— Прошу прощения за мой визит без приглашения. Я подумал сделать сюрприз Дамиану. Я и подумать не мог, что ты и Сьерра будете здесь, — сказал он.

— Я сказал Рафаэлю, что он может остаться на ужин, — Дамиан не спрашивал. Его дом — его правила. Три человека, о которых он заботился, были под одной крышей.

Смирись с этим и будь паинькой.

Потребовалось немного времени, чтобы оттаять к Рафаэлю. Я поняла, что это никогда не было личным. Он просто заботился о своем друге.

Мы ели во внутреннем дворике. Обычная еда: паста с мясным фаршем и cotija, зернистый сыр, который так любит Сьерра. Я улыбнулась — она слопала все за секунду. Мои кулинарные способности со временем не намного улучшились. Она никогда не жаловалась, но, несомненно, предпочитала стряпню Дамиана.

— На самом деле, я заглянул, чтобы отдать тебе это, — Рафаэль вручил Дамиану конверт цвета металлик с рельефно напечатанными инициалами.

— Ты женишься? — произнес Дамиан, когда прочел карточку внутри. — Нифига себе!

Они обнялись и сердечно похлопали друг друга по спине.

— Вы все приглашены, — сказал Рафаэль, посмотрев на меня и Сьерру.

— Церемония будет проходить в церкви Архангела Сан-Мигеля, а прием в «Камилле», — он собирался уточнить, когда зазвонил его телефон. — Простите, — извинился он. — Мне нужно ответить.

По улыбке на его лице, было очевидно, что звонила его будущая жена.

— Ну, и когда я с ней встречусь? — спросил Дамиан, когда Рафаэль вернулся.

— Она приедет завтра. Мы остановились в отеле Паза-дель-Мар. Я приехал раньше, чтобы подготовить тебя.

— Ты наконец-то решился?

— Определенно, — Рафаэль отложил телефон и поднял свой бокал. — За старых друзей, — сказал он.

— За старых друзей.

Мы подняли тост.

«Мое сердце и твое сердце — старые, старые друзья», — сказали мне глаза Дамиана.

Я была рада, когда он встал и момент прошел. Сьерра уговорила Рафаэля поиграть с ней в видео игры, пока мы с Дамианом убирались.

— Не знаю, подходящая ли это игра, чтобы играть в нее с Рафаэлем, — произнес Дамиан.

— Она, кажется, прекрасно с ней справляется.

— Я не о ней беспокоюсь.

Наши глаза встретились, когда Рафаэль вздрогнул, сидя на диване. Сьерра воспользовалась своим преимуществом от его реакции на звук стрельбы.

— Порождение сатаны, — произнес Рафаэль.

Сьерра захихикала.

Губы Дамиана подергивались, и я была вынуждена отвести взгляд, чтобы не засмеяться.

* * *

Мы нашли Сьерру в моей старой комнате после ухода Рафаэля. Она свернулась калачиком на кровати, обняв подушку, и спала. Дамиан уселся в изножье кровати, не спуская с нее глаз.

— Я никогда не видел, как она спит.

Это было сказано больше самому себе, чем мне, но от этого мое сердце сжалось. Он пропустил все те моменты, которые я считала само собой разумеющимися.

— Она наполовину похожа на МаМаЛу, наполовину на Адриану, — сказал он.

У Сьерры не было ни единой моей черты — ни светлых волос, ни серых глаз. Когда мы гуляли по улице, и ее темная рука была в моей, люди считали меня ее няней. В ней была аристократическая харизма моей матери и приземленность МаМаЛу, глаза Адрианы, улыбка МаМаЛу.

— Давай не будем ее будить, — сказала я. — Возможно, будет лучше, если она проспит до завтра, — я не хотела лишать Дамиана удовольствия наблюдать, как его дочь спит.

— Если закрыть глаза, складывается впечатление, будто ничего не изменилось, — сказал он, его голос был настолько тихим, что я еле разобрала слова. — Маленькая девочка в этой комнате, и она украла мое сердце. Во второй раз.

Я была рада, что он смотрит на Сьерру. Было ошеломляюще вернуться с ним назад в мою комнату, но его присутствие напомнило мне о многом. Вспоминать, как он обожал меня, когда мы были детьми, было слишком.

Дамиан снял со Сьерры носки, осторожно чтобы не разбудить ее. Поцеловал нежно ее ступни, прежде чем накрыть ее одеялом.

— Спасибо, — сказал он. — Что позволила ей остаться.

Я кивнула — не могла говорить, потому что чертовски тяжело было оставлять ее здесь. Я не смогла вспомнить ни единой ночи без нее.

— Почему бы тебе не остаться?

Он так хорошо мог меня прочесть. Слишком хорошо. Но ни в коем случае я не приму его приглашение. Это было бы равноценно тому, как если бы ступить в пещеру льва.

— Ты можешь спать с ней. Это ее первая ночь здесь. Она, вероятно, проснется дезориентированной.

Я дрогнула. Я смертельно устала. Мне хотелось только доползти до кровати, и у него есть место для меня. Сьерра не привыкла просыпаться в другом месте.

Дамиан не ждал ответа.

— Запасная зубная щетка и полотенца в ванной комнате. Тебе нужно что-нибудь еще?

Да. Мне нужно не ошибиться снова, мне нужно найти возможность быть с тобой так, чтобы мы не расставались друг с другом на ночь.

— Спокойной ночи, Дамиан.

— Спокойной ночи, Скай, — ответил он и закрыл за собой дверь.

Я вздохнула и рухнула возле Сьерры.

Комната больше не напоминала девчачью. Розовый и кремовый декор были заменены ярким, ультрамодным цветом на фоне нежного, нейтрального. На одной стене висела разрисованная классная доска и была нарисована сетка для игры в крестики и нолики. Дамиан Х и Сьерра 0. Вмонтированные полки были те же, но Дамиан покрасил их свежей краской. Мои глаза задержались на бумажных лебедях, которые выстроились в ряд на них, неуклюжие изделия Сьерры, и я осознала, как за такой короткий промежуток времени сблизились Дамиан и Сьерра. Комната выглядела так, будто Сьерра приложила свою руку. Она была наполнена ее индивидуальностью.

Я поднялась и уже собиралась снять брюки, как случайно выглянула в окно. Дамиан шел вниз по дорожке, которая вела в дом для персонала. Вот он скрылся за деревьями. Через некоторое время включился свет в одной из комнат. Комната МаМаЛу. Пока я чистила зубы, меня мучило любопытство, что же он там делал. Вернувшись в комнату, я заметила, что свет все еще включен. Я размышляла мгновение, прежде чем надеть обувь. Я хотела увидеть комнату МаМаЛу. Она никогда не разрешала мне сопровождать ее туда, настойчиво утверждая, что не подобает мне ошиваться возле ее жилища. Что ж, сегодня вечером у меня наконец-то появился шанс увидеть ее комнату. Дверь была открыта, когда я добралась туда.

— Дамиан? — позвала я и заглянула внутрь. Его там не было, поэтому я вошла.

Комната была маленькой и скудно меблирована. Лампочка была ввинчена в потолок. Кровать застелена, но подушка прислонена к изголовью, и одежда Дамиана разбросана на ней. Я дотянулась до жестянки Lucky Strike, что стояла на краю потрепанного туалетного столика. Он хранил нее, это была его последняя физическая связь с МаМаЛу.

Теперь я знала, почему она не хотела, чтобы я приходила. Я и представить не могла их двоих, живущих в этом маленьком, ограниченном пространстве, в то время как в Каса Палома пустовали комнаты. Я тогда не понимала разницы, но Дамиан понимал. Он вкусил другую сторону богатства и власти. По этой причине ему не разрешалось присутствовать на моих вечеринках в честь дня рождения, вот почему у меня были частные уроки, пока он прятался в тайнике. Я бы возненавидела жить в тени нашего большого особняка, наблюдая за едой, которую ели другие, за блестящими автомобилями, на которых они ездили, за вечеринками с музыкой и ярким светом. Я бы возненавидела свою мать, которая вдали от меня присматривала за кем-то еще, но Дамиан был выше этого. Он рос, привязавшись ко мне. Он никогда не жаловался и не сравнивал, только принимал и продолжал принимать, пока все это у него не отняли.

Стоя в комнате, которую он делил с МаМаЛу, я ощутила себя в его шкуре. Я представила, как их отрывают друг от друга посреди ночи, в последний раз, когда он видел ее. Видел ли он ее?

Или было слишком темно? В тот миг его вера в мир была потеряна, та вера, с которой рождается каждый ребенок.

Сдерживая рыдания, я повернулась, чтобы уйти, в то время когда Дамиан вошел в комнату.

Он вытирал лицо полотенцем и замер на месте, когда увидел меня.

— Что случилось? — спросил он. Мне следовало послушать МаМаЛу. Мне никогда не следовало приходить. — Скай.

То как он говорил, черт, почти разрушило меня. Может, Дамиан и был весь такой холодный снаружи, но внутри него кипели эмоции. Он никогда ничего не делал наполовину. Когда он ненавидел, он ненавидел каждой клеточкой своего тела, и когда он любил … Господи, когда он любил, он произносил мое имя так, будто весь мир был заключен в нем.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Я сплю здесь.

— Ты спишь… здесь? — я огляделась вокруг. Это объясняет его одежду на кровати и почему на нем только пара боксеров. Тепло, исходившее от его кожи, было подобно грелке в небольшом помещении.

— С чего бы ты спал?.. — я остановилась. Вдруг до меня дошло, почему Дамиан воздерживался от роскоши Каса Палома, предпочитая крыло для персонала. Он думал, что не является его частью. Он думал, что недостаточно хорош.

Возможно, он купил ее и восстановил, но предпочитал быть здесь, где он последний раз чувствовал себя любимым, где вина за то, что он сделал, не съедала его. Каса Палома была моей. Дамиан пытался восстановить все вещи, которые он думал, что забрал у меня.

Неважно, скажешь ты «да» или «нет», ты всегда будешь моя, навечно.

На глаза навернулись слезы. Я уставилась на свои ноги, пытаясь остановить нахлынувшие эмоции, образовавшие комок в моем горле, слова, которые забылись, поскольку их было так много, и все они рвались на волю.

— Идем, — я протянула руку. — Домой.

Только двум словам удалось вырваться. Я не могла больше с этим бороться. Любовь Дамиана, возможно, уничтожит меня, но не его любовь убивала меня.

Я не ждала ответа. Я взяла его руку, выключила свет и повела в особняк.

— Подожди, — сказал он возле двери. — Я не…

— Я люблю тебя Дамиан. Всегда тебя. Только тебя. Вот место, которому ты принадлежишь. Со мной и Сьеррой.

— Но ты сказала…

— Я знаю. Я сказала много всего. Тебе, себе. Затем я вспомнила, что ты сказал. «Любовь не умирает». Это правда, Дамиан. Я никогда не переставала любить тебя, с того времени, когда была маленькой девочкой в той комнате. Когда я следовала за своим сердцем, оно всегда приводило меня обратно к тебе.

С минуту Дамиан просто смотрел на меня. У него было то, что он всегда хотел, но он столкнулся с неожиданным препятствием. С собой. Заслуживал ли он искупления? Любви? Прощения?

Это было что-то, что мог решить только он сам.

Он прислонился лбом к моему лбу и закрыл глаза.

— Я так устал, güerita. Устал притворяться, что могу двигаться дальше без тебя, когда это разбивает мне сердце. Скажи мне, что это оно. Скажи мне, что это навсегда.

— Ты, я и Сьерра.

Я сказала ему то, что он хотел услышать, я целовала его, тихо нашептывая обещание. Каждый мускул в его теле расслабился, как если бы он наконец-то отпустил некое тяжкое бремя.

— Я хочу запомнить это, — сказал он, взяв меня на руки. — Если я умру сегодня, умирая, я хочу помнить, как это — держать весь мир в своих руках.

Поднявшись по лестнице, мы пошли в хозяйскую комнату. Когда Дамиан закрыл дверь, мои ноги начали дрожать. Я никогда не знала чего ожидать с ним. Он играл моим телом как маэстро, иногда в безжалостном ритме — с первого удара, играя рапсодию страсти.

— Сними свои штаны и ложись на кровать, — сказал он.

Я сделала, что он мне сказал, дрожа от нервов и ожидания. У меня никого не было восемь лет. Мое тело изменилось после рождения Сьерры. Я сняла свой бюстгальтер, но оставила топ.

Кровать прогнулась, когда он скользнул возле меня. Одной рукой обняв меня за плечи, убаюкивая меня на груди. Его кожа была теплой и гладкой под моей щекой. Боже, я скучала по его запаху, его прикосновению, по ритму его сердца.

— Спи, — он поцеловал меня в макушку, поглаживая мои волосы, как будто они были сделаны из чистого золота.

Я, должно быть, издала удивленный звук, поскольку он хмыкнул. Я ожидала феерического воссоединения.

— Просто мне так хорошо.

В прошлый раз, когда мы были вместе, когда Сьерра нас прервала, он выглядел как разъяренный бык, выбравшейся из клетки, и хотя я чувствовала его явное возбуждение, также почувствовала кое-что еще. Дамиан был удовлетворен. Впервые никто не преследовал нас, никто нас не разъединял. Мы смогли найти дорогу назад друг к другу. Мы наконец-то были свободны. Это был настоящий Дамиан, желающий насладится чем-то, что превосходило похоть, желание и плотские утехи. Это было чувство принадлежности, которое размывает грани между двумя людьми, когда ваши ноги и пальцы сплетаются вместе, и это настолько естественно, настолько неосознанно, что вы даже не осознаете случившегося. Когда я думаю о Боге, я думаю обо всех этих волшебных, необъяснимых вещах, умноженных на бесконечность.