Лейла Аттэр - Бумажный лебедь

Я плыла на спине, измученная, счастливая, испуганная и ободренная. Я думала, что умру, но все же никогда не ощущала себя такой живой. Я слышала звуки двигателя и знала, что Дамиан подплывает ко мне. Он заглушил двигатель в нескольких метрах от меня. Я с тоской взглянула на очертания суши на горизонте, но понимала, это глупо полагать, что я доберусь туда. Дамиан знал это тоже. Он просто склонился и ждал, когда я соберусь. И это сработало. Я не могла плыть дальше.

В следующий раз мне нужно лучше планировать свои действия.

Я поднялась по лестнице на яхту и шлепнулась животом вниз на палубу.

А Дамиан вернулся к рыбалке.

Когда я очнулась, то все еще лежала на палубе. На небе уже сияли звезды, и Дамиан укрыл меня покрывалом. Был конец мая или начало июня. Я потеряла счет дням, но знала, что мы направляемся на юг, куда-то вдоль тихоокеанского побережья Баха-Мехико.

Я родилась в Мексике, меня приняла акушерка в Каса Палома. Мексика была моим домом в течение девяти лет, но я никогда не возвращалась туда. Я подумала о том, как далеко мы были от Паза-дель-Мар, и о том, что МаМаЛу могла бы после выхода на пенсию уехать туда и купить беленький домик с красной черепицей ― как тот, возле которого она всегда останавливалась в восхищении, когда шла на рынок. Я представила, что Эстебан мог бы поставить там красивый кованый забор и помочь ей посадить цветы в саду. Он был бы маленьким, конечно же, потому что МаМаЛу никогда даже и не мечтала о большом, и всегда чего-то опасалась, в то время как Эстебан смело рисковал. Даже тогда, когда он стал взрослым, и никто или ничто не посмело бы встать у него на пути. И если бы он узнал, что кто-то похитил меня, он нашел бы меня и спас, и Боже, храни тогда Дамиана.

Возможно, он уже знал. Может, он слышал новости. Может быть, он считал меня мертвой, как и мой отец. В любом случае, Эстебан не успокоился бы, пока не достал Дамиана. Он был моим героем, моим чемпионом, моим худощавым, коварным пинателем Гидиота. Я могла представить, как он в пиратской одежде и с фальшивой повязкой на глазу ведет корабль от Паза-дель-Мар, бороздя океаны, чтобы найти меня.

Я улыбнулась, потому что мозг может вызывать в воображении такие нелепые, смешные сценарии, которые совсем далеки от реальности, что просто удивляешься силе воображения. Даже в свое отсутствие Эстебан держит плохих парней и плохие мысли на крючке.

Я услышала какой-то скрип на палубе.

Дамиан раскладывал лежак. Он поставил его рядом со своим, с маленьким столиком, разделенным на двоих.

— Кушай, — он указал на тарелку на столе, прежде чем начал копаться в своей. Одной рукой он держал мешочек со льдом у челюсти, где я ударила его.

Я осторожно поднялась, не зная, чего ожидать. Еда? Наказание? Возмездие? Но он ничего не сказал, и я села возле него. Может быть, он был таким же уставшим и вымотанным, как и я. Внезапно я осознала, что я была в одних трусиках и плотней укуталась в плед.

Ужин был таким же, как и всегда. Рыба и рис. Возможно, другой вид рыбы, но рис все тот же. Предполагаю, что это удобно — он не портится и быстро готовится. Простой, несложный рис.

Мы кушали в тишине и смотрели на полумесяц, который поднимался в небо. Он был ярким и теплым. Словно припудренный ломтик лимонной конфеты. Звезды были ослепительными и ясными, словно алмазы, без каких либо искусственных огней, что скрывали их свет. Огромные полосы света, отсвечивали на воде, словно маленькие фосфоресцирующие рыбки, скользящие по поверхности.

Большие, темные формы гнались за ними, а они танцевали вокруг лодки, словно кружащиеся дервиши. (Примеч. Дервиш — это одновременно и мусульманский прототип монаха, и странствующий нищий, и факир, лекарь, прорицатель для беднейших слоев населения стран, исповедующих ислам. Танец дервишей — самая завораживающая традиция Турции. С помощью обряда ритмического кружения, дервиши достигают чувства духовного подъема, тем самым приближаясь к Богу).

Это было лучше, чем любой модный показ — блеск, сверкающие переливы и музыка ночи. Вода — километры и километры бархата цвета темной полуночи, и мы качались на нем, словно пушинка, маленькая и незначительная на фоне всего этого величия.

Я подумала о тех ночах, что проводила в клубах с контролируемой температурой и искусственными огнями, попивая ненатуральные коктейли с фальшивыми друзьями. Театральная драма. Сколько настоящих славных ночей я пропустила? Ночей, как эта. Когда Вселенная танцует для тебя, и ты становишься маленькой, но красивой ноткой мелодии, которую она напевает.

— Скай? — спросил Дамиан, но я не могла сдержать слезы.

Это словно великая, большая чистка. Все хорошее, плохое, грустное и веселое вырвалось на свободу.

Я не хотела быть слабой перед ним. Я ненавидела то, что он поднял меня на руки, и я прижалась к нему. Я ненавидела то, что он понес меня вниз по лестнице и поставил под душ. Я ненавидела то, что он вытер меня насухо и помог одеться. Ненавидела, когда он взял лекарство и сделал новую повязку на мой палец. Я ненавидела, когда он уложил меня и выключил свет. Ненавидела то, что я хотела, чтобы он остался, обнял меня и погладил мои волосы. Ведь это гребаный Стокгольмский синдром? Я ненавидела то, что происходит со мной.

На следующее утро я проснулась от шума, похожего на шум десятка катеров, плывущих по морю. На нас напали ― кто-то нас преследовал. Я побежала вверх по лестнице, ожидая, что нас окружили десятки лодок, и мой отец держит громкоговоритель и говорит:

— Выходите с поднятыми руками.

Он увидит меня, увидит, что я жива! И три поцелуя превратятся в шесть, и девять, и двенадцать.

Слава Богу, ты пришел, папочка, потому что здесь я была одна с Дамианом, и он отрезал мой палец, и еще меня окружили акулы, и он оставил меня среди них, но это на самом деле были только дельфины, а затем я увидела настоящую ночь, и что-то начало происходить, и моя голова…

Никаких лодок. Никаких громкоговорителей. Никакого отца.

Мы стояли на якоре в тени крутого обрыва. Десятки пеликанов ныряли в воду и выныривали с сардинами в клювах на завтрак. Иногда они ныряли в воду с таким звуком, какой издают снаряды, взрываясь в зоне боевых действий.

Дамиан плавал с другой стороны от лодки. Его гребки были длинными и сильными, и он не обращал внимания на весь этот хаос вокруг нас. У него было тело идеального пловца — сильные ноги, широкие плечи и узкие бедра. Он поворачивал свое тело влево, затем вправо, его плечи поднимались каждый раз, когда он делал вдох перед гребком.

Он двигался тихо и ловко, едва держа свой подбородок над поверхностью, но я была так сосредоточена на каждом вдохе, что все остальное поблекло ― весь шум, все птицы ― только он, только его дыхание и влажные хрипы, слетающие с губ. Это было ритмично, устойчиво, сильно и завораживающе и… чрезвычайно по-мужски.

Что-то щелкнуло внутри меня в тот момент. Я была вне себя, осознавая, как просто судить кого-то, опорочить и осудить то, что мы не понимаем, потому что:

О, Боже мой! Как она может даже думать в таком ключе о парне, который похитил ее? ОН ОТРЕЗАЛ ЕЙ ПАЛЕЦ!

Или

Ей следовало бы задуматься, прежде чем сесть в машину к незнакомцу.

Или

Как она может жить с ним так долго, ведь он каждый день ее использует?

Или

Монстр. Он выстрелил и убил всю свою семью.

Потому что всего этого не должно происходить, но все же внутри меня зарождалось нечто необъяснимое, из чего потом вырастут темные вещи, вещи, которые я не смогу оправдать или понять… Романтизировать своего похитителя — далеко не лучший выход, но что есть, то есть — это больно, запутано и гадко, но факт остается фактом. И это пугало меня. Это пугало, потому что я видела отблеск тех ужасные вещей, на которые мы способны, потому что людская психика такая хрупкая вещь, белок под хрупкой скорлупой — маленькая трещинка, и все вытечет наружу: сосед совершает самоубийство, племена уничтожают племена, страны отворачивались от несправедливости. И все это начинается внутри, потому что внутри нас, начинается все.

Я побежала обратно в спальню, и закрыла за собой дверь. Нужно было забаррикадироваться от… себя. Нужно было думать о настольном футболе, Pacman и пицце с Ником — три нормальных занятия с нормальным парнем, которого действительно стоит романтизировать. (Примеч. Pacman — компьютерная игра в жанре аркады, разработанная компанией Namco и впервые вышедшая в 1980 году).

— Завтрак.

Никакого стука в дверь, никаких извинений за вторжение, никаких любезностей, обычные отношения с Дамианом. Он просто зашел.

Мы впервые встретились взглядом со вчерашнего вечера, с того времени, как я совершила тот глупый поступок. Я не знала, где он спал, но он не вернулся после того, как уложил меня. Он смотрел на меня как обычно — напряженно и непроницаемо. Он, наверное, был в душе, от него пахло мятой и полынью. И я действительно хотела, чтобы он пахнул, как пеликаны и сардины.

— Мы сегодня остановимся в Бахия-Тортугас, — сказал он, пока мы ели. — Нам нужно заправиться и пополнить запасы воды.

Я не имела ни малейшего понятия, где находится Бахия-Тортугас, но раз топливо и вода ― значит, это какой-то порт или пристань, и значит, что там будут люди.

Дамиан предупреждающе посмотрел на меня. Не глупи.

Я кивнула и продолжила есть. Еще посмотрим.

Я настолько отчаялась, что готова была бежать прямо сейчас.

* * *

Было темно, когда скалистые холмы Бахия-Тортугас появились на горизонте. Мне казалось, что это скорее был расчет, нежели просто совпадение. Дамиан планировал это, поэтому мы пришли тогда, когда привлекли бы меньше всего внимания. Мое сердце бешено колотилось, когда мы подплывали к гавани. Я должна ухватиться за любую возможность, которая только представится в течение следующих нескольких часов.

Я встала перед зеркалом и глубоко вдохнула. Мои волосы были грязными и спутанными. И я все еще была в футболке Дамиана. Я зашла в душ и помыла волосы. Люди бы не захотели помогать жено-мужчине со странными волосами, поэтому я покопалась в моих сумках, которые Дамиан любезно забрал из машины, нашла облегающую блузку и потертые джинсовые шорты. Грудь и ноги всегда замечают первыми. Я нашла палитру для макияжа, и нанесла подводку и немного помады.

Пока я собиралась, Дамиан остановил лодку. Мы были не так близки к причалу, как я надеялась, и, смотря в иллюминатор, я могла видеть только две лодки. Это был лишь одинокий форпост для быстрой заправки.

Я воспрянула духом, когда пара людей пришла поприветствовать нас. И если бы не тусклое свечение от керосиновых ламп, я бы упустила маленькие каноэ. Я помнила испанский настолько, чтобы понимать, что эти мужчины предлагали свои услуги и цены на дизельное топливо и воду. Мне хотелось выбежать наверх и закричать о том, что мне нужна помощь, но было темно, и Дамиан с легкостью поймал бы меня, прежде чем я успела наделать много шума.

Я все еще выглядывала из окна каюты, когда Дамиан зашел. Он остановился, когда увидел меня. На пару секунд он потерял контроль. Его взгляд прошелся по длине моих ног через облегающие шорты и задержался на моей груди, скрытой облегающей блузкой. Ха! От этого он точно не был застрахован. Он поймал самодовольную ухмылку на моем лице, прежде чем я смогла стереть ее, и прищурился.

Черт.

Я делала шаг назад каждый раз, когда он делал шаг по направлению ко мне, пока не прижалась к стене.

Черт, он был таким напряженным. И неторопливым. То, что я увидела в его глазах, едва не лишило меня равновесия. Одна сторона его лица была покрыта синяками и искажена там, где я ударила его. Он схватил оба мои запястья одной рукой и поднял у меня над головой. Каждая часть меня ощущала тепло, исходящее от его тела, несмотря на то, что мы контактировали в единственной точке. Он зацепил пальцем V-образный вырез у меня на блузке и провел вниз. Его прикосновение было таким мягким, почти невесомым.

— Скай? — он словно был загипнотизирован тем, как поднимается и опускается моя грудь.

Я сглотнула.

— Не играй со скорпионами, если не хочешь, чтобы тебя ужалили, — он дернул ткань.

Круглые стеклянные пуговки запрыгали по полу и покатились, словно глазные яблоки, удивленные видом моей груди, прикрытой кружевом.

— Мы суровые, хищные и очень ядовитые, — он заскрежетал зубами и разорвал мою блузку на две части.

Затем оторвал кусок и связал им мои запястья, а висящий кончик использовал как поводок и повел меня к кровати.