– Мило…

– А тебе нужно немного выйти из тени: я могу договориться о твоем интервью на эн-би-си…

– Мило!

– Все только это и обсуждают, Том! Никто из писателей не хочет, чтобы его книга вышла одновременно с твоей, включая Стивена Кинга. Он перенес выход своего карманного издания на январь, чтобы ты не отобрал у него читателей!

Чтобы заставить его замолчать, я грохнул кулаком по столу:

– ПРЕКРАТИ НЕСТИ ЭТОТ БРЕД!

Зазвенели бокалы, посетители подскочили на своих местах, бросая осуждающие взгляды в нашу сторону.

– Не будет никакого нового романа, Мило. Во всяком случае, в ближайшие годы. У меня ничего не получается, и тебе это отлично известно. Я пуст, не способен написать ни единой строчки, и, более того, я больше этого не хочу.

– Но ты хотя бы попытайся! Работа – лучшее лекарство. И потом, писательство – это твоя жизнь. И СПОСОБ вытащить тебя из этого ступора!

– Не думай, что я не пробовал: раз двадцать садился за компьютер, но один его вид вызывает у меня отвращение.

– Ты мог бы купить другой компьютер или писать от руки в школьных тетрадях, как делал это раньше.

– Да, а еще мог бы попробовать написать на пергаменте или на восковых табличках, но… Это ничего не изменило бы.

Мило, казалось, потерял терпение:

– Раньше ты мог работать везде! Я видел, как ты писал на террасе «Старбакса», на неудобных креслах в самолете. Ты писал, опираясь спиной на ограду баскетбольной площадки, а вокруг вопили зрители. Я даже видел, как ты печатал целые главы на мобильном телефоне, дожидаясь автобуса под дождем.

– Что ж, с этим покончено.

– Миллионы людей ждут продолжения твоей истории. Ты обязан это сделать ради твоих читателей!

– Это всего лишь книга, Мило, а не вакцина от ВИЧ!

Он открыл было рот, чтобы возразить, но его лицо вдруг застыло, как будто он только что понял: у него никакого другого средства заставить меня передумать, кроме…

Кроме как сказать мне правду…

– Том, у нас настоящая проблема, – начал он.

– О чем это ты?

– О контрактах.

– Да о каких еще контрактах?

– О тех, которые мы подписали с издательством «Даблдэй» и с твоими зарубежными издателями. Они выплатили нам огромные авансы с условием, что ты уложишься в срок.

– Но я никогда ничего не обещал.

– Зато я обещал от твоего имени. И эти контракты ты, возможно, не читал, но ты их подписал…

Я налил себе стакан воды. Мне не нравился оборот, который принимал наш разговор. Много лет назад мы распределили роли: Мило управляет бизнесом, я управляю игрой моего воображения. До этого момента эта сделка меня всегда устраивала.

– Издатели уже много раз переносили дату выхода книги. Если ты не закончишь книгу в декабре, нам грозят серьезные штрафы.

– Тебе нужно всего лишь вернуть им аванс.

– Это не так просто.

– Почему?

– Потому что мы его уже потратили, Том.

– Каким образом?

Мило с досадой покачал головой:

– Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, сколько стоил твой дом? Или то кольцо с бриллиантами, которое ты подарил Авроре и которое она тебе так и не вернула?

Какая наглость!

– Подожди, что это ты мне рассказываешь? Я отлично знаю, сколько я заработал и сколько я могу позволить себе потратить!

Мило опустил голову. На его лбу выступили капельки пота. Губы сжались, и его лицо, несколькими минутами раньше оживленное энтузиазмом, вдруг стало мрачным и расстроенным.

– Я… Я все потерял, Том.

– Что ты потерял?

– Твои деньги и мои.

– Что за бред?

– Я почти все деньги вложил в фонд, который, как оказалось, замешан в деле Мейдоффа[8].

– Надеюсь, ты шутишь.

Но нет, мой друг не шутил.

– Все попали в эту ловушку, – расстроенно сказал он. – Крупные банки, адвокаты, политики, артисты, Спилберг, Малкович и даже Эли Визель[9]!

– И сколько же у меня остается, если не считать дома?

– Твой дом заложен уже в течение трех месяцев, Том. И если уж быть до конца честным, то тебе нечем заплатить даже налог на недвижимость.

– Но… твоя машина? Она должна стоить больше миллиона долларов…

– Скажи два и не ошибешься. Но вот уже месяц я вынужден ставить «Бугатти» в гараж соседки, чтобы его не конфисковали!

Я долго молчал в отупении, пока меня вдруг не осенило:

– Я тебе не верю! Ты только что выдумал всю эту историю, чтобы заставить меня приняться за работу, верно?

– К несчастью, нет.

Теперь я взялся за телефон и набрал номер финансового совета, сотрудники которого занимались уплатой моих налогов, поэтому имели доступ ко всем моим счетам. Мой обычный собеседник подтвердил мне, что мои банковские авуары равны нулю, о чем, как я понял, он предупреждал меня на протяжении нескольких недель, посылая мне заказные письма и оставляя сообщения на автоответчике.

Сколько же времени я не забирал почту и не отвечал по телефону?

Когда я пришел в себя, то не испытал ни паники, ни даже желания броситься на Мило и разбить ему нос. Я почувствовал только лишь огромную усталость.

– Послушай, Том, мы уже выходили из куда более сложных ситуаций, – решился произнести он.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделал?

– Но ты можешь все исправить, – заверил Мило. – Если тебе удастся закончить роман в срок, мы сможем быстро подняться.

– Как, по-твоему, я успею написать пятьсот страниц меньше чем за три месяца?

– Мне известно, что несколько глав уже готовы.

Я обхватил голову руками. Нет, Мило решительно не осознавал, как тяжело было мне ощущать собственное бессилие.

– Целый час я объяснял тебе, что пуст, что мой мозг заржавел, он сухой как галька. Проблема с деньгами ситуацию не исправит. Все кончено!

Мило продолжал настаивать:

– Ты мне всегда говорил, что для твоего душевного равновесия и психического здоровья тебе просто необходимо писать книги.

– Что ж, как видишь, я ошибался. Меня лишило разума не то, что я перестал писать, а то, что я потерял любовь.

– Но ты хотя бы осознаешь, что разрушаешь себя ради того, чего не существует?

– Это любовь не существует?

– Любовь определенно существует. Но ты придерживаешься идиотской теории о родственных душах. Якобы существует идеальная совместимость между мужчиной и женщиной, которым суждено встретиться…

– Так, значит, только идиоты верят в то, что есть человек, который может сделать тебя счастливым, с которым тебе хотелось бы состариться вместе?

– Разумеется, нет. Но ты-то веришь в другое: в идею о том, что на Земле есть только один человек, созданный для тебя. Что-то вроде части тебя, которой недостает с самого начала и отметину которой ты хранишь в плоти и в душе.

– Напоминаю тебе, что именно это сказал Аристофан в «Пиру» Платона!

– Возможно, но этот твой Аристо-как-его-там и его Планктон ничего не написали о том, что именно Аврора – недостающая часть тебя. Поверь мне: расстанься с этой иллюзией. Мифология, возможно, уместна в твоих романах, но в реальности все действует совершенно по-другому.

– Да, ты прав, в реальности мой лучший друг не довольствуется тем, что разорил меня. Он еще позволяет себе давать мне советы! – огрызнулся я, выходя из-за стола.

Мило тоже встал, вид у него был несчастный. Я чувствовал, что в эту минуту он способен на все, только бы влить в мои вены дозу творчества.

– Итак, ты не собираешься писать роман?

– Не собираюсь. И с этим тебе ничего не удастся сделать. Написать книгу – это не то же самое, что собрать автомобиль или стиральную машину, – крикнул я ему, покидая зал.

Когда я вышел из ресторана, служащий протянул мне ключи от «Бугатти». Я сел за руль авто, включил двигатель, потом первую передачу. От кожаных сидений исходил дурманящий аромат мандарина, а приборная доска из лакированного дерева, украшенная отполированным алюминием, наводила на мысли о космическом корабле.

Ускорение прижало меня к креслу. Шины оставили следы резины на асфальте, а я в зеркале заднего вида увидел Мило. Он бежал за мной, изрыгая ругательства.

5-

Обрывки рая

Ад существует, и теперь я знаю: ужас его в том, что сделан он из обрывков рая.

Алек Ковен[10]

– Возвращаю тебе твой инструмент, можешь отдать его владельцу, – объявил Мило, протягивая Кароль титановую фомку, которую она ему одолжила.

– Его владелец – штат Калифорния, – ответила молодая женщина-полицейский, убирая металлический рычаг в багажник своей машины.


Санта-Моника. 7 часов вечера

– Спасибо, что заехала за мной.

– Где твоя машина?

– Том одолжил ее у меня.

– У Тома нет прав!

– Понимаешь, он на меня разозлился, – понурившись, признался Мило.

– Ты рассказал ему правду? – встревожилась Кароль.

– Да, но это не заставило его снова взяться за работу.

– Я тебя об этом предупреждала.

Кароль заперла машину, и они бок о бок начали спускаться по подвесному мосту к пляжу.

– Но разве ты сама не считаешь безумием желание разрушить себя из-за неудавшейся любви? – занервничал Мило.

Женщина печально посмотрела на него:

– Может быть, это и безумие, но такое постоянно случается. Мне это кажется трогательным и в высшей степени человечным.

Мило пожал плечами и пропустил ее немного вперед.

Высокого роста, с матовой кожей, волосами цвета воронова крыла и прозрачными, словно вода, глазами Кароль Альварес несла себя с достоинством принцессы майя.

Она родилась в Эль-Сальвадоре и в Штаты приехала в девять лет. Мило и Том знали ее с детства. Их семьи – или то, что от них осталось, – жили в одном старом доме в квартале Макартур-парк, испанском Гарлеме Лос-Анджелеса, излюбленном месте героинщиков и охотников свести счеты при помощи автоматического оружия.

Все трое делили одну и ту же нищету, жили в окружении давно не ремонтированных домов, ходили по засыпанным мусором тротуарам мимо магазинов с продавленными и исписанными граффити железными жалюзи.

– Посидим немного? – предложила Кароль, раскладывая полотенце.

Мило уселся рядом с ней на белом песке. Мелкие волны лизали кромку берега, оставляя серебристую пену, кусающую босые ноги гуляющих.

Переполненный в летние месяцы пляж этим осенним вечером был намного спокойнее. Знаменитый деревянный пирс Санта-Моники более века неизменно принимал жителей Лос-Анджелеса, приезжавших сюда после рабочего дня, чтобы отдохнуть от стресса и городской суеты.

Кароль закатала рукава рубашки, сняла обувь, закрыла глаза и подставила лицо ветру и ласковому осеннему солнцу. Мило смотрел на нее с причиняющей боль нежностью.

Как и его самого, жизнь не пощадила Кароль. Ей едва исполнилось пятнадцать, когда ее отчим получил пулю в голову во время налета на его продуктовую лавку во время злополучных бунтов, охвативших бедные кварталы города в тысяча девятьсот девяносто втором году. После этой драмы она играла в прятки с социальными службами, чтобы не попасть в приемную семью, предпочитая скрываться у Черной Мамы, бывшей проститутки, копии Тины Тернер, с которой потеряли девственность половина парней Макартур-парка. Кароль кое-как продолжала учебу и подрабатывала: официантка в «Пицца-хат», продавщица дешевой бижутерии, администратор на заштатных конгрессах. При этом она с первого раза поступила в школу полиции, в двадцать два года уже работала в Департаменте полиции Лос-Анджелеса и преодолела первые ступени карьерной лестницы с удивительной быстротой. Сначала офицер, затем детектив и вот уже несколько дней – сержант.

– Ты давно говорила с Томом по телефону?

– Я отправляю ему по два сообщения в день, – ответила Кароль, открывая глаза, – но в лучшем случае получаю лаконичные ответы. – Она сурово посмотрела на Мило: – Что мы сейчас можем для него сделать?

– Прежде всего, не позволить ему убить себя, – ответил он, доставая из карманов пузырьки со снотворными и транквилизаторами, которые ему удалось тайком взять.

– Ты понимаешь, что во всем происходящем есть и доля твоей вины?

– Я виноват в том, что Аврора его бросила? – удивился Мило.

– Ты отлично знаешь, о чем я говорю.

– Значит, я виноват в том, что случился мировой финансовый кризис? Это я виноват, что Мейдофф украл пятьдесят миллиардов долларов? И потом, ответь мне честно: ты-то что думала об этой женщине?

Кароль бессильно пожала плечами:

– Я ничего не знаю, но уверена в том, что она не для него.

Вдали на дамбе вовсю веселилась ярмарка. Крики детей смешивались с запахами сахарной ваты и яблок на палочке в красной карамели. Парк аттракционов с колесом обозрения и американскими горками был выстроен прямо на воде рядом с островом Санта-Каталина, который был виден сквозь легкую дымку.

Мило вздохнул: