— Зачем ты это сделал? — Рафаэль смотрел на Дамиана с открытым ртом.

— Я сказал тебе продолжать двигаться.

— Но Эмилио почти убил Эль…

— Пошевеливайся, Рафаэль!

Рафаэль не спорил. Юноши выбрались со склада и помчались к деревьям. Позади них продолжалась кровавая бойня. Когда они взобрались на холм, Дамиан обернулся.

— Я не понимаю, — Рафаэль согнулся, пытаясь отдышаться. — Почему ты не убил Эль-Чарро?

— Он нужен мне живым, — произнес Дамиан.

— Но…

В этот момент огненный шар разорвал склад с оглушительным взрывом, разнесшим волну тепла и дыма. Все, что они смогли услышать, прикрыв уши, было громкое «уууууу», и тут вторая яркая вспышка выбила окна, и осколки разлетелись в воздухе. Одна сторона склада еще стояла, неустойчиво подрагивая, прежде чем разрушилась в клубе пыли и пепла. Все замерло: качание деревьев на ветру, звуки птиц и животных. Это была необыкновенная тишина, наполненная звуком машинных сигнализаций.

— Что ты сделал? — спросил Рафаэль сквозь наполненный дымом зной.

— Я расставил взрывчатку по складу и поместил пусковой механизм в трость Эль-Чарро. В тот момент, когда он выдвинул выдвижное лезвие… Ба-бах.

— Вот из-за чего ты помешал Эмилио одержать победу. Ты хотел, чтоб Эль-Чарро убил его. Ты знал, что Эль-Чарро будет не в силах устоять, не пометив его, в точности как отметил его брата.

Дамиан продолжал пристально смотреть на склад. Ничего не уцелело, ни один человек, ни наркотики, ни липовые банки копченых сардин.

— Твою мать, Дамиан, — произнес Рафаэль, когда осознание реальности происходящего поразило его. — Мы свободны от Эль-Чарро и картеля. Все будут думать, что мы погибли там, как и все остальные. Они будут думать, что это была смертельная битва между Эль-Чарро и Эмилио Замора. ‘C’ for cesado. Конец. Свобода. Ты, блядь, поджарил на углях Эль-Чарро и всех остальных.

— Мы не в безопасности еще, Рафаэль. Они найдут следы взрывчатки, если внимательно осмотрят место.

— Да, но картель Синалоа укажет пальцем на Лос Зетас, а те обвинят их. Гениально, Дамиан. Ожидание того стоило.

— Один есть, второй на очереди, — сказал Дамиан, стряхивая пыль со своих штанов.

Рафаэль знал, что он говорил об Уоррене Седжвике.

— Господи, Дамиан. Ты должен дать себе передышку. Даже в фильмах есть перерывы.

— Серьезно? И где бы была твоя задница, если бы я пошел за попкорном и конфетами?

— Верно. Ты уже дважды спас мне жизнь, — проговорил Рафаэль. — Итак, что теперь?

— Теперь мы заляжем на дно и подождем, пока пыль уляжется. Думай об этом как о перерыве.

— И как долго будет длиться этот перерыв?

— Сколько потребуется, чтобы вместе разработать следующий план, Рафаэль. Сколько потребуется.

Глава 19

— Мы проделали длинный путь от Каборас, — сказал Рафаэль, чокаясь пивом с Дамианом.

Дамиан разглядывал бамбуковый факел, освещающий патио с видом на Мишн-Бэй (Примеч. Мишн-Бэй — современный прибрежный район, преимущественно застроенный многоэтажными жилыми и офисными зданиями), экзотическую тропическую рыбку, плавающую в высоком — до потолка — аквариуме и безупречный стол за которым они сидели.

— Прошло много времени, — сказал он.

— Одиннадцать чертовых лет, — Рафаэль просматривал меню. — Что ты будешь?

— Бургер, — ответил Дамиан, не открывая свое меню. Он нервно теребил свои запонки. — Это действительно было так необходимо? — спросил он.

— Ты хотел смешаться с людской массой, тебе полагается выглядеть соответственно. Тебе нравится обувь? У меня есть чувак, который делает их на заказ.

— Я считаю, что это стандартный образец для такого мачо — финансового консультанта, как ты, но проклятье, Рафаэль, нет ничего плохого в паре обуви, заработанной тяжелым трудом и потом.

— К черту тяжелую работу и пот. Ты заслужил это. Когда ты намерен начать тратить в свое удовольствие хоть часть заработанных тяжелым трудом денег? Если ты не расслабишься, Дамиан, твое лицо превратится в злобную гримасу, ты распугаешь всех девчонок. Навсегда.

Дамиан обреченно махнул рукой. К двадцати семи годам он уже пресытился бурной реакцией женщин на свою внешность. Когда Дамиан входил в комнату, он держался в тени и в темных углах. Он никогда не был таким, как все, и никогда не пытался. Но то внимание, которого он пытался избегать, всегда находило его, потому что зверь в клетке притягивал. Женщины толпились вокруг него, боясь дотронуться до него, боясь заговорить с ним, но в то же время были полностью очарованы им.

— Деньги ничего не значат, — сказал он. — Они — лишь средство для достижения цели.

— Я знаю это, но возьми немного кредита для того, чтобы добиться успеха. После Эль-Чарро у нас ничего не было, кроме денег, которые ты накопил. И тебе стоит попытаться это изменить. От одной лодки — к двум, к пяти, к десяти. От небольшой компании до, мать твою, транспортного конгломерата. Ты отправил меня в колледж, в то время как сам работал, надрывая задницу. Всем, чего я достиг, я обязан тебе. И сейчас ты здесь. В шаге от того, чтобы уничтожить Уоррена Седжвика.

Дамиан мысленно вернулся в те первые годы после смерти Эль-Чарро. Он держал на прицеле Уоррена. Эль-Чарро был незнакомцем, который отдал приказ устранить угрозу, но Уоррен… Уоррен знал МаМаЛу. Она заботилась о его дочери девять лет — девять гребаных лет, шесть из которых она всеми силами пыталась заполнить пустое место, оставшееся после смерти его жены. Она любила Скай так же нежно, как собственного сына, и даже отводила Дамиану второе место, когда дело касалось времени и заботы. Как Уоррен отплатил ей? Предал ее для спасения собственной шкуры. Он был трусом, которому придется искупить свои грехи, но не смертью, а жизнью. Дамиан хотел, чтобы тот чувствовал боль на протяжении всей своей гребаной жизни. Он собирался отнять у Уоррена его экстравагантный особняк в Ла Холла, его парк арендованных машин с водителями, сеть безупречных элитных курортов, разбросанных по всем голубым точкам мира. (Примеч. Pale Blue Dot («Пэйл Блу Дот»; в переводе с английского — «бледно-синяя точка», «бледная голубая точка», «голубое пятнышко») — знаменитая фотография планеты Земля, сделанная зондом «Вояджер-1» с рекордного расстояния. На этом фото, карта мира состоит из множества голубых точек. Обычно, это выражение «во всех голубых точках» означает — «везде», «повсеместно», «в каждом уголке»). Одно за другим Дамиан собирался забрать все это, его славу, его состояние, его имидж — именно ту основу, с помощью которой он и построил свой мир. И чтобы добиться этого, сразившись с Уорреном в его башне из слоновой кости, Дамиан должен был собрать свое оружие, сделать себе состояние, состояние, которое будет стоять на чем-то более могучем, чем то, что имеет Уоррен в своем арсенале: заржавевшая коробка от сигарет и память о выщербленной плите на могиле МаМаЛу. Везде, куда Дамиан отправлялся, жестяная коробка Lucky Strike находилась с ним. Она была с ним, когда он разыскивал удаленные острова и атоллы, присматривая место для него и Рафаэля, чтобы залечь на дно. Она была с ним, когда страсти от смерти Эль-Чарро и Эмилио Замора улеглись, и все позабыли про двух мелких мальчишек, которые были там в тот день. Она была с ним, когда они приехали в рыбацкий порт, где Дамиан купил свой первый траулер, «Эль Кабальеро», он взял это имя как часть его новой личности. Она была там, когда он провожал Рафаэля в престижную школу-интернат, и еще раз, когда он присутствовал в колледже на вручении Рафаэлю диплома. Она была там, когда Дамиан уже стал достаточно взрослым и весьма состоятельным, чтобы подать заявление на получение грин-карты как инвестор и через несколько лет получить гражданство. И она была с ним теперь, во внутреннем кармане его пиджака, во время ужина с Рафаэлем, на полинезийском флагманском курорте Уоррена: Седжвик, Сан-Диего.

Когда Уоррен начинал свою новую жизнь, он все еще был на коротком поводке у картеля. Ему удалось уехать из Мексики, но только потому, что это было выгодно им. Им нужен был способ отмыть грязные деньги от продажи наркотиков и другой незаконной деятельности, сделав их чистыми для свободного использования. Уоррен был одним из винтиков в механизме отмывания денег. Дамиан хорошо понимал его позицию. Уоррен купил элитный кусок американской недвижимости. Он построил пятизвездочный курорт, снабдил высококачественным бельем, столовыми приборами, фарфором, лучшей мебелью. Он мог каждый день докладывать, что его отель забит под завязку, хотя, конечно, такого никогда не было. Каждый день служба безопасности могла бы забирать деньги, полученные от сдачи номеров, ночных клубов, казино, баров, и ресторанов ― грязные деньги смешивались бы с законным доходом… Остальная часть отправлялась на оффшорные счета, принадлежащие Эль-Чарро, который в дальнейшем распределял их среди важных персон. Но Уоррен прекратил эту деятельность.

Смерть Эль-Чарро освободила Уоррена от цепей картеля. Прямая связь была разорвана. Этой руки картеля Синалоа больше не существовало. Уоррен закрыл нелегальные сделки и стал расширять свою сеть отелей на собственные средства. Пару лет спустя он вышел на открытый рынок. Отели Седжвик стали товаром повышенного спроса на фондовой бирже. Уоррен думал, что был чист. Он не сомневался в том, что и кто от него уходит и приходит.

Когда Уоррен вошел в ресторан тем вечером, Рафаэль повернулся к Дамиану.

— Вот он, точный, как часы. Каждый вторник, восемь часов ровно.

Дамиан почувствовал прилив злости. Он проигнорировал сильное желание обернуться и откусил кусок своего бургера.

Он годами покупал акции Седжвика с помощью фиктивных компаний, которые Рафаэль создал для него. Уоррен не знал этого, но сейчас Дамиан Кабальеро владел достаточным количеством акций, чтобы руководить будущим отелей Седжвик и этим местом, и сейчас, в канун расплаты, которая задумывалась добрый десяток лет, Дамиан хотел в последний раз посмотреть на мужчину, ответственного за убийство МаМаЛу. Завтра он проснется другим человеком, бедным человеком.

— Все готово? — спросил он Рафаэля.

— Скажи слово — и будет сделано.

Дамиан отодвинул свою тарелку.

— Мне нужно выпить. Я пойду к бару, — оттуда он мог наблюдать за Уорреном и наслаждаться последним осадком горько-сладкого яда, который наполнял его слишком долго.

Рафаэль кивнул. Он знал Дамиана достаточно хорошо, чтобы понять, когда ему требуется какое-то время побыть наедине с собой.

— Не торопись. Я буду здесь.

Дамиан сел на другом конце глянцевой сверкающей стойки, вдали от толпы, где свет был тусклым и музыка приглушенная. Он сделал большой глоток пива, а затем посмотрел на Уоррена. Он сидел в отдельной кабинке. Персонал, очевидно, знал, кем он является и что ему нравится. Они, не задавая вопросов, принесли ему напиток и какую-то закуску на длинной прямоугольной тарелке. Дамиан видел фотографии Уоррена, но ничто не подготовило к встрече с ним во плоти спустя пятнадцать лет — пятнадцать лет спустя с момента, когда он бежал за серебристым «Пежо» Уоррена вниз по пыльной дороге. Уоррен выглядел более худым, казался ниже ростом и не таким всесильным, каким Дамиан себе его представлял. Ему было пятьдесят, но он выглядел старше, с густыми, почти седыми усами. Как он мог сидеть там, поедая и выпивая, такой радостный и живой, когда МаМаЛу лежала промерзшими костями в сырой земле? Как он мог оставаться таким безразличным и таким непринужденным, зная, что он уничтожил весь мир — и мечты, и колыбельные? Уоррен был хуже Эль-Чарро. Потому что Эль-Чарро не притворялся, что не был монстром, Уоррен же создал видимость благопристойности.

И если бы Дамиан уехал в этот вечер, он бы реализовал свой первоначальный план ― отобрать у Уоррена компанию, обобрать его, лишить его власти и репутации, на которые он променял свою человечность. Но, поднеся стакан к губам, он остановился на половине глотка. Молодая девушка проскользнула в кабинку Уоррена. Она не села напротив него, она села рядом с ним и обняла его долгим, крепким объятием. Дамиан не видел ее лица, но было ясно, что Уоррен ждал ее. Все его лицо преобразилось. Что-то неопределенное и непостижимое отражалось на нем, что-то, что Дамиан видел раньше только в глазах МаМаЛу — когда он собирал цветы, чтобы украсить ее волосы, когда делал для нее ожерелье из морских ракушек, когда был болен, когда был в ушибах, когда заставлял ее смеяться и иногда, когда заставлял ее кричать. Тот взгляд, за который Дамиан готов был отдать что угодно, был взглядом Уоррена, направленным на его спутницу — весь блядский мир был в его глазах. Дамиан втянул в себя воздух.

Отвернись, отвернись.

Но он не мог. И в этот момент Скай Седжвик тряхнула длинными золотистыми волосами и поцеловала отца в щеку.