Так она развлекалась в течение нескольких минут, пока прохладный ветерок не заставил ее уютно устроиться в кресле из ротанга. Растирая плечи, чтобы согреться, она нащупала что-то во внутреннем кармане куртки. Это оказался бумажник Тома. Старая модель, из очень плотной потертой кожи и с обломанными уголками. Из любопытства она открыла его, не мучаясь угрызениями совести. Бумажник распирало от крупных купюр, полученных за отданную в залог картину. Но деньги Билли не интересовали. Она нашла фотографию Авроры, которую видела накануне, перевернула ее и увидела женский почерк:

Любовь – это когда ты становишься для меня ножом, которым я роюсь в себе.

Ну да, цитата, которую пианистка откуда-то списала. Эгоцентричная штука, столько мучений и столько боли, чтобы обыгрывать ее для себя в романтическо-готическом стиле.

Билли убрала на место снимок и продолжила изучать содержимое бумажника. Оно оказалось весьма скромным: кредитные карточки, паспорт, две таблетки обезболивающего. И все. Но что это за выпуклость в нижней части отделения для банкнот? Билли изучила бумажник более внимательно и обнаружила что-то вроде подкладки, прошитой толстой ниткой.

Она удивилась, вытащила заколку из волос и с помощью маленького острия попыталась частично распороть шов. Потом она потрясла карманчик, и ей на ладонь выпал маленький металлический блестящий предмет.

Это была гильза от огнестрельного оружия.

Сердце Билли застучало чаще. Понимая, что она лезет в чужой секрет, она поспешила убрать гильзу в потайной кармашек. И тут она почувствовала, что там есть что-то еще. Это оказался старый, сделанный поляроидом снимок, пожелтевший и слегка размытый. На нем была молодая пара, обнимающаяся на фоне забора из сетки и череды бетонных башен. Девушка была еще совсем молоденькой, лет семнадцать-восемнадцать. Красивая, типичная латиноамериканка, высокая и тонкая, с потрясающими светлыми глазами, которые ярко выделялись, несмотря на плохое качество снимка. Если судить по их позе, то это именно девушка сделала снимок, держа фотоаппарат на вытянутой руке.

– Эй, не стесняйтесь!

Билли выпустила фотографию и подскочила. Она обернулась и…

* * *

Отель «Ла Пуэрта дель Параисо». Апартаменты № 24

– Эй, не стесняйся! – крикнул голос.

Не отрываясь от телескопа, Мило рассматривал выигрышную внешность двух полуголых наяд, загоравших у бортика бассейна, когда на террасе появилась Кароль. Он подскочил и обернулся, чтобы увидеть свою подругу, строго смотревшую на него.

– Напоминаю тебе, что это предназначено для наблюдений за Кассиопеей и Орионом, а не для того, чтобы услаждать свой взор!

– Может быть, их тоже зовут Кассиопея и Орион, – ответил Мило, подбородком указывая на двух девушек с обложки.

– Если тебе это кажется смешным…

– Послушай, Кароль, ты мне не жена и тем более не мать! И потом, как ты вошла в мой номер?

– Я коп, старина! Если ты думаешь, что обычная дверь гостиничного номера станет для меня проблемой… – сказала она, бросая полотняную сумку на одно из кресел из ротанга.

– А я называю это вмешательством в частную жизнь!

– Что ж, обратись в полицию.

– Ты тоже пытаешься шутить? – Мило оскорбленно пожал плечами и сменил тему:

– Я проверил в администрации. Том действительно остановился в этом отеле вместе со своей «подругой».

– Я знаю, я провела расследование: апартаменты номер двенадцать, две отдельные кровати.

– Отдельные кровати, это тебя успокаивает?

Кароль вздохнула:

– Когда ты начинаешь об этом говорить, ты еще тупее, чем щетка без ворса…

– А что Аврора? Ты тоже провела расследование?

– Обязательно! – сказала Кароль, подходя к телескопу, чтобы направить окуляр на берег.

Она долго рассматривала просторный пляж с мелким песком, который лизали прозрачные волны.

– И если мои сведения верны, Аврора в данный момент должна находиться… как раз здесь.

Кароль зафиксировала положение телескопа, чтобы Мило мог посмотреть.

Недалеко от берега прекрасная Аврора в сексуальном комбинезоне и в самом деле каталась на водных лыжах в компании Рафаэля Барроса.

– А этот тип очень даже неплох, да? – спросила она, снова занимая свой наблюдательный пост.

– Вот как? Ты… ты так считаешь?

– Ну, надо быть уж очень придирчивой! Ты видел его квадратные плечи и торс атлета? У этого парня физиономия актера и фигура греческого бога!

– Ладно, хватит, убедила! – проворчал Мило, отталкивая Кароль, чтобы завладеть телескопом. – Я думал, что эта штука нужна для подсматривания за Орионом и Кассиопеей…

Кароль позволила себе улыбнуться, пока Мило искал для себя новую жертву для наблюдений.

– Брюнетка в татуировках с фальшивой грудью и волосами в стиле рок-н-ролл – это же…

– Да, это она! – оборвала его Кароль. – Скажи мне, когда ты закончишь развлекаться, как мы оплатим наш счет за гостиницу?

– Не имею ни малейшего понятия, – грустно признался Мило.

Он поднял глаза от своей «игрушки», снял спортивную сумку со стула и уселся лицом к Кароль.

– Эта штука весит целую тонну. Что там такое?

– Я привезла это для Тома.

Мило нахмурился, давая понять, что ждет от нее объяснений.

– Вчера утром, перед тем, как заехать к тебе, я вернулась к нему домой. Я собиралась обыскать дом, чтобы найти хоть какие-то намеки. Я поднялась в его спальню. Представляешь, картина Шагала исчезла!

– Вот дерьмо…

– Ты знал, что за картиной находится потайной сейф?

– Нет.

На долю секунды в сердце Мило возродилась надежда. Вдруг Том хранил там сбережения, которые смогли бы им помочь расплатиться хотя бы с частью долгов?

– Я была заинтригована и не смогла отказаться от попытки попробовать кое-какие комбинации цифр…

– И тебе удалось открыть сейф, – догадался Мило.

– Да, введя код 07071994.

– И как ты догадалась? Божественное вдохновение? – сыронизировал он.

Кароль не поддержала его сарказм.

– Это дата его двадцатого дня рождения – седьмое июля тысяча девятьсот девяностого года.

При напоминании об этом лицо Мило потемнело, и он пробурчал вполголоса:

– В то время я не был с вами, так?

– Нет… Ты был в тюрьме.

Воцарилось молчание, пролетевший ангел выпустил несколько стрел грусти в сердце Мило. Призраки и демоны всегда были рядом, готовые появиться в любую минуту, как только он потеряет бдительность. В его голове замелькали контрастные картинки: этот роскошный отель и тюрьма. Рай для богатый и ад для бедных…

Пятнадцатью годами ранее он провел девять месяцев в мужской тюрьме в Чино. Это был долгий путь в потемках. Мучительное очищение, отметившее окончание ужасных лет. С тех пор, несмотря на все его усилия создать себя заново, жизнь была для него скользкой и непостоянной дорогой, готовой провалиться под любым его шагом, а его прошлое оставалось гранатой со снятой чекой, готовой взорваться в любой момент.

Мило несколько раз моргнул, чтобы не скатиться в опустошительные воспоминания.

– Так что все-таки было в этом сейфе? – спросил он бесцветным голосом.

– Подарок, который я вручила ему на двадцатилетие.

– Можно посмотреть?

Кароль кивнула.

Мило поднял сумку и поставил ее на стол, прежде чем открыть «молнию».

* * *

Апартаменты № 12

– Почему вы роетесь в моих вещах? – закричал я, вырывая бумажник из рук Билли.

– Не волнуйтесь так.

Я с трудом выплывал из полукоматозного состояния. Во рту пересохло, все тело ломило, щиколотка страшно болела. Общее состояние было таким, будто я провел ночь в стиральной машине.

– Терпеть не могу проныр! Вы и в самом деле собрали все пороки мира!

– Да будет вам, кто в этом виноват, а?

– Личная жизнь это важно! Я знаю, что вы ни разу в жизни не открывали книгу, но когда вы это сделаете, загляните в Солженицына. Он написал очень верные слова: «Наша свобода зиждется на том, чего другие не знают о нашей жизни».

– Вот именно, я только хотела восстановить равновесие, – заявила она в свое оправдание.

– Какое равновесие?

– Вам известно все о моей жизни… Это же нормально, если мне любопытна ваша жизнь, нет?

– Нет, это не нормально! Впрочем, не нормально все. Вам вообще не стоило покидать ваш вымышленный мир, а мне не следовало отправляться вместе с вами в это путешествие.

– Решительно, этим утром вы любезны, как тиски.

Я сплю… Это она меня упрекает!

– Послушайте: вы, возможно, умеете перевернуть любую ситуацию в вашу пользу, но со мной это не проходит.

– Кто эта девушка? – спросила Билли, указывая на сделанный поляроидом снимок.

– Сестра папы римского, такой ответ вас устраивает?

– Нет, как реплика это слабовато. Даже в ваших книгах вы на такое не осмелились бы.

Вот нахалка!

– Это Кароль, подруга детства.

– А почему вы храните ее фотографию в бумажнике как реликвию?

Я ответил ей мрачным и презрительным взглядом.

– Вот дерьмо! – взорвалась Билли, покидая террасу. – Вообще-то мне наплевать на вашу Кароль!

Я посмотрел на пожелтевший снимок с белой рамкой, который я держал в руке. Много лет назад я зашил его в мой бумажник и больше никогда его не доставал.

Воспоминания медленно поднялись на поверхность. Разум мой затуманился и перенес меня на шестнадцать лет назад. Кароль держала меня под руку и требовала:

– Стоп! Больше не двигайся, Том! Скажи «сыыыр»!

Щелчок, жужжание. Казалось, я снова слышу характерный звук мгновенной фотографии, выползающей из зева фотоаппарата.

Я опять увидел, как подхватываю снимок на лету под протесты Кароль:

– Эй! Осторожно! Ты оставишь на ней пальцы, дай ей высохнуть!

И вот я вновь бегу, потряхивая снимком, чтобы он побыстрее высох.

– Не поймаешь! Не поймаешь!

Потом еще три минуты ожидания, чуточку волшебного, когда Кароль оперлась на мое плечо, ожидая постепенного проявления фотографии на пленке, и ее сумасшедший смех, когда она увидела конечный результат!

* * *

Билли поставила поднос с завтраком на стол из тика.

– ОК, мне не следовало рыться в ваших вещах, – признала она. – Я согласна с этим вашим Солтже-как-его-там: у каждого есть право на секреты.

Я уже успокоился, а она смягчилась. Билли налила мне кофе, я намазал для нее маслом тартинку.

– Что произошло в тот день? – все-таки спросила она через минуту.

Но в ее голосе больше не было неприятного напора или нездорового любопытства. Возможно, молодая женщина просто почувствовала, что, несмотря на внешнее нежелание, я несомненно нуждался в том, чтобы рассказать ей этот эпизод моей жизни.

– Это был день моего рождения, – начал я. – Мне исполнилось двадцать лет…

* * *

Лос-Анджелес. Квартал Макартур-парк. 7 июля 1994 года

Лето, невыносимая жара. Она плавит все, город кипит словно котел. На баскетбольной площадке солнце растопило гудрон, но это не мешает десятку парней с голыми торсами воображать себя Мэджиком Джонсоном, бросая мяч в корзину.

– Эй, мистер Фрик! Ты покажешь нам, на что способен?

Я им не отвечаю. Впрочем, я их и не слышу: поставил на максимум громкость моего плеера. Этого достаточно, чтобы ударные и басы заглушили ругательства. Я иду вдоль сетки до начала паркингов, где одинокое и все еще немного зеленое дерево дарит маленький кусочек тени. Это не сравнится с библиотекой, где есть кондиционер, но все же лучше чем ничего, чтобы почитать. Сажусь на сухую траву, опершись спиной о ствол.

Под защитой музыки я в своем коконе. Я смотрю на часы. 13:00. У меня есть еще полчаса до автобуса, на котором я езжу в Венис-бич, где продаю мороженое на променаде. Так что я смогу прочесть несколько страниц из того эклектичного набора книг, который мне предложила мисс Миллер, молодая преподавательница литературы на факультете, блестящая и ниспровергающая основы. Ко мне она относится скорее хорошо. В моей сумке сосуществуют «Король Лир» Шекспира, «Чума» Альбера Камю, «У подножия вулкана» Мальколма Лаури[48] и тысяча восемьсот страниц «Лос-Анджелесского квартета» Джеймса Эллроя.

На моем плеере мрачные слова последнего альбома «РЕМ». И много рэпа. Это великие годы Западного побережья: поток доктора Дре, гангстерский фанк Снупа Догги Догга и ярость Тупака. Я ненавижу эту музыку с той же силой, с какой люблю. Это правда, что в большинстве случаев слова примитивные: восхваление марихуаны, оскорбления в адрес полиции, секс, сила оружия и тачки. Но рэп хотя бы говорит о нашей повседневности и о том, что нас окружает: об улице, гетто, отчаянии, войне банд, жестокости копов и девушках, которые оказываются беременными в пятнадцать лет и рожают в школьном туалете. И в песнях, как и в городе, наркотики всюду и объясняют все: власть, деньги, насилие и смерть. И потом рэперы дают нам ощущение, что они живут. Как мы: болтаются по подвалам зданий, участвуют в перестрелках с полицией, заканчивают дни в тюрьме или в больнице, если просто не умирают на улице.