Но как Маллони ни пытался закрывать глаза на правду, он не мог не видеть явного сходства между этим молодым мерзавцем и своим младшим сыном Джоном.

Скрипнув зубами, он вцепился руками в край стола.

Если бы я хотел тебя видеть, я оплатил бы тебе транспортные расходы. Не знаю, чего ты хотел добиться своим приездом в Катлервилл, но я уже дал тебе все, что собирался дать. Ты еще должен сказать мне спасибо за то, что я заботился о тебе все эти годы. Большего ты от меня не дождешься.

Дэниел продолжал улыбаться.

А мне от тебя больше ничего и не нужно. Я сам зарабатываю себе на жизнь. Делать деньги просто. Гораздо труднее делать другие вещи, ты не находишь?

Артемис нахмурился:

Я уже сказал: больше ты от меня ничего не получишь. Если бы ты проявил должное уважение ко мне, я еще, возможно, дал бы тебе какую-то долю. Но ты с самого своего приезда только тем и занимался, что вредил мне. Поэтому я хочу, чтобы ты убрался из города, с глаз моих долой, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться этого.

Дэниел пожал плечами.

Я приехал сюда не просить, а просто поглядеть: что же это за люди такие, которые могут позволить себе швыряться собственными детьми? Теперь я увидел все, что мне было нужно, и понял, что не хочу иметь с вами ничего общего. Более того, я всерьез подумываю о том, чтобы сменить фамилию. Она напоминает моей жене о вашем гадюшнике, к которому мы с ней не хотим иметь отношения.

Лицо Маллони покрылось красными пятнами. Было видно, что ему стоит больших трудов сдерживаться.

— Я оплачивал твое образование, рассчитывая на то, что тебя научат уважать людей, которые стоят выше тебя в жизни. Но тебя ничему не научили, и теперь я думаю, что, может быть, стоит потребовать деньги назад!

— О, если бы это было возможно! Если бы… Впрочем, полагаю, воспитательница научила меня уважению к людям. Такому уважению, о котором ты и представления не имеешь. Например, я с уважением отношусь к людям, которые, экономя на себе, изо всех сил бьются, чтобы заработать на прокормление своих детей. В то время как ты, как алчная пиявка, отнимаешь у них последнее! Прости, но я не могу уважать тебя за это.

Старик не взорвался, как ожидал Дэниел, и в этом было нечто зловещее. Отодвинув стул, он поднялся из-за стола, не сводя глаз со своего посетителя. За окном шумела улица, но он не обращал на это внимания. Сложив руки на груди, совсем как сын, он проговорил:

Я научу тебя уважать меня. В эту самую минуту адвокаты готовят документы о передаче на мой баланс «Хановер индастриз» и того уродливого особняка, который твоя жена называет своим домом. Уже вечером вы оба окажетесь на улице. Ты думаешь, что поступил очень хитро, отняв у нас Джорджину Хановер? Скоро ты узнаешь, как непросто содержать в нищете такую женщину. Она превратит твою жизнь в сущий ад, но в конце концов я смилуюсь над ее страданиями и помогу ей устроить развод, дабы исправить последствия той ребяческой выходки, которую она совершила, выскочив за тебя замуж. Что же касается «Хановер индастриз», то, пока я жив, не видать тебе мануфактуры как своих ушей.

Дэниел вздохнул и покачал головой:

Так ты, оказывается, ничего не понял? Впрочем, я должен был это предвидеть… Но, согласись, трудно априори считать родного отца бесчеловечной скотиной. Я шел сюда, надеясь, что ты объяснишь мне, что такого отвратительного вы нашли во мне, чтобы выгнать меня из вашего царства в самом начале жизни. Но теперь и спрашивать не стану.

Темные глаза на мгновение сверкнули на угрюмой маске лица Маллони.

Я избавился от тебя, потому что ты не сын мне Ты носишь мою фамилию, но в тебе нет ни капли моей крови. Это тебе понятно?

Дэниел равнодушно повел плечами, но поза его выдавала внутреннее напряжение.

Поскольку я совсем не знаю свою мать, мне трудно как-то защищать ее. Но твои слова я запомнил.

Он снял ноги с журнального столика, поднялся и направился к выходу из кабинета.

Ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока я тебе не разрешу! — рявкнул Артемис, угрожающе поднимаясь из-за стола.

Дэниел продолжал идти.

Я предлагаю тебе сделку! — Старший сын все удалялся. — Это касается твоей жены, черт возьми, так что советую тебе выслушать мои условия!

Дэниел остановился и обернулся.

— Я хочу, чтобы ты уехал из города, И не приближайся к моей супруге. Она больна. Я не допущу… — Артемис сжал кулаки и упер их в стол. Дэниел молчал, поэтому он продолжил: — Я готов переписать закладные документы на дом на имя твоей жены, так что фактически она станет его владелицей. От тебя же требуется одно: убраться из города и больше не возвращаться сюда.

— А «Хановер индастриз»? — быстро спросил Дэниел.

— Это мое. Отныне я волен делать с фабрикой что мне угодно. Если твоей женушке не хочется, чтобы она закрылась, пусть разведется с тобой и выйдет замуж за моего сына, как это и было запланировано раньше. Тогда судьба фабрики будет в руках Питера.

Допускаю, что эти условия кажутся тебе вполне разумными, но это потому, что у тебя нет сердца. Логика твоих рассуждений недоступна моему пониманию, но я подумаю над твоим предложением. Что же касается Питера, то боюсь, теперь тебе будет несколько труднее управлять им. А с тобой мы еще сочтемся.

С этими словами Дэниел уверенным шагом вышел из кабинета.

Когда он ушел, из-за потайной боковой двери в стене показался высокий человек, смотревшийся довольно нелепо в костюме, какие носят на Диком Западе. Он задумчиво поскреб заросший двухдневной щетиной подбородок.

Ну? Ты слышал? — буркнул Маллони.

Человек кивнул. Он снял с себя широкополую ковбойскую шляпу и принялся внимательно изучать в ней дырку от пули.

Теперь ты понял, почему я хочу убрать его из города? Ты говорил, что сам за ним гоняешься. Что ж, тебе представился прекрасный шанс наконец встретиться с мерзавцем.

Человек вновь надел шляпу, надвинув ее на самые глаза, и заложил большие пальцы рук за пояс.

Я рисовал его себе немного другим. Все эти писаки обычно похожи на жалких креветок и начинают пищать, стоит только посмотреть на них. Этот не запищит.

Маллони поморщился:

Черт возьми, я думал, ты настоящий ковбой! Неужели испугался юнца, у которого еще молоко на губах не обсохло?

Человек пожал плечами и качнулся на каблуках своих сапог.

Я никого не боюсь, ни его, ни тебя. Но я хочу сказать, что этот парень мне понравился. Он не даст себя в обиду. Я-то думал, что он окажется мышью, которая боится каждого шороха. А теперь даже не знаю, стоит ли знакомиться с ним ближе…

Маллони буркнул:

— Уходи, Мартин. Нынче ты уже не тот, что был раньше. Черт возьми, вообще не понимаю, зачем я с тобой связался.

— Затем, что я хотел подстрелить пацана, и тебя это устраивало, — хмыкнув, сказал ковбой и, повернувшись на каблуках, вышел.

Глава 35

Дэниел сидел на крыльце дома и наблюдал за тем, как Джорджина играет с двумя младшими Харрисонами. Дженис удалось подыскать меблированные комнаты, и на следующий день они планировали съехать, несмотря на жаркие протесты со стороны хозяйки дома. Джорджина боялась заглядывать в завтра, чувствуя, что без них большой особняк опустеет.

«Но он опустеет и без Джорджины, — мрачно подумал Дэниел, увидев, как жена бросила мяч Бетси и засмеялась, когда та его поймала. — Ей на роду написано быть богатой. У нее доброе сердце, которое будет разбито, если ее лишат возможности помогать ближним. Она создана для материнства, хотя, наверно, еще и не осознает этого».

От игры в мяч перешли к «пятнашкам». Джорджина погналась за вертлявым Дугласом, совсем еще мальчиком…

Он не был нищим и вполне способен был купить Джорджине скромный дом и прокормить будущих детей. Он знал, что для этого придется трудиться в поте лица, и был готов к этому. Но вместе с тем понимал, что в Катлервилле поселиться не удастся. Артемис не даст. Дэниел сознавал, что хотя и может изрядно потрепать нервы своему отцу, остановить его не в силах. Будь он один, то еще, пожалуй, стал бы воевать. Но жена и дети — совсем другое дело. Придется им уехать, если они хотят жить нормально.

Но здесь Джорджина родилась и выросла, здесь был ее дом, родители и друзья. Дэниел как никто осознавал значимость корней для человека и чувствовал, что не имеет права лишить их Джорджины. Пусть даже ее отец, в сущности, недалеко ушел от его отца. Дэниел не хотел рушить тот мир, который был для его мисс Ягодки родным. Он привык жить один и ездить по стране, не имея собственного дома, но Джорджина не привыкла. Он не может так поступить с ней.

Если бы речь шла о большом чувстве, если бы она вышла за него замуж по любви и наперекор всему, то Дэниел, возможно, еще задумался бы. Знай он, что Джорджина его любит, он горы бы свернул, совершил бы для нее невозможное. Одновременно требуя того же и от нее самой. Но без этого… У него язык не повернется предложить ей покинуть родительский дом.

Дилемма перед ним стояла, что и говорить, прескверная. Остаться здесь и ради жены уничтожить собственную семью или заставить Джорджину покинуть своих родных. Впрочем, был и третий вариант: уехать одному.

Проснувшийся в нем эгоист призывал выбирать из первых двух решений, даже не рассматривая последнее. Джорджина наполнила его жизнь светом, какого не бывало прежде, и он не хотел ее терять. Ему вспомнилось, что они делали накануне в ванне, когда он овладел ею, а она только пораженно смотрела на него. Это было непередаваемо эротично. Издав глухой стон, он покачал головой, пытаясь отогнать воспоминания. Мыслить трезво, видя перед глазами ее полную грудь, одетую лишь мыльной пеной, было невозможно.

Нет сомнения в том, что в постели им обоим очень хорошо. Но долго ли продлится это очарование, если он увезет Джорджину из дома, оторвет от семьи и друзей и заставит жить в совершенно незнакомом, чужом для нее месте? По опыту он знал, что в постели женщина отдается не только телом, но и сердцем. И если жизнь их не будет наполнена счастьем, он перестанет получать удовлетворение и на супружеском ложе. И когда исчезнет это, их уже ничто не будет связывать друг с другом.

И он сделал выбор не в пользу себя, а в пользу нее. Дэниел смертельно устал от своего рыцарского образа, но понимал, что другого выхода не существует. И несмотря на то что его приводила в бешенство сама мысль о том, что придется уступить старику, он решил принять предложение отца и его условия. Ради Джорджины.

Оставалось лишь вписать свое имя в бумажку, лежавшую у него в кармане куртки, и исчезнуть. Только и всего.

Но сделать это оказалось непросто. Поднявшись с крыльца и отправившись на поиски карандаша, Дэниел продолжал слышать доносившийся с лужайки перед домом веселый смех жены. Еще вчера он надеялся, что этот смех будет с ним до конца жизни. Мечтал о том, какой она станет, когда будет носить под сердцем их дитя. Рассчитывал съездить с ней на юг и познакомить ее со своими друзьями. Сердце его сладко замирало при мысли о том, что Джорджина Мередит Хановер — его подруга и жена до гробовой доски. Но пусть уж лучше мечты так и останутся мечтами, чем будут разрушены жестокой реальностью совместной жизни без любви.

Медленно и устало поднявшись по лестнице, он почувствовал исходивший из спальни аромат ландыша, который так возбуждал его накануне ночью. Его домом стал пустой склад, воняющий смазкой, а Джорджина всецело принадлежала к другому миру, миру роскоши и красоты, созданному ее отцом. Интересно, какой дом был бы у них, если бы они все-таки не расстались?

Но теперь этот вопрос приобрел чисто риторическое значение. Сев за письменный стол Джорджины, он вынул из кармана бумагу, вписал туда свое имя и вложил ее в конверт с тем, чтобы передать отцу. Затем перечитал новую закладную на дом, желая удостовериться в том, что нет никакого обмана и он действительно будет принадлежать Джорджине. Покончив с этим, он задумчиво уставился на лежавший на столе чистый блокнот и письменные принадлежности.

«Сочинительство — мое ремесло, — подумал он. — Так неужели же я не смогу написать ей прощального письма, прочитав которое она все поймет?»

Водя пером по бумаге, он одновременно пытался убедить себя в том, что необязательно уезжать именно сегодня. Он может остаться и провести еще одну ночь в объятиях Джорджины, чтобы запомнить все в мельчайших деталях и пронести это через всю жизнь. До сих пор ему как-то не приходило в голову делать это, так как он надеялся, что у них вся жизнь впереди.

Перо замерло в его руке, и он, уставившись перед собой невидящим взглядом, медленно покачал головой. Нет, остаться нельзя. Все бумаги уже подписаны, и он просто не сможет посмотреть Джорджине в глаза. Лучше разорвать отношения немедленно, пока еще нет колебаний.

«Она сильная, она поймет. У нее теперь много забот, она не бросит на произвол судьбы рабочих фабрики и магазина. Джорджина поведет их за собой и завершит то дело, которое я начал. На личные переживания у нее не останется времени, а мне от них все равно теперь не будет проку».