Лейла Аттэр - Бумажный лебедь

Тем вечером Дамиан готовил крабов на пляже, на небольшом костре в котелке с водой. Мы ели их с растопленным маслом, стекавшим вниз по нашим подбородкам. Хорошо, он был лучший повар, чем я, и он первоклассно бы уделал конкурента на шоу «Последний герой». (Примеч. В американском варианте шоу о выживании в естественных условиях на необитаемом острове носит название «Выживший»). Как ни крути, я считала, что он был, мать вашу, крутым мужиком, раз уж пережил мое севиче.

Он сделал разрезы на нескольких кокосах, и мы потягивали сладкую, легкую жидкость. Дамиан не смотрел на меня. Совсем. Он опускал взгляд на воду. Иногда он смотрел вверх на небо. Мне было любопытно, осматривал ли он место возможного появления лодки или вертолета. Я была почти уверена, что он слушал новости.

Несколько раз, когда его глаза останавливались на мне, он быстро отводил взгляд. Я понятия не имела, о чем он думал или как долго мы должны были прятаться. Было столько всего, что я хотела спросить у него, так много, чего хотела узнать, но сидя возле него, наблюдая за огнем, в то время как покачивалось море, я чувствовала покой. Я ощущала себя в безопасности с Дамианом. Я хотела свернуться калачиком и положить свою голову ему на колени, как делала много лет назад в начале нашей дружбы. Но Дамиан был занят. Он делал дырки в ракушках, которые я собрала. Он был так нежен, так осторожен с каждым кусочком, что я не могла отвести от него глаз. Его пальцы ощупывали каждую ракушку, перед тем как выбрать правильное место. Иногда он поглаживал ракушку, поворачивал, уделяя ей все внимание, прежде чем отложить в сторону. Это были те, что могли треснуть от малейшего усилия, и Дамиан не хотел навредить ни одной.

Закончив, Дамиан продел нитку через отверстия ракушек и связал концы. Он подержал их над огнем. Ожерелье засверкало легким золотом, хрупкое и изящное.

— Вот, — он дал его мне.

Дамиан никогда не делал ожерелье из морских ракушек ни для кого, кроме МаМаЛу. Внезапно я поняла, что он сделал. Он извинялся. Он компенсировал то ожерелье, которое выкинул за борт, ожерелье, которое отняло у него его мать. Ты когда-либо держала жизнь в руке? Он опустил медальон в мою руку и согнул мои пальцы вокруг него. Вот, почувствуй это. Я подумала, что он чокнулся, но ожерелье моей матери стоило жизни его матери. Однако он был здесь, подарив мне память о своей матери, чтобы возместить потерю памяти о моей.

— Она была и моей матерью, — сказала я. — МаМаЛу была единственной мамой, которую я знала.

Мучительные, тяжелые рыдания вырвались из меня. Я приблизилась, обвила его руками, желая разделить эту боль, это горе. Кто-нибудь обнимал его, когда она умерла? Кто-нибудь утешал его? Он застыл, но позволил мне плакать. Я плакала о нем. Я плакала о МаМаЛу. Я плакала по нашим матерям, которых больше нет, и о всех тех годах вдали друг от друга, что мы потеряли.

Когда я успокоилась, я поняла, что он обнимал меня, также крепко, как я обнимала его. Я чувствовала, что Дамиан ступил на свой тернистый путь, ведущий через все сломанные, разрушенные, прекрасные частички его души, возвращаясь ко мне.

Спать рядом с Дамианом, не прикасаясь к нему, было пыткой, но не в романтическом или сексуальном смысле. Я чувствовала, как будто часть меня, отброшенная в сторону за ненадобностью, возвращалась ко мне, и я хотела ухватить ее, прижать к себе и удержать. Я знала, что Дамиан взбесится, поэтому я подавила порыв. Однако позже, сделала попытку как бы случайно, как бы во сне приобнять его. На протяжении нескольких секунд я позволила себе насладиться прикосновением к уже знакомому теплу его кожи, присутствием моего давно потерянного лучшего друга, лежащего рядом со мной. Затем Дамиан медленно снял с себя мою руку и вернул ее на мою сторону. Кажется, он догадался, что это была уловка. Я ведь всегда твердо держалась своей стороны кровати на лодке, мое тело в то время было жесткое и прямое как доска, чтобы не задеть его даже кончиком пальца. А теперь я двигала руками и ногами. Я знала, что он знал, и это вызвало у меня улыбку, когда он немного отодвинулся, а я чуть придвинулась, и так до тех пор, пока он не оказался на краю кровати, и единственной вещью, удерживающей его от падения, была москитная сетка, подоткнутая под матрас.

Неважно, спала я со своей стороны или вторгалась на его, Дамиан поднимался ни свет ни заря.

Я не удивилась, когда он занялся готовкой. Мне же по умолчанию досталась работа по дому: веник и швабра стояли по центру кухни, моющие средства — на стеллаже с полотенцами, ершик для унитаза свисал с ручки ванной двери. Я немного растерялась, но если Дамиан и заметил, что я мыла шваброй пол, прежде чем подмести его, или что полотенца теперь странного розового цвета, он ничего не сказал.

Он принес из лодки все мои пакеты, и хотя моя украшенная блестками юбка однозначно не была одеянием для чистки туалета, я поймала его за оглядыванием моей блестящей задницы. Я следовала за ним весь день в той юбке, топике и в ожерелье из ракушек, что он дал мне.

Я так зациклилась на Дамиане, пока он восстанавливался, что только сейчас впервые по-настоящему взглянула на остров. Его площадь была всего лишь несколько квадратных километров, с одной стороны его окаймлял белый песчаный пляж, с другой — густой тропический лес. Небольшой дом был расположен посередине, под тенью больших деревьев. Прямо перед домом — зеркало спокойных вод, защищенное коралловыми рифами, а с задней стороны к дому подступали пальмовые рощи, деревья папайи и кустарники с пышными гладкими листьями.

Было ясно, что Дамиан знал остров как свои пять пальцев. Он знал, где найти маленькие красные бананы с такой сливочной консистенцией, что на вкус они были как жирный сладкий заварной крем с ноткой малины. Он знал, в каком месте солнце припекало, и где с океана дул самый свежий бриз.

— Ты часто сюда приезжаешь? — спросила я, когда он проверял генератор. По всей видимости, место было снабжено всем необходимым. Генератор, баки для сбора и очистки дождевой воды, пропан, чтобы нагревать воду, которую мы использовали для уборки и купания.

— Это было домом некоторое время, — ответил он.

— Ты имеешь в виду, когда ты и Рафаэль скрывались после случившегося с Эль-Чарро?

— Как ты узнала об Эль-Чарро?

— Рафаэль рассказал мне.

Кажется, это его не обеспокоило. Он был тем, кем он был, не скрывая своего прошлого или поступков, которые совершил.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь? То есть, чья это собственность? — спросила я.

— Теперь моя, — сказал он. — В общем-то, она бесполезна. Слишком маленькая для туризма, слишком большой пляж для сельского хозяйства, слишком удаленно для рыбаков.

— Но ты не живешь здесь?

— Нет. Я иду туда, куда ведет меня работа.

— Итак… — я возилась с каймой на моем топе. — Мы здесь в безопасности?

Дамиан остановил меня.

— Нет «нас», Скай. Мы выросли. Мы стали разными людьми. Мы живем в разных мирах. Как только станет безопасно, я вывезу тебя на материк.

— Ты просто собираешься высадить меня? — я уставилась на него недоверчиво. — Что насчет МаМаЛу? Ты говорил, что отведешь меня туда. Мне нужно увидеть ее, Дамиан. Мне нужно увидеть ее могилу. У меня никогда не было возможности сказать «прощай».

— Не у тебя одной, — выплюнул он. — Я взял тебя в плен, чтобы ты могла увидеть, чтобы ты поняла, почему я делал то, что сделал. Но теперь ты знаешь правду.

— Вот оно что? Ты выгружаешь меня где-то, где они смогут найти меня, как будто я просто хлам? И что я, предполагается, должна сделать? Забыть обо всем, что случилось? Забыть, что ты похитил меня, перевернув мою жизнь верх дном, и затем отпустил меня? Вот так запросто? Ну, знаешь, что? Я и в самом деле забыла. Я забыла о тебе, пока ты не вернулся обратно в мою жизнь. Ты эгоистичный чертов ублюдок, Дамиан. Ловишь меня, когда тебе удобно, выбрасываешь меня, когда тебе удобно. Я не какая-то безмозглая, бесчувственная игрушка, которую ты можешь переставлять туда-сюда в игре, в которую играешь с моим отцом. Я живая, я здесь, и я беспокоюсь за тебя.

Вот она, вспышка эмоции на лице Дамиана, сорвавшееся дыхание, как будто от удара в живот. И так же быстро она исчезла.

— Не беспокойся обо мне, — промолвил он. — Я эгоистичный чертов ублюдок. Я убивал людей, спланировал, подготовил и организовал все это и ни капельки не чувствовал угрызений совести. И я планировал, готовил и организовывал твое убийство. Поэтому не беспокойся за меня, потому что я только разочарую тебя.

— Бред собачий! Ты просто боишься подпустить меня, ты боишься подпустить любого.

Мы сердито смотрели друг на друга, ни один из нас не желал отступать.

Потом Дамиан повернулся и скрылся за деревьями.

Прекрасно.

Я в бешенстве помчалась на пляж.

Я выскользнула из своей юбки, сбросила топ на песок и шагнула в воду. Она была теплой и настолько прозрачной, что солнечные лучи танцевали на моих ногах. Я легла на спину и отдалась океану.

«Возьми это. Забери это прочь, — думала я. — Я не знаю, что делать со всем этим».

Я плыла как щепка, покачиваясь на волнах. Мой палец все еще покалывал, но это было терпимо. Я открыла глаза, когда чайка пронеслась над головой, закрыв на мгновение солнце. Я повернулась к берегу, проследив ее путь, и заметила Дамиана, наблюдавшего за мной с террасы. На мне было нижнее белье, но оно прилипло к моему телу как вторая кожа. Он уже видел меня голой, но это было другое. Он не смотрел на меня тогда так, как смотрел сейчас, почти что с желанием. Это заставило меня ощутить себя священным Граалем, который он искал. Я была оазисом — а он был парой обожженных песками пустыни ног. Он отвел взгляд и снова принялся строгать, или чем он там занимался.

Я вышла из воды и подняла свою одежду. Дамиан продолжал избегать моего взгляда. Когда я вышла из душа, вымыв свои черно-белые волосы, он ожидал меня в спальной комнате.

— Позволь осмотреть твой палец, — он снял влажный, грязный бинт и внимательно осмотрел рану. Все зажило, хотя кожа была еще очень нежной. — Так будет лучше, — он сделал для меня деревянный фиксатор, оббитый ватой со всех сторон, но не настолько объемистый, чтобы мешать.

Я уселась на кровати и позволила ему надеть его.

— Как ощущения? — спросил он, закрепив его лейкопластырем.

— Хорошо, — честное слово, действительно хорошо. Посмотри на меня так еще раз. С нежностью в глазах. — Что насчет тебя? — я провела пальцами по швам на его виске. Одна, две, три, четыре. Четыре крестообразные стяжки.

— Я в порядке, — сказал он, но позволил моим пальцам оставаться на его коже.

Он стоял на коленях на полу. Все еще держал меня за руку, хотя фиксатор был уже прикреплен. Наши глаза были на одном уровне, спрятаться было негде.

Каждый раз, когда МаМаЛу пела о горах Сьерра-Морена, я думала о глазах Дамиана. Я не знала, как выглядели те горы, но я всегда представляла их темными, с черными деревьями и угольными пещерами. Конечно, я тогда понятия не имела, что мои собственный чувства станут гангстерами, подстерегающими жертву, и набросятся на меня из засады со всех сторон.

Дамиан украдкой бросал на меня взгляды, а когда его взгляд упал на мои губы, я почувствовала, что теряю и дыхание и мысли. Я гадала, чувствовал ли он то самое неизбежное притяжение, колотилось ли его сердце так же быстро как мое, когда прошлое и настоящие дрались, будто одичавшие подростки, на задворках его сознания.

Капли воды капали с волос в ложбинку между моими грудями. Ничто не отделяло меня от Дамиана, кроме моего полотенца. Мои чувства были открыты: мои губы, моя кожа, мои глаза — все открыто и обнажено. И наконец, это было моим уничтожением, его уничтожением. Дамиан мог забрать мой палец, но не мое сердце.

Затем он отпустил мою руку и покинул комнату.

Я позабыла, какие на вкус округлые, сочные манго, которые теперь ела, сорвав прямо с дерева. Манго на острове были небольшими, но удивительно сладкими. Я могла вместить три штуки в своей ладони, и когда я обдирала мягкую, толстую кожицу, сок стекал по моим рукам и превращался в липкую массу. Стоило следить за муравьями, пока я ела ― они так и норовили заползти на ноги. Эти паразиты любили сок манго и заползали куда угодно. Такова была цена, которую я готова была платить за наслаждение сидеть в тени мангового дерева и вонзаться зубами в нежную оранжевую мякоть. Лучше всего было, когда я могла засунуть целое манго в рот и высосать из него все, пока не оставалась сухая бородатая косточка. Спелые, крупные фрукты падали с дерева сами, поэтому несколько всегда валялось на земле, но они были помяты или подточены насекомыми и мелкими животными. Дамиан забрался на дерево и тряс ветку, пока я стояла внизу, пытаясь поймать их в плетеную корзину.