Гийом Мюссо - Бумажная девушка

Врач закончил заниматься моей щиколоткой и попросил медсестру принести мне костыли.

– Настоятельно советую вам не наступать на ногу несколько дней, – предупредил он меня и вручил свою визитную карточку, написав на ней время моего следующего посещения.

Я поблагодарил его за помощь и на костылях с трудом доковылял до моих апартаментов.

* * *

Комната купалась в мягком свете. В центре в камине мерцало светлое пламя, отбрасывая отблески на стены и потолок. Я поискал Билли, но ее не было ни в гостиной, ни в ванной. До меня донесся приглушенный припев песни Нины Симон.

Я раздвинул шторы, закрывавшие высокие окна, выходившие на террасу, и увидел молодую женщину, которая, закрыв глаза, принимала ванну под открытым небом в джакузи с переливом. Чаша с изогнутыми линиями была одета в голубую мозаику. Вода каскадом текла из лебединого клюва, продуманная подсветка придавала ей поочередно все цвета радуги.

– Присоединитесь ко мне? – поинтересовалась Билли, не открывая глаз.

Я подошел к джакузи. Ее окружали штук двадцать свечей, создававшие барьер из огоньков. Поверхность воды сверкала словно шампанское. Из прозрачной глубины золотистые пузырьки поднимались наверх от воздуходувной трубы.

Я отставил в сторону костыли, расстегнул рубашку, снял джинсы и опустился в воду. Она оказалась очень горячей, ее едва можно было терпеть. Распределенные по всему бассейну тридцать струй обеспечивали скорее возбуждающий, чем расслабляющий массаж, а с четырех сторон из мощных динамиков лилась обволакивающая музыка. Билли открыла глаза и протянула руку, чтобы кончиками пальцев коснуться лейкопластыря, которым Филипсон заклеил мне нос. Освещенное снизу, ее лицо казалось прозрачным, а волосы как будто поседели.

– Воин нуждается в отдыхе? – пошутила она, придвигаясь ко мне.

Я постарался устоять перед ее предложением:

– Не думаю, что стоит повторять эпизод с поцелуем.

– Посмейте только сказать, что вам не понравилось.

– Вопрос не в этом.

– Но ведь это подействовало: спустя несколько часов ваша дорогая Аврора с треском расторгла помолвку.

– Пусть так, но сейчас Аврора не с нами в джакузи.

– Что вы об этом знаете? – Билли уже была в моих объятиях. – В каждом номере отеля на террасе стоит телескоп, и все за всеми подсматривают. Разве вы этого не заметили?

Ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Глаза цвета липы, поры расширились от пара, на лбу блестели капельки пота.

– Возможно, Аврора сейчас смотрит на нас, – продолжала Билли. – Не говорите, что вас это немного не возбуждает…

Я ненавидел эту игру. Это было не мое. И все же, увлеченный воспоминанием о нашем предыдущем поцелуе, я позволил себе положить одну руку ей на бедро, другую на шею.

Билли нежно прижалась губами к моим губам, мой язык нашел ее язык. И снова случилось чудо, но длилось оно лишь несколько секунд, пока явная горечь не заставила меня прервать этот поцелуй.

У меня во рту появился кислый, острый и терпкий вкус, и я резко отпрянул. Билли казалась ошеломленной. Только в этот момент я заметил, что губы у нее почернели, а язык стал лиловым. Ее глаза горели, но кожа становилась все бледнее и бледнее. Она дрожала, клацала зубами и кусала губу. Встревоженный, я вылез из джакузи, помог выбраться ей и растер ее полотенцем. Я почувствовал, как ноги у нее ослабели, и она едва не упала. Ее сотряс сильнейший приступ кашля. Билли оттолкнула меня, чтобы нагнуться вперед, и ее вырвало. С болью она извергла из себя густую вязкую массу и рухнула на пол.

Но то, что я увидел, не было рвотными массами.

Это были чернила.

Клиника отеля. Час ночи

– Вы ее муж? – спросил доктор Филипсон, закрывая дверь палаты, в которой только что уснула Билли.

– Э… Нет, этого сказать нельзя, – ответил я.

– Мы ее кузены, единственные родственники, – пришел мне на помощь Мило.

– Гм… И часто вы принимаете ванну вместе с вашей «кузиной»? – сыронизировал врач, глядя на меня.

Полутора часами раньше, когда он готовился загнать мяч в сложную лунку, ему пришлось наспех натянуть белый халат поверх брюк для гольфа и примчаться к изголовью Билли. Он сразу оценил ситуацию как серьезную и сделал все, чтобы привести в чувство молодую женщину, госпитализировать ее и оказать первую помощь.

Вопрос Филипсона не требовал ответа, и мы прошли за ним в его кабинет, вытянутую комнату, выходившую на хорошо освещенную лужайку, гладкую, словно площадка для игры в гольф, в центре которой развевался маленький флаг. Подойдя к окну, можно было разглядеть мячик для гольфа, лежащий в семи-восьми метрах от лунки.

– Я не стану вас обманывать, – начал Филипсон, приглашая нас садиться. – Я понятия не имею, что за проблемы у вашей подруги и что спровоцировало этот кризис.

Он снял халат, повесил его на вешалку и сел лицом к нам.

– У нее сильный жар, тело сильно напряжено, ее вырвало всем содержимым желудка. У молодой женщины головная боль, она дышит с трудом и не может стоять, – перечислил он.

– Ну и? – бросил я, торопясь услышать диагноз.

Филипсон открыл верхний ящик стола и достал сигару, которая была еще в футляре.

– Налицо явные признаки анемии, – уточнил он, – но меня больше беспокоит та черная субстанция, которую она извергла из себя в значительном количестве.

– Она похожа на чернила, верно?

– Возможно…

Он задумчиво вытащил сигару «Коиба» из алюминиевого футляра и погладил ее, словно ожидая, что его осенит от прикосновения к табачным листьям.

– У нее взяли на анализ кровь, а также эту черную субстанцию и несколько волос, которые, судя по вашим словам, внезапно поседели.

– Но ведь такое случается, да? Я не раз слышал, что от эмоционального шока волосы могут поседеть за одну ночь. Так случилось с Марией-Антуанеттой в ночь перед казнью.

– Чушь, – отрезал врач. – Только химическое обесцвечивание может так быстро лишить волосы пигмента.

– У вас действительно есть средства для подобных исследований? – встревожился Мило.

Филипсон отрезал кончик гаванской сигары.

– Как вы могли заметить, наше оборудование новейшее. Пять лет назад старший сын шейха одной из нефтяных монархий отдыхал в нашем отеле. Молодой человек пострадал во время катания на водных лыжах: он на скорости врезался в скутер и от удара на несколько дней впал в кому. Его отец пообещал перевести внушительную сумму на счет клиники, если мы сумеем вытащить парня. Скорее в результате везения, чем моих усилий, он вышел из комы без последствий, и шейх сдержал обещание. Отсюда и наши условия для работы.

Мортимер Филипсон встал, чтобы проводить нас до дверей, и я попросил разрешения провести ночь рядом с Билли.

– Это глупо, – отрезал он. – У нас есть дежурная медсестра и два интерна, которые будут работать всю ночь. Ваша «кузина» – наша единственная пациентка. Мы ни на мгновение не оставим ее без внимания.

– Но я настаиваю, доктор.

Он пожал плечами и вернулся в свой кабинет, пробормотав:

– Если вам так хочется поспать в узком кресле и напрячь спину, воля ваша, но с вашим сломанным ребром и вывихнутой щиколоткой не жалуйтесь мне завтра утром, что вы не можете встать.

Мы с Мило расстались перед дверью в палату Билли. Я чувствовал, что он взволнован.

– Я волнуюсь за Кароль. Я оставил ей с десяток сообщений на автоответчике, но ни на одно не получил ответа. Я должен ее найти.

– Хорошо. Удачи тебе, старик.

– Спокойной ночи, Том.

Я смотрел ему вслед. Пройдя несколько метров по коридору, он резко остановился, развернулся и подошел ко мне.

– Знаешь, я хотел сказать тебе, что… что мне очень жаль, – признался Мило, глядя мне в глаза.

Глаза у него покраснели и блестели, лицо было помято, но вид был решительный.

– Я все профукал, вкладывая средства в рискованные предприятия, – продолжал он. – Считал себя хитрее других, предал твое доверие, тебя разорил. Прости меня…

Его голос прервался. Мило моргнул, и неожиданная слеза потекла по его щеке. Впервые в жизни увидев друга плачущим, я был и обезоружен, и смущен.

– Это слишком глупо, – добавил он, вытирая глаза. – Я считал, что самое трудное уже позади, но я ошибался. Самое трудное – не получить то, чего ты хочешь, а уметь это сохранить.

– Мило, мне наплевать на эти деньги. Они не заполнили пустоту, не решили ни одной проблемы, тебе это отлично известно.

– Ты увидишь, мы выберемся, как всегда, – пообещал он, пытаясь снова взять ситуацию под контроль. – Наша счастливая звезда не оставит нас и сейчас!

Прежде чем отправиться на поиски Кароль, Мило по-братски обнял меня, заверив:

– Клянусь тебе, я вытащу нас из этой передряги. Возможно, это займет какое-то время, но у меня все получится.

* * *

Я бесшумно открыл дверь и сунул голову в палату. В ней царил голубоватый сумрак. Я молча подошел к постели Билли.

Она спала беспокойным лихорадочным сном. Плотное одеяло скрывало ее тело, оставляя на виду только прозрачное лицо. Еще этим утром энергичная и жизнерадостная – белокурый вихрь, который разрушал мою жизнь, – эта молодая женщина за несколько часов состарилась на десять лет. Взволнованный, я долго стоял рядом, прежде чем осмелился положить руку ей на лоб.

– Ты странная девушка, Билли Донелли, – прошептал я, наклоняясь к ней.

Она заметалась по кровати и, не открывая глаз, пробормотала:

– Я думала, ты скажешь «странная доставала»…

– И странная доставала тоже, – сказал я, чтобы скрыть эмоции.

Я погладил ее по лицу и признался:

– Ты вытащила меня из черной ямы, в которую я соскользнул. Ты шаг за шагом заставила отступить печаль, которая пожирала меня. Твой смех и твоя настойчивость победили замуровавшее меня молчание…

Билли попыталась что-то сказать, но прерывистое дыхание и одышка заставили ее отказаться от этого.

– Я не оставлю тебя. Даю слово, – пообещал я, беря ее за руку.

* * *

Мортимер Филипсон чиркнул спичкой, чтобы зажечь кончик гаванской сигары, потом взял клюшку для гольфа, вышел на лужайку и прошел по ней несколько шагов. Мячик для гольфа находился метрах в семи от лунки на небольшом склоне. Мортимер с наслаждением затянулся, потом присел на корточки, чтобы определить, какой удар лучше нанести. Положение было непростым, но он уложил в цель уже сотню мячей с этой точки. Врач встал в позицию и сконцентрировался. «Удача – это лишь сочетание воли и благоприятных обстоятельств», – говорил Сенека. Мортимер выполнил удар так, словно от этого зависела его жизнь. Мяч прокатился по лужайке, как будто заколебался на своей траектории, пофлиртовал с лункой, но не упал туда.

Этим вечер обстоятельства были не совсем благоприятными.

* * *

Мило торопливо вышел на крыльцо и попросил служащего подогнать «Бугатти», стоявший на подземной парковке отеля. Он поехал по направлению к Ла-Пасу – Джи Пи Эс помогал ему в этом, – чтобы вернуться на то место, где он оставил Кароль.

Днем на пляже Мило вдруг понял, что у его подруги все еще есть кровоточащие раны. А он об этих ранах даже не догадывался.

«Решительно, мы часто не подозреваем о мучениях, терзающих людей, которых мы любим сильнее всего», – грустно подумал он.

Высказав ему в лицо все, что она о нем думает, Кароль тоже причинила ему боль. Портрет без нюансов. Как и другие, она всегда принимала его за неотесанную шваль, городского грубияна, мужлана и фаллократа. Надо признать, что Мило никогда ничего не делал, чтобы ее переубедить. Потому что этот образ его защищал, маскировал его чувствительную душу, которую он не мог показать. Чтобы завоевать любовь Кароль, он был готов на все, но не мог показать свою истинную натуру, потому что не настолько доверял Кароль.

Мило ехал уже около получаса, рассекая лунную ночь. Тени гор вырисовывались на фоне прозрачной голубизны ночи, давно исчезнувшей из современных загазованных городов. Добравшись до места, он свернул на лесную дорогу, чтобы припарковать автомобиль, потом сунул в сумку одеяло и бутылку воды и направился по каменистой тропе, которая вела к берегу.

– Кароль! Кароль! – во все горло закричал он.

Его крики затерялись, унесенные теплым и капризным бризом, дувшим над морем, издавая жалобные стоны.

Мило нашел бухту, в которой они поссорились днем. Было тепло. Самовлюбленная белая полная луна искала свое отражение в воде. Никогда еще Мило не видел столько звезд в небе, но он не нашел ни единого следа Кароль. Вооружившись фонарем, он продолжил путь, карабкаясь по скалам, стоявшим вдоль берега. Примерно метров через пятьсот он свернул на узкую тропинку, которая спускалась к маленькой бухте.