Дамиан схватил мои руки и зажал их у меня за спиной. Его губы нашли мои, и он с жадностью впился в них, заставляя меня задыхаться. Он были океаном, требующим и нуждающимся. Вся злость, вся энергия, скопившиеся в нем, ударили в меня. Я пыталась удержаться, ухватившись за него, но у меня не было и шанса. Мое сердце, мой гнев, мои слезы были уничтожены чем-то более глубоким, чем-то значимым, реальным, мощным и беспредельным.

Это был поцелуй того, кто пробирался в открытое окно, поцелуй, спрятавшийся в бумажном жирафике, в перерывах между 5, 4, 3, 2, 1, в косточках мини манго и здесь, теперь, наконец-то это все вырвалось на свободу. И чувство правильности этого, чувство сильнейшего желания и принадлежности заставляли меня хотеть, чтобы это не прекращалось. Я хотела, чтобы Дамиан продолжал целовать меня, целовать и целовать, пока все остальные поцелуи не будут стерты, пока этот не останется единственным.

Мой топ промок, мои брюки промокли, мои волосы промокли, но рот Дамиана был как земляничное пламя — горячий и сладкий, и совершенно бесконтрольный. Вся сила, с которой он оттолкнул меня, тянула меня обратно, соединить мои губы с его. Мне было почти больно, когда он отпустил меня.

— Не плачь, güerita (блондиночка), — большим пальцем Дамиан вытер слезу с моей щеки. — Ударь меня, врежь мне, толкни меня, но, черт возьми, не плачь.

— Не смей оставлять меня, — сказала я. Я правда вижу это в его глазах? Ему, правда, настолько тяжело дышать? — И я больше не güerita, — я дернула за прядь темных волос. — Я больше не блондинка.

— Ты блондинка, — ухмыльнулся Дамиан.

Я ударила его. Он видел меня голой, и я точно знала, о чем он подумал. Когда он обнял меня, я спрятала лицо на его груди и почувствовала, будто вернулась домой.

* * *

Когда мы вернулись на остров, Дамиан приготовил настоящее севиче, пока я принимала душ и переодевалась.

— Выпендрежник, — сказала я.

Он действительно хороший повар. И мастер поцелуев. Я не могла прекратить пялиться на его губы. Эти губы выплевывали через соломинку апельсиновые зерна в Гидеона Бенедикта Сент-Джона, но теперь они были очень сексуальными — всякий раз, когда он говорил, всякий раз, когда откусывал кусочек. Я видела только их. И хотела только их.

— Что случилось с твоим лицом? — спросил он.

— Твоя борода, — отчеканила я, чуть помедлив.

От горячего душа на моем подбородке и верхней губе образовалось покраснение, там, где его борода натерла мою кожу.

Дамиан ухмыльнулся. Оставленная на моей коже метка, казалось, умиротворила живущего в нем пещерного человека эпохи палеолита.

Его ухмылка что-то сотворила со мной. Я желала, чтобы он наклонился и поцеловал меня снова.

Он наклонился. Чтобы забрать мою тарелку. И затем отправился мыть посуду, в то время как я убирала остальное. Мне хотелось, чтобы он поторопился, и тогда я смогла бы снова обнять его, но он мыл так чертовски медленно, соскребая воображаемое пятно, затем смывая проклятую кляксу снова, а после вытирая, полностью сосредоточился на своем занятии.

Он избегал меня, и когда я, наконец, поняла, почему, я захотела поцеловать его еще сильнее. Дамиан не мыл посуду. Он боролся с чем-то, что никогда не чувствовал прежде. Он был смущен, и это было чем-то совершенно чуждым для него. Он никогда не позволял себе заинтересоваться девушкой, никогда до этого дня, никогда не чувствовал бабочек у себя в животе.

Я почувствовала укол нежности, которая вскоре сменилась сильным желанием наброситься на него. Я прочистила горло, пытаясь угомонить коварную шалунью, которая быстро все прибирала к своим рукам.

— Почему бы тебе не пойти переодеться? Я закончу здесь — предложила я.

На нем все еще была испачканная соком земляники рубашка.

Он ухватился за это, как будто я только что бросила ему спасательный круг. Что угодно, лишь бы оказаться подальше от меня. Я домыла оставшуюся посуду и выключила свет.

Мы врезались друг в друга в прихожей. Он выходил из ванной комнаты, а я входила.

Первое, на что я обратила внимание, было его чисто выбритое лицо. Прощай, борода. Также исчезли швы. Никакой бейсболки. Казалось, я видела его впервые — вот отметины мужественности на мальчишеском лице, которое я уже знала, а вот черты, которые остались прежними.

Второе, что я заметила — его кожа, все еще теплая и влажная, обнаженная, если не считать тренировочных штанов, которые не казались такими уж уродливыми, когда плотно обхватывали его бедра.

— Я…

— Ты…

Мы отпрянули друг от друга, прекрасно осознавая, какими частями тела друг друга коснулись.

Я не знала, кто шевельнулся первым. Возможно я, возможно он, но мы, пятясь, прошли по коридору, наши губы встретились, моя спина прижалась к стене, затем его, ударяясь и толкаясь в узком пространстве, пока мы добирались до спальни.

Дамиан подхватил меня на руки и занес внутрь. Кожа его обнаженных рук была бесподобна. Мы пытались ощупью пробраться под сетку, никто из нас не желал прекратить поцелуй, но она была подоткнута под матрас, закрывая доступ к кровати.

Когда Дамиан стал коленями на матрас, все еще мной на руках, все это повалилось сверху.

— Проблема решена, — сказал он, прорываясь сквозь сетчатое ограждение, когда положил меня на кровать.

Я бы рассмеялась, но он лег на меня сверху, и все пропало. Бедро к бедру, ладонь к ладони, знакомые, но все же разные. Моя майка и трусики сорваны, его тренировочные штаны пинком сброшены с кровати. Лежа на боку, я вздрогнула, когда его палец прошелся по моей спине, проследив изгибы позвоночника. Согнув лодыжку, я потерлась пальцами ног о его ступню.

Это было нечто новым и удивительным — возбужденные чувства, смешавшиеся вздохи. Мы были кожа к коже, и в то же время порознь, прикасаясь и исследуя друг друга, пока даже малейшее расстояние не стало просто невыносимым. Он лежал на животе, а мои губы путешествовали по его широким плечам и спине. Я едва ощутила на вкус его кожу, когда он зарычал и перевернулся. Дамиан любил все контролировать. Он знал, когда хотел этого, где хотел и как это должно произойти. Я подталкивала его, восхищаясь ощущением его шероховатого большого пальца на моем соске.

— Все такой же кривой, — промолвила я, взяв его палец в рот.

Реакция была мгновенной, взрыв пульсации, воспламенившей кровь в его самой сокровенной части тела.

— Скай… — он отодвинулся от меня.

— Что? — я еще не покончила с его пальцем.

Он забыл, что хотел сказать, и просто откинулся назад, наблюдая за мной.

— Это не помогает, — простонал он.

— Как насчет этого? — я перешла к другому пальцу.

— Твою мать.

Я хихикнула.

— Скай … — попытался он снова.

Я двинулась ниже, к кончику его члена, дразня своим языком.

Его бедра оторвались от кровати.

— Скай! — он дернул меня за волосы. — У меня нет презервативов.

— Думаю, что видела мини сомбреро в гостиной, — я вернулась к начатому. Его голова плюхнулась обратно на подушку, и он пропустил мои волосы сквозь пальцы.

— В каком смысле мини? — прорычал он.

— Беру свои слова обратно, — пробормотала я, наслаждаясь ощущением того, как он увеличивался у меня во рту. Он начал толкать свою эрекцию сквозь мои губы, сантиметр за сантиметром, до тех пор, пока я не смогла вместить его, всего его.

От звуков, что он издавал, я сжала бедра, поскольку моя собственная потребность настигла меня.

— Моя очередь, — сказал он, переворачивая меня.

Это был странный опыт, его губы на самой моей интимной части. И я поняла, что это было в новинку для Дамиана. Он, вероятно, трахал множество женщин, но никогда не занимался любовью, никогда не думал о том, чтобы доставить кому-то такое же удовольствие, какое получал сам. И он крошечными шажочками — своим горячим дыханием, своим ртом, языком — подтолкнул меня к сладостному освобождению. Когда он скользнул пальцами внутрь — сначала одним, потом вторым, я подумала, что теряю разум.

— Дамиан, — я ухватилась за его плечи. Я хотела его внутри. — Остановись.

Он приостановился, глядя на мое разрумянившееся лицо, моя грудь подымалась и опадала, а напряженные соски молили о его прикосновениях.

— Не можешь брать — не давай, — сказал он, всасывая мой маленький бутон так же, как я сосала его палец.

Чертов дразнила. Его пальцы продолжили свой сводящий с ума танец, и как только я подумала, что сейчас взорвусь, его член скользнул в меня — толстый и твердый. Это было абсолютное обладание, неистовое и всеобъемлющее. Пришло наслаждение, молниеносно и безудержно. Я цеплялась за него, не в состоянии сдержать крик наслаждения, когда сквозь меня проходили один разряд за другим. Он все еще сдерживался, одна рука придерживала меня за затылок, другая лежала на изгибе моего бедра, когда я кончила, сжимаясь в спазмах вокруг него.

— Еще раз, — сказал он, когда я лежала под ним пресыщенная, задыхаясь. — В этот раз со мной вместе.

Он начал в беспощадном уверенном ритме, который вознес меня к новым вершинам страсти. Пока он разжигал мое желание, его собственное усиливалось, наши тела двигались в совершенной гармонии. Я была в состоянии принять его, удар за ударом, испытывая чувство наполненности, которого у меня никогда не было.

Бан.

Эбан.

Эстебан.

Дамиан.

Сейчас я знала о нем все.

Я открыла глаза в момент, когда интенсивная кульминация пронзила нас обоих. Я отдалась этому водовороту чувственности, мое сердце взорвалось от всех этих грубых, ласковых, свирепых эмоций, которые я увидела в его взгляде.

— Güerita, — он кончил с длинным, страстным стоном.

Я обняла его. Он поцеловал меня в макушку и притянул ближе, не прекращая трогать меня. Его пальцы двигались вверх и вниз по моей спине медленными, ленивыми поглаживаниями.

— У тебя отросли сиськи, — сказал он. — Очень, очень красивые сиськи.

— У тебя отросли волосы, — я провела по мягким волосам на его руках. — И очень, очень большой эм…

— Большой что, Скай? Дай мне услышать, как ты произносишь это.

— Очень, очень большой потенциал.

— К слову об очень, очень большом потенциале — он очень, очень нуждается в большом внимании. И просто, чтобы ты знала, я всегда осторожен. Это впервые когда я без…

— Без сомбреро? — хихикнула я. — Я знаю, что ты никогда бы не сделал ничего такого, чтобы поставить меня под угрозу.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что ты любишь меня.

Вот. Слова вылетели из моего рта, и я не могла забрать их обратно. Оставалось позволить ему отрицать то, что я видела в его глазах, то, что было правдой.

Дамиан напрягся, как если бы пытался удержать что-то под контролем. Я затаила дыхание, ожидая, когда спадет эта маска. Мое сердце готово было разбиться о глухой рокот океана и ночной шелест ветра сквозь пальмовые деревья.

Ком в моем горле возрос до размера громадного кокоса.

— Это правда, — промолвил он. — Я всегда любил тебя. Даже когда ненавидел.

О Боже, о Боже, о Боже, о Боже.

— Любил? Прошедшее время? — я попыталась не придать этому значение, но мое сердце в страхе заколотилось.

— Любил. Люблю. Какая разница? — он потянул меня на себя, бережно держа на руках. — Любовь не умирает.

— Ты травишь мне цитаты из своих фильмов, Дамиан?

— Это песня, — засмеялся он. — Я расширил горизонты, — ртом он накрыл мой сосок, посылая теплую дрожь по всему телу.

— Подожди, — я оттянула его голову назад. — Есть кое-что, что ты должен знать.

— Я знаю, — руками он властно провел по моей талии. — Ты тоже меня любишь.

— Это было так заметно?

— Скай, — он улыбнулся. — Ты бросалась в меня чертовой земляникой.

* * *

Дамиан снова прикрепил москитную сетку над кроватью и мы отошли, осматривая мое творение ручной работы.

— Она не может готовить, но она может шить, — провозгласил он.

— Чертовски верно, я могу шить. Я училась у лучших.

— Значит, нашивка цветочков на шарфы МаМаЛу не прошла даром?

— Это зовется вышивкой, и да. Она хорошо меня обучила.

— Я не знаю, — Дамиан дернул залатанную сеть. — Думаю, нам стоит проверить ее.

— Ты предлагаешь пошалить днем, поскольку…

Я не закончила фразу. Дамиан затащил меня под сетку, прежде чем я смогла запротестовать. Не то, чтобы я была против. Или смогла бы сопротивляться. Потому что влюбленный Дамиан был прекрасен — опьяняющий, захватывающий, требовательный, заботливый и всегда, всегда голодный.