутным взглядом. В самом деле, это был чуланчик над его гостиной, залитый ярким электрическим светом. От большого скопления народа он казался еще более крохотным, чем был на самом деле. Хозяин дома узнавал его – и не узнавал. Вьет отступил, чтобы Сергею было лучше видно, и два узкоглазых головореза подтолкнули его поближе к «спецэффекту».

За ящиком с метлахской плиткой стоял низенький штатив-треног, на котором было укреплено нечто вроде миниатюрной кинокамеры. Ее объектив был нацелен почему-то в пол чулана – вернее, в широкую щель пола. Рядом стояло какое-то устройство наподобие магнитофона с наушниками, а на ящике – одноразовая тарелка с остатками пищи и консервная банка с несколькими окурками. Они еще наполняли комнатушку едким запахом дешевых сигарет.

– Что это, ребята?! Откуда?..

Вьетнамец с Паневичем весело переглянулись: шутник он, однако, наш Сережа! Впрочем, несчастный не ждал от них ответа. Он и сам догадался, что это такое, хотя не особенно разбирался в шпионской технике. Из глубин его смятенного сознания поднималось и заполняло все существо бывшего прокурора мутное, тошнотворное откровение: «Это конец, конец...» Но сознание отказывалось верить, оно еще сопротивлялось.

– Господи! Я впервые все это вижу. Я не имею к этому никакого отношения!

– В первое еще можно поверить, но во второе – извиняй, браток! Если б такой магазин обнаружился на чердаке у меня дома – ты поверил бы, что я не имею к этому отношения?

Конечно, он не поверил бы. И никто бы не поверил. Никто не поверит сейчас и ему самому. Это конец!

– Падлы уголовные! Сволочи! Вы же знаете, что это не я. Вы сами все это мне подложили, чтобы разделаться со мной. Вы боялись, что я стану прокурором области, и вам надо будет делиться властью. Ну погодите...

– Нет, ты только послушай, что он несет! Да я его сейчас, суку...

Вьетнамец резко шагнул Бугру наперерез, придвинул свое страшное лицо к самым глазам Мыздеева.

– Послушай, ты, прокурора! Твой голова совсем плохо работал, потому что ты уже пачкала свой штаны. Чтобы разделаться с такой трусливый собака, как ты, Вьет совсем не нужно было делать этот театр. И Бугор тоже не нужно. Вьет нужно было сказать только один слово – и ты была бы мертвец.

– Какой же ты козел, роднуля! – с сожалением вставил Паневич.

– Пока ты была с нами, разве Вьет сказал такой нехороший слово? Нет, не сказал. Ты была мой друг. Я так думал! Но ты захотела стать самый умный. Умнее Вьетнамец! Ты ела из мой рука, а сам осталась настоящий ментовский сука! Ты пригласила нас как свой гость и посадила здесь наверху свой человек, чтобы делать красивый фильм, а потом шантаж...

– Нет, Вьет, голубчик! Клянусь тебе! Какой шантаж, что ты... Если это не вы с Леником – значит, меня подставили. Кто-то еще подставил, кто-то третий.

– Ты сам себя подставила, Шмон. Теперь не обижаться!

– Не убивайте меня, ребята! Братки... Мне плохо! Здесь душно, мне надо выйти... Пожалуйста, давайте выйдем отсюда!

Несколько секунд назад в мозгу Сергея Юрьевича родилась последняя безумная надежда. Он вспомнил, что его загородный дом, помимо обычной, внешней сигнализации, снабжен так называемой внутренней, целой сетью замаскированных под бытовые предметы сигнальных устройств, связанных с центральным пультом в дежурке. Ближайшее из них находилось в нескольких метрах от двери чуланчика, на выходе из «аппендикса» в галерею. Если б только добраться до той заветной кнопочки, похожей на сучок в обшивке стены. Начальник его охраны, Леха Хохряков, – парень недалекий, но свое дело знает. Если он еще жив – а стрельбы пока не было слышно, – он что-нибудь предпримет. Обязательно предпримет!

Сквозь эти лихорадочные, сбивчивые мысли он услышал, как заржал сука Паневич.

– Слышь, Вьет! Выведи его на лестницу, пущай дыхнет воздухом. А то еще подохнет, а мы и не попользуемся!

Азиат сделал знак рукой, и боевики подтолкнули Мыздеева к выходу. Видя, что бывшему прокурору совсем худо, они привалили его к стенке как мешок с картошкой и, поддерживая плечами, стали разминать затекшие руки. Улучив момент, Сергей Юрьевич что было силы рванул одного из стражей за рукав куртки, и тщедушный кхмер, потеряв равновесие, рухнул под ноги своему товарищу. Перепрыгнув через упавшего с резвостью, неожиданной для ста семи килограммов живого веса, хозяин дома одним прыжком преодолел несколько ступенек лестницы. В спину ему летели гортанные вопли, щелканье автоматных затворов и отрывистый лай Вьетнамца: «Не стрелять!»

Он навалился на сигнальный «сучок» всей своей тяжестью и не отпускал до тех пор, пока сзади на него ни набросились человек десять. Тогда, колошматя ногами, руками и прикладами, они окончательно загасили в мозгу Сергея Юрьевича протестные мысли.

Леха Хохряков заметил мигание лампочки на пульте одновременно с двумя боевиками Паневича, развалившимися в креслах в дежурке. Мгновенная реакция этих лбов верней самого сигнала убедила начальника охраны – в доме что-то неладно! Он это давно чуял, но не имел веских оснований покинуть пост.

– Санек, атас!!!

Один из парней Леника так и остался сидеть в кресле, пригвожденный к нему короткой очередью. Второй успел выстрелить, заставив Леху нырнуть под пульт сигнализации, который у него над головой превратился в дымящийся металлолом. Лежа на полу, он резанул из своего «стечкина» по ногам фраера, и тот рухнул, визжа, как подстреленная сука. Вторым выстрелом начальник охраны положил конец его мучениям и подхватил с пола автомат американского производства.

Санек не спешил на подмогу, и как только Леха выскочил в холл, он понял – почему. Его напарник отдыхал в уголке за напольной вазой, прислонившись к стеночке. Вся башка его была залита кровью.

– Япона мать!..

По всей видимости, двух других ребят постигла сходная участь, потому что их не было видно. Зато со стороны подвала и парадной лестницы одновременно показались двое косоглазых, и Лехе пригодились обе его вооруженные руки. Скорее вверх! Мимо гостиной, туда, откуда босс Сереня или кто-то из парней послал призыв о помощи.

Хохряков слишком спешил и забыл об опасности, которую таят в себе крутые виражи лестниц. Он понял это слишком поздно, только когда увидел темный силуэт наверху и огненную вспышку. В ту же секунду очередь, раскроившая ему череп, отбросила его тело к подножию, откуда он только что начал свое восхождение.

Этот денек его все-таки доконал.

– ...Выключи, я больше не могу это слышать!

Даже в непроглядной темноте автомобильного нутра Стас заметил, как дрожат губы его клиентки. Несколько секунд он, усмехаясь, вглядывался в черные пропасти ее глаз, отблескивавшие ненавистью и страданием. Потом медленно выключил прослушивающую аппаратуру. В машине стало тихо, как в могиле.

– Разве ты не этого хотела, детка?

– Нет! Я хотела отомстить, но не так. Не так...

– Ерунда. Ты же прекрасно знала, чем закончился такой же трюк у Сидни Шелдона: смертью адвоката. Эта девчонка – Трейси или как ее? – разделалась с ним руками его же дружков-мафиози. С той лишь разницей, что того беднягу просто пришили, а нашего Сергея Юрьевича сначала...

– Заткнись!

– Как тебе будет угодно, детка. Ты платишь – ты и заказываешь музыку. А моя шарманка что-то сегодня никак тебе не угодит.

– Ты думаешь, они убьют его?

Редактор «Воронского колокола» изо всех сил старался сохранить присутствие духа, но и у него это плохо получалось.

– Это не вопрос. Он уже труп! Боюсь, Мыздееву-младшему не придется стать прокурором области. Точно так же, как его покойный родитель не дослужился до кресла начальника торгового департамента, так и сошел в могилу вечным первым замом.

– Но это ужасно, Вано! Надо что-то делать, мы не можем просто сидеть и слушать весь этот кошмар!

– А мы уже и не слушаем – видишь, я выключил прямую трансляцию? И сидеть не будем, сей же час уезжаем отсюда подобру-поздорову. Сдается мне, в скором времени на этой дороге начнется очень оживленное движение.

Больше до самого города никто не проронил ни слова. Через сорок минут – уже глубокой ночью – машина въехала в Воронск практически с противоположного конца. Во всяком случае, ни один гаишник или случайный свидетель не заподозрил бы водителя в том, что он держит путь прямехонько из Березовой рощи.

Увидев, как дежурный трамвай номер восемь распахнул двери на кольце, Кулик односложно попрощался и выскочил из машины. Никто не возражал, чем меньше людей будут видеть их вместе, тем лучше. Еще через пятнадцать минут «Нива» затормозила в двух кварталах от дома, где квартировала Александра. Опять же, из конспирации она никогда не подъезжала прямо к своей девятиэтажке и никогда не выходила из машины в одном и том же месте.

– Тебя проводить, детка? – неожиданно спросил детектив.

Это было таким вопиющим нарушением конспирации, а главное, логики их взаимоотношений, что девушка посмотрела на него с изумлением.

– Конечно, нет.

– Как знаешь. Хочу тебя спросить... Кто теперь?

Саша не поняла – или сделала вид, что не поняла.

– В каком смысле?

– В смысле праведной мести, конечно. Теперь ты все знаешь о Жемчужникове – я имею в виду, все, что удалось о нем разузнать мне. Возьмешься за его грешную душу?

– Жемчужников? Нет, он останется напоследок. Еще не завершен воронский этап. Я не могу уехать, пока Михаил Петрович Соколов процветает в «Омега-банке». А почему ты спрашиваешь?

– Из профессионального любопытства, разумеется. Ты уже знаешь, как это сделаешь?

– В общих чертах. Тебе не кажется, что твое профессиональное любопытство заходит слишком далеко?

– А что тут удивительного? Ведь мне тоже, как я понимаю, предстоит принять в этом участие?

– Нет. Наше сотрудничество окончено.

Теперь пришла очередь Вано удивиться.

– Ты даешь мне отставку, детка?

– Ну что ты. Отставку дают любовникам и премьер-министрам, а ты ни то и ни другое. С наемной рабочей силой просто расторгают контракт.

– Понятно. Стало быть, ты его расторгаешь?

– Полагаю, в нашем случае это естественный исход. Обе стороны выполнили все условия договора. Вернее, ты выполнил, а я собираюсь. Как клиент я довольна вашей работой, Станислав Сергеевич, вы оказали мне... Хм, чуть было не сказала – неоценимую услугу. Но в том-то и дело, что эта услуга вполне оценима и, я бы сказала, хорошо оценима! Ты сам оценил ее в десять тысяч баксов, и завтра ты их получишь. Поскольку банковского счета у меня нет, тебе придется взять наличку. Данька с тобой свяжется – он это как-то умеет.