Фрэнки расстроилась. Всю неделю они перезванивались по телефону и наконец договорились, что она приедет к нему в офис в понедельник. Она собиралась сделать

профессиональную презентацию своих финансов и убедить его, что выполнит все свои обязательства. Теперешний внешний вид мог отрицательно сказаться на ее планах.

«Почему он не позвонил? — мысленно простонала она. — Я бы переоделась».

Майк с улыбкой помахал ей рукой, и его заросшие бородой щеки растянулись в широкой улыбке в ответ на слова стоящего рядом мужчины.

— Привет, Фрэнки. Мы только что приехали из аэропорта, и я подумал, что у нас есть шанс застать вас здесь. Познакомьтесь, Карл Грейвс. Фрэнсис Мурхаус.

Пока они пожимали друг другу руки, Фрэнки чувствовала, что ее оценивают. Рукопожатие мужчины было крепким, его глаза смотрели прямо на нее, а от улыбки веяло холодом.

— Я извиняюсь за вторжение, — сказал Грейвс. Его английский акцент словно приклеивал слова к месту. — Могу ли я попросить вас провести для меня экскурсию?

— Безусловно. — Она улыбнулась Майку, но он разглядывал ключи от машины, которые вертел в руке. — Что ж, тогда пойдемте. Вы думаете остаться здесь на лето?

Англичанин совсем не походил на человека, готового жить здесь круглый год. Ни в малейшей степени.

— Возможно. — В отличие от Майка мужчина во все глаза рассматривал «Уайт Кэпс». — Я живу в Лондоне, но интересы бизнеса потребовали, чтобы я переехал в Штаты.

— Чем вы занимаетесь?

— Я владелец нескольких отелей.

Фрэнки грустно усмехнулась.

— Тогда вы понимаете, что значит иметь дело с гостями и с их требованиями.

— Да, думаю, я кое-что в этом смыслю.

Пока Фрэнки проводила экскурсию, Майк плелся сзади. Она начала с комнат первого этажа. На Грейвса, видимо, произвели большое впечатление обрамлявшие высокие потолки резные бордюры ручной работы и полы из широких вишневых досок. В архитектуре он тоже разбирался. Грейвс завел вежливый разговор о временах федерального стиля и знаменитом архитекторе Томасе Крейне, построившем этот дом.

— Очень необычно видеть творение Крейна так далеко на севере, — заметил Грейвс, поднимаясь по лестнице.

Когда они добрались до верхней площадки, рука мужчины задержалась на широкой балюстраде красного дерева.

— Скажите, у вас сохранились оригиналы планировки?

— Существует два комплекта. Один здесь, другой хранится в Национальной галерее в Вашингтоне. — Фрэнки повернула налево от лестничной площадки и пошла по той стороне, которая смотрела на озеро. — Спальня Линкольна находится здесь. Он провел три ночи у Чарльза Мурхауса третьего августа 1859 года, как раз перед тем, как выставить свою кандидатуру. Благодарственная надпись Линкольна висит на стене в рамке. В ней он упоминает вид на остров, который вы можете увидеть, глядя на север...

Фрэнки открыла дверь и замерла как вкопанная. На полу на коленях стояла ее бабушка с огромным ножом над головой. На ней было персиковое платье, густо обсыпанное штукатурной пылью. Ее лицо выражало полнейшую серьезность.

— Большая Эм!

Фрэнки бросилась вперед, а бабушка подняла руки и ударила ножом в стену. Прежде чем она успела снова занести его над головой, Фрэнки разоружила ее.

— Прошу меня извинить, — последовал возмущенный ответ. — Отдай мне это!

— Что ты делаешь?

— Тебя это не касается. Это моя комната. И я буду делать в ней то, что захочу.

А хотелось ей, очевидно, проделать в стене огромную дыру. И для восьмидесятилетней женщины она справлялась со своей задачей совсем неплохо. В штукатурке уже зияла ямка глубиной дюйма четыре, и благодаря ей Фрэнки видела стеновой брус.

— Может быть, мы лучше оставим вас? — произнес Майк.

Большая Эм окинула его взглядом. С достоинством отбросив с лица белые волосы, она недоуменно посмотрела на него, как будто ждала официального представления. В ее времена леди не разговаривали с незнакомцами. Они должны были ждать, пока их кто-нибудь познакомит.

Это давало Фрэнки возможность избавиться от мужчин.

— Спасибо, Майк, — сказала она. — Можете осмотреть дом самостоятельно. Я буду ждать вас на лужайке через десять минут.

— Не торопитесь, мы подождем сколько потребуется, — отозвался банкир.

Фрэнки закрыла за ними дверь и спрятала нож в верхний ящик комода. Ей было неприятно видеть выражение любопытства, возникшее на их лицах при виде бабушки. Хотя, по правде сказать, она не могла винить Майка и Грейвса в том, что при виде Большой Эм они онемели. Как ни печально, но, сидя на полу в выцветшем старомодном платье, с редкими белыми волосами, осыпанными пылью, и ножом, направленным в стену, она выглядела совсем выжившей из ума.

Пока Фрэнки шла по комнате, ее взгляд упал на старую фотографию бабушки, сделанную, когда ей было лет двадцать с небольшим. Она сидела в прогулочной лодке на озере, держа в руке зонтик от солнца. В те времена люди приезжали в «Уайт Кэпс» только для того, чтобы своими глазами убедиться в том, что слухи о ее красоте не ложь и не преувеличение. О ней шепталась вся округа, и этой молве могла позавидовать любая женщина. Теперь она превратилась в слабоумную старуху.

Большая Эм потянулась к стене и принялась ковырять штукатурку голыми руками. Фрэнки быстро схватила ее, сжав в ладони узловатые пальцы. Кожа бабушки была тонкой и сухой на ощупь. Ручка ножа оставила на ней красные пятна.

— И в чем дело? — нежно спросила Фрэнки.

Редкие брови низко нависли над помутневшими голубыми глазами Большой Эм.

Поглаживая ладони бабушки, Фрэнки снова спросила:

— Что ты делаешь?

Большая Эм посмотрела на стену:

— Я никак не могу его найти.

— А что ты ищешь?

— Свое кольцо.

— Какое?

— Обручальное.

Фрэнки перевернула старческие руки и коснулась небольшого бриллианта в простой золотой оправе.

— Но вот же оно. Там, где и должно быть.

— Нет, это не то. Я ищу самое первое кольцо, которое Артур Филипп Гэррисон подарил мне в знак помолвки.

— Большая Эм, но ты никогда не была помолвлена ни с каким Гэррисоном.

— Верно. Но он просил меня выйти за него замуж. В 1941-м. Я отказала ему, поскольку считала, что он недостаточно надежен. Но он был уверен, что я соглашусь, и оставил мне кольцо. Мне пришлось спрятать его от папы, чтобы он не заставил меня выйти за него. Бедный Артур. Вскоре он умер. Кольцо так и осталось у меня, потому что в некрологе написали, что он был помолвлен с другой женщиной. При тех обстоятельствах, в которых она оказалась, я решила, что ей будет неприятно узнать обо мне.

Фрэнки покачала головой. Если бы она услышала эту историю хотя бы два года назад, у нее мог возникнуть соблазн поверить в нее. Но последнее время Большая Эм начала все путать, приписывая себе события, происходившие с другими людьми. На прошлой неделе она заявила, что ее муж был избран в сенат и что она жила в Вашингтоне на Пенсильвания-авеню. Это случилось после того, как она посмотрела одну из исторических передач по телевизору.

Одному богу было известно, кто такой Артур Гэррисон и откуда она взяла это имя.

— Большая Эм, может, пойдем лучше поищем Джой?

— Нет. Нет. Я должна закончить. Я спрятала это кольцо от папы в стене.

Фрэнки нежно потянула ее за руку:

— Пойдем, пойдем...

— Я не пойду! — Бабушка вырвалась. — Это моя комната.

— Это комната для гостей. Твоя комната в задней части дома.

Глаза Большой Эм полезли из орбит, бледные щеки покраснели, руки сжались в кулаки.

Она истерически вскрикнула:

— Ты хочешь сказать, что я живу вместе с прислугой?

Фрэнки старалась сохранять спокойствие.

— Разве ты не помнишь... — Она подумала, как глупо теперь говорить об этом. — Пойдем поищем Джой.

— У меня здесь дела.

— В стене ничего нет, Большая Эм. Нет никакого кольца, кроме того, которое у тебя на пальце.

— Ты считаешь, что я сумасшедшая? — тихо спросила бабушка.

— Нет, я...

— Ты хочешь выгнать меня! Хочешь, чтобы они меня забрали!

Фрэнки постаралась не повышать голос.

— Нет, ни за что. Это твой дом.

— Я не допущу, чтобы мне затыкали рот, как какой-нибудь полоумной!

Резко подавшись вперед, Большая Эм встала на ноги, но запуталась в юбках и покачнулась. Она вскрикнула, и Фрэнки бросилась к ней, подхватив старушку, прежде чем ее лоб успел удариться о мраморный каркас кровати. Однако вместо того, чтобы понять, что ее спасли, Большой Эм, очевидно, показалось, будто ее пытаются схватить, потому что она принялась сопротивляться еще активнее. Фрэнки удалось удержать бабушку так, чтобы та не смогла пораниться, но до того, как старуха наконец перестала бороться, Фрэнки получила множество ударов по ногам. Когда Большая Эм утихомирилась, она начала тихонько хныкать.

— Я обещаю, что буду хорошо себя вести. Я просто не хочу уезжать, — стонала она. —

Пожалуйста, не отсылай меня. Я чувствую себя потерянной... даже когда я дома. Что со мной будет, если я окажусь в незнакомом месте?

Фрэнки обняла ее покрепче, чувствуя под слоями шелка маленькое тельце.

— Я обещаю. Я обещаю, что ты никуда не поедешь. Не волнуйся, пожалуйста.

Большая Эм приложила ладони к лицу, словно старалась взять себя в руки. Она часто и со свистом дышала, и ее грудь поднималась и опускалась, как у птички.

— Давай присядем, — предложила Фрэнки.

Она помогла Большой Эм сесть на кровать и, посмотрев на телефон, стоявший на консоли, подумала, куда подевалась Джой. В такие моменты ей хотелось, чтобы рядом с бабушкой была сестра. Возможно, потому, что только Джой могла справиться с ней. Она умела останавливать Большую Эм не провоцируя приступа.

Фрэнки встала на колени и с беспокойством посмотрела на бабушку. Большая Эм до сих пор тряслась и хватала ртом воздух. Это могло быть остаточным явлением панической атаки, а могло оказаться признаком состояния более опасного.

— Тебе трудно дышать? У тебя не болит сердце?

Большая Эм опустила глаза, и по ее впалой щеке покатилась слеза.

— Тсс. — Фрэнки провела рукой по седым волосам бабушки, разглаживая кудряшки. —

Попробуй на секунду задержать дыхание.

Когда дрожь прошла, Фрэнки спросила Большую Эм, стало ли ей лучше, но ответа не получила. Наклонившись вперед, она встала так, чтобы бабушка хорошо видела ее лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

Большая Эм мигнула, а потом прищурила глаза:

— Я тебя знаю. Ты Фрэнсис. Моя внучка.

Фрэнки схватила сухенькую ладошку и быстро прижала к своей щеке.

— Да, да, я Фрэнсис.

Мимолетные периоды прояснения всегда длились недолго, поэтому то, что требовалось сказать, нужно было говорить быстро и четко. Прошло уже больше года с тех пор, как Большая Эм перестала кого-либо узнавать. Даже Джой.

— Большая Эм, послушай меня. Мы не собираемся тебя никуда отдавать. Никогда. Мы тебя любим. Тебе ничто не угрожает. — Фрэнки никак не могла успокоиться. — Тебе ничто не угрожает. Ты никогда не окажешься в доме престарелых.

Глаза Большой Эм наполнились печалью.

— Конечно, окажусь. Когда-нибудь вам придется отправить меня туда, и вы должны знать, что это правильно. Я изредка вспоминаю, кем я была, и понимаю, как далека я от нее.

Фрэнки протянула руку к телефону. Она не отводила взгляда от глаз бабушки, как будто надеялась удержать ее связь с реальностью хотя бы до того момента, когда Джой поднимется к ним наверх.

— Джой, иди скорее. Я в спальне Линкольна.

— Джой здесь? Как это мило. — Большая Эм осмотрела себя, а потом заметила дырку в

стене. — Что это за безобразие? Кто мог это сделать... Ох. Это сделала я, верно? — Мелькнувшее в ее взгляде сожаление вдруг исчезло. — Я искала свое кольцо, потому что кто-то выходит замуж.

Порожденная безумием цель начала затуманивать ее сознание, и Фрэнки снова встала лицом к лицу с бабушкой.

— Большая Эм. Посмотри на меня. Побудь со мной. Не уходи. Ты слышишь меня?

Большая Эм засмеялась коротким резким смехом. Ее губы застыли в улыбке.

— Может быть, твоя сестра и похожа на меня внешне, но мой характер унаследовала ты.

Мы обе из породы бойцов, правда? Именно поэтому я вышла за твоего деда, хотя мой отец его терпеть не мог. Я вышла за садовника по любви и никогда об этом не жалела.