Фернандо зашел внутрь и плюхнулся на диван, пустая бутылка текилы выпала из его рук. Эстебан прошел мимо него и пошел в свою комнату.

Он должен найти способ заработать больше денег. Он поговорит с человеком из кантины в следующий раз, когда будет в городе. Отправляясь спать, Эстебан привязал деньги к груди. И если Фернандо хочет его деньги, ему придется прийти и взять их.

* * *

Эстебан начал брать больше обязанностей от человека из кантины. Он докладывал о том, что видел за пределами тюрьмы, описывал охранников и заключенных, которые входили и выходили, записывал время, когда бронемашина приезжала и когда сменялись охранники в башнях. Он записывал имена чиновников, которые приезжали, и номерные знаки их автомобилей. Эстебан не знал этого, но теперь он был частью членов хальконес ― «соколов» — мелкой сошкой в наркокартеле, ушами и глазами этой организации. Все, что Эстебану нужно было знать — то, что его записи принесут ему больше денег, а больше денег означает, что он увидится с МаМаЛу раньше. По вечерам он продолжал делать работу, которую давал ему человек из кантины.

— Ты знаешь, во что ты ввязался, пацан? — спросил Эстебана однажды Хуан Пабло, официант из «Ла Сомбра».

Они сидели на лестнице. Хуан Пабло курил красные «Мальборо». Он и Камилла полюбили Эстебана. Он был хорошим ребенком, который попал в плохой бизнес.

— Ты знаешь, почему никто не приводит свою семью, друзей, девушек и детей в кантину? — спросил Хуан Пабло. Он позволил своему фартуку сползти набок, и Эстебан увидел пистолет в кобуре у него на поясе.

— Человек, на которого ты работаешь — владелец «Ла Сомбра». Он не платит мне за работу в кухне. Он платит мне за защиту. Это место для бизнеса. Встречи, сделки. Ты понимаешь?

Эстебан кивнул. И хотя в основном он работал с Хуаном Пабло и Камиллой, он о многом догадывался. Но он почти достиг цели. Он не мог остановиться.

— У всех есть свои причины, — Хуан Пабло смахнул пепел с сигареты. Причины ввязаться и испачкать руки. — Какая у тебя?

— Моя мама. Она в тюрьме, но она невиновна.

— Здесь каждый виновен, пока не доказана невиновность. Ты идешь в тюрьму и ждешь суда. И если кто-то приложил руку к тому, чтобы задержать тебя там ― ревнивый парень, бизнес-партнер — это будет длиться вечно. Не верь никому, Эстебан. Ни полиции, ни судьям, ни охранникам. Они все хотят лакомый кусочек.

«Не надейся ни на что», — посоветовал ему Хуан Пабло.

Эстебан убрал волосы со лба. Надежда — это все, что он имел, и если деньги смогут открыть замок на двери МаМаЛу, он достанет их.

В «Ла Сомбра» был еще один человек, он сидел за столом с человеком из кантины. Они говорили шепотом. Ну, человек говорил, мужчина из кантины слушал. Эстебан обошел кантину и вошел на кухню. На плите что-то давно кипело, и кастрюля почернела от копоти.

Эстебан выключил горелку и подошел к окну обслуживания, через которое Камилла подавала блюда Хуану Пабло. Он подкрепился кукурузными чипсами, ожидая, когда незнакомец уйдет. У человека из кантины было много встреч, когда он был в городе ― разные люди, разное время.

Эстебан высунул голову в окно, надеясь увидеть Камиллу или Хуана Пабло. Их не было, но кто-то разбрызгал кетчуп по стенам и столу. Эстебан взглядом прошелся по пятнам и замер. Не кетчуп. Кровь.

Камилла лежала на полу, рядом Хуан Пабло. Они оба были застрелены в голову. Лицо Хуана Пабло было искажено, глаза открыты. Пистолет, который он только наполовину успел вытащить из кобуры, лежал рядом.

Незнакомец держал в руке пистолет, направленный прямо на человека из кантины. Он положил его на стол, и со стороны все выглядело так, словно двое мужчин просто ужинают, но его палец был на курке. Суставы человека из кантины побелели, когда он сжал трость.

Эстебан знал, что ему нужно отступить, вернуться тем путем, каким пришел, и бежать отсюда со всех ног. Он знал, не стоило заходить на кухню, подбирать пистолет Хуана Пабло и вытирать его, чтобы он не выскользнул из его рук. Он знал, что не должен прицеливаться в голову человека и пытаться удержать дрожь в руках.

Эстебан знал все это, но все, что он видел — это то, что незнакомец убил Камиллу и Хуана Пабло. Он видел, как этот мужчина целится в человека из кантины. Видел, как пуля вонзается в тело человека из кантины, заливая кровью единственный шанс Эстебана увидеться с матерью. Эстебан видел, как пятнадцать песо разлетаются вокруг. Он видел тюремного охранника, который просил свой «обед». Видел самого себя, сидящего в тени тюрьмы, день за днем, всегда рядом, всегда близко, и щелкающегося орешек за орешком, как гребаный идиот.

Он нажал на курок. Отдача от выстрела оттолкнула его прямо на один из столов.

Эстебан не знал, попал ли он в человека, сидящего на стуле. Но вот тот опрокинулся и упал на пол. Поток крови полился из его затылка.

Человек из кантины и Эстебан посмотрели друг на друга.

Дерьмо!

Эстебан выронил пистолет, будто тот обжег ему руку. В ушах звенело от громкого хлопка выстрела.

Человек из кантины подошел к нему и поцеловал в обе щеки.

— Я только хотел увидеться с мамой, — Эстебана трясло. Он не мог поверить, что он только что убил человека. — Я только хотел увидеться с мамой.

Человек из кантины поднял пистолет и вытер его. Потом положил обратно в руку Хуана Пабло.

— Я отведу тебя к ней, — сказал он.

Он сделал несколько звонков. Через несколько минут черная машины подъехала ко входу.

— Где твоя мать, мальчик? — спросил человек из кантины. Он подтолкнул Эстебана к заднему сиденью.

— Вальдеморо. Но они не пускают никого в это время.

Сирена полицейского автомобиля завизжала возле остановки к кантине. Два полицейских в форме вышли из машины.

Человек из кантины опустил окно.

— Позаботитесь об этом.

Когда машина сдвинулась с места, Эстебан увидел, как полисмены застилают заднее сиденье своего автомобиля мусорными мешками и забрасывают туда три мертвых тела.

— Хуан Пабло… Камилла… — Эстебан не узнал свой голос. Он чувствовал себя так, будто из него вытряхнули тело и душу. Его друзья мертвы, и он убил человека.

Человек из кантины не проронил ни слова. Он постучал тростью по стеклянной перегородке между задним сиденьем и водителем.

— Вальдеморо. Поехали!

Вальдеморо казался ночью еще массивнее. Без шума и суеты продавцов и посетителей он выглядел словно огромный корабль-призрак, плывущий в никуда. Прожекторы светили по всему периметру, и кто-то в башне направил один прямо на машину человека из кантины.

Водитель вышел и окликнул женщину из числа охранников.

— Конча!

Она подошла к машине и поприветствовала человека из кантины.

— Проводи этого молодого человека внутрь. Он здесь, чтобы увидеться с матерью, — сказал он.

— Да, сеньор. Пожалуйста, пройдемте со мной, — она нажала на кнопку у огромных металлических ворот и они поднялись с громким гремящим звуком.

И все, Эстебан был внутри. Никакого ожидания в очереди, никаких денег на «обед», никакой регистрации.

— Как зовут твою мать?

— Мария Луиза Альварес.

Сердце Эстебана было готово выпрыгнуть из груди. Он хотел причесаться. Он хотел выглядеть хорошо для МаМаЛу.

— Моя футболка чистая? — спросил он у Кончи.

Видно ли что-то, похожее на кровь? Пожалуйста, не говорите, что там есть кровь. Я не хочу позориться перед своей мамой кровью человека, которого я только что убил.

— Мария Луиза Альварес! — прокричала Конча, когда они прошли через узкий туннель и вошли в огромное открытое пространство. Разные комнаты окружали тюремный двор: общие спальни, мастерские и тюремные камеры. Почти никто не был заперт в камере. Женщины и маленькие дети, одетые в потертую уличную одежду, выглядывали из окон спален.

Конча поговорила с женщиной в темной военной форме. Та исчезла в офисе и начала рыться в шкафчиках в кабинете.

— Вы ищете Марию Луизу Альварес? — спросила одна из заключенных.

— Да, — сказала Конча.

Заключенная долго смотрел на Эстебана, прежде чем позвать их в свою комнату.

Женщины соорудили себе отдельные комнаты в этом огромном пространстве, используя палки и одеяла. У некоторых были узкие двухъярусные кровати, у других ― принадлежности для готовки, у третьих ― полки для одежды, но все женщины разместились на грубом цементном полу, словно фрагменты мозаики. Дети сосали молоко из груди матерей, пока остальные спали на самодельных матрасах. Воздух был затхлым, вокруг стоял запах масла для волос, мочи и пота.

— Мария Луиза Альварес, — женщина подошла к своему месту и вручила мальчику металлическую коробку. Она была зеленой, с красным кругом посередине, где было написано «Лаки Страйк», а под ним, золотистыми буквами «Сигареты».

— Нет, — сказал Эстебан. — Я ищу маму.

— Да, — заключенная толкнула коробку обратно в его руки, — tu madre.

Эстебан открыл коробку. Внутри были сережки, которые носила МаМаЛу, заколка для волос и обрывок газеты. Эстебан собирался захлопнуть коробку, но увидел заголовок. Он распрямил гофрированную бумагу и подошел к фонарю, чтобы прочитать.

«МЕСТНАЯ НЯНЯ ОБВИНЯЕТСЯ В ХИЩЕНИИ ФАМИЛЬНЫХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ»

Эстебан прочитал статью. Она была полна лжи о том, как МаМаЛу украла ожерелье Скай, и о том, как оно было найдено в ее вещах. В заявлении для полиции, уже после того, как ему вернули ожерелье, Уоррен Седжвик выразил свой шок и недоверие:

— Мария Луиза была работником, которому мы доверяли, она была другом моей жены. Это ожерелье принадлежало Адриане и много значит для моей дочери. Мне очень тяжело осознавать, что няня Скай была способна совершить такое преступление против нашей семьи.

Теперь все стало на свои места. Ночь, когда он видел Виктора, покидающего их комнату, была ночью, когда он оставил там ожерелье. Копы, которые пришли в ту ночь, чтобы забрать МаМаЛу, обо всем знали. Эстебан был наивным, но теперь он понял, как это работает.

«Ничего… серьезного», — сказал Уоррен Виктору.

Виктор обвинил МаМаЛу в преступлении, которое она не совершала, а Уоррен позаботился о том, чтобы она осталась здесь, для своего призрачного успокоения. Эстебан чувствовал, что был идиотом, бегущим к Каса Палома, надеясь на помощь Уоррена. Виктор следовал указаниям, которые отдавал Уоррен Седжвик.

Он был виноват в этом. Он и мужчина, которого зовут Эль-Чарро. Им пришлось защищаться, потому что МаМаЛу увидела их и всех остальных членов картеля, которые приехали в Каса Палома тем вечером.

«Разберись с этим», — сказал Уоррен, потому что не хотел пачкать руки; он никогда не хотел пачкать руки. Он собирался в спешке, чтобы его не поймали, если вдруг МаМаЛу проговорится, если Эль-Чарро поменяет свое намерение и не разрешит ему покинуть страну.

Они двое заставили МаМаЛу гнить в тюрьме.

— Где она? — Эстебан развернулся к охраннику. — Где моя мать?

— Конча, — надзирательница, которая искала документы, стояла возле входа и протягивала им листок бумаги.

Конча подошла к ней и прочитала написанное.

— К сожалению, — она посмотрела на Эстебана. — Мария Луиза Альварес мертва.

Это было нелепо. Эстебан рассмеялся.

— Что? Вы с ума сошли? Я слышал недавно, как она пела.

Он начал искать ее, отбрасывая в сторону все перегородки и занавески.

— МаМаЛу! — он ходил из спальни в спальню, оставляя позади себя испуганных плачущих младенцев. — Пой, МаМаЛу. Пой для своего Эстебандидо, так я смогу найти тебя.

Конча и надзирательница схватили его и вывели во двор.

— Прекрати! Твоя мать заболела туберкулезом и умерла от его последствий, — они держали перед ним бумагу. — Мы уведомили ее ближайших родственников, ее брата Фернандо, но никто не пришел. Ее похоронили вместе с другими невостребованными заключенными. Вот ее заключение и номер камеры.

Эстебан хотел, чтобы они заткнулись. С каждым словом становилось только хуже. Он хотел ослепнуть и оглохнуть. Он хотел вернуться, подобрать пистолет Хуана Пабло и приложить к виску.

— Нет.

— Нет.

— Нет.

Он повторял это снова и снова.

Ему было ненавистно то, как женщины смотрели на него из общих спален ― кто-то с жалостью, некоторые с раздражением, но большинство пустыми, отрешенными взглядами. Они видели это бесчисленное количество раз. Заключенные должны покупать кровати, одежду, привилегии. Если ты не можешь позволить себе доктора, никто не придет проверить тебя. И здесь, в тесном пространстве, они видели все: СПИД, грипп, корь, туберкулез. Это место было рассадником для всех видов клопов и болезней, которые, если их не лечить, приводят к летальному исходу.