Однако два дня, проведенные в вонючем трюме «Виктуара», полностью лишили Вивиан сил. Немытая, неухоженная и павшая духом, она являла собой полную противоположность той молодой аристократке, которая хитростью пробралась на борт на рассвете предыдущего дня. Именно эти обстоятельства побудили ее подняться на борт: не столько уверенность в правильности своего шага, сколько ощущение, что надо действовать решительно, пока еще есть силы, после перенесенных треволнений.

Солнце, опустившееся над горизонтом, ослепило девушку, когда она еле поднялась по трапу и посмотрела вокруг. На мачтах трепетали паруса, наполненные щедрым бризом, который с тихим шепотом гулял по такелажу. В этот час заката на борту стояла такая тишина, что казалось, будто «Виктуаром» управляют призраки. В поле зрения не оказалось никого, кроме долговязого мужчины, полулежавшего на свернутом брезенте. Он скрестил ноги на смотанном канате, откинул голову назад и прикрыл лицо книгой, оберегая глаза от света.

Когда Вивиан наконец приблизилась к нему, он убрал книгу, сел, бросил на нее взгляд — и застыл от неожиданности.

Это был ее опекун!

Сердце у нее остановилось, в ушах зазвенело. Девушка отступила в сторону, ухватилась за веревку, но та провисла под тяжестью ее тела.

Жюль вскочил и подхватил ее за руки.

— Садитесь, а то упадете. Вот сюда. Боже, глазам своим не верю!

— Что вы здесь делаете? — тихо спросила она.

— И это спрашиваете вы? Безумие! Где вы прятались?

— В трюме… Я взошла на борт, когда стемнело… вчера утром. Боже, неужели это было лишь вчера?

— Вы сидели в той мерзкой дыре без еды и питья?

— Нет, я кое-что взяла с собой. Но я совсем не спала. Никогда не думала, что там так плохо.

— Но я ведь предупреждал вас!

— Однако вы сами плывете на этом корабле, причем не сказали ничего ни мне, ни мадам де Шерси.

— Я принял это решение в последний час.

— Я тоже.

Между тем команда, оповещенная рулевым, направилась к корме поглазеть на нежданную гостью. Несколько офицеров спустились со шканцев, а кто-то отправился вниз позвать остальных. Вивиан тихо обратилась к опекуну:

— Помогите мне, если можете.

Он издал звук, который можно было принять за ругательство, и повернулся к собравшимся. Она старалась выглядеть достойно в столь неприятном положении. Хорошо, что еще не появились ни Виктор, ни маркиз де Лафайет.

— Мадемуазель де Шерси неожиданно присоединилась к нам. Она займет мою каюту, а я переселюсь в каюту месье де Калба. Завтра мы соберемся и выслушаем ее мнение о том, как поступить дальше. А пока, мадемуазель, разрешите мне проводить вас вниз. — И Жюль решительно протянул ей руку.

Она с большим удовольствием растянулась бы на палубе и пришла в себя, дыша свежим воздухом. Было страшно подумать, что придется спускаться в тесную, темную каюту, словно пленнице!

Опекун помог Вивиан встать, но она почувствовала такую слабость, что он склонился над ней и тихо спросил:

— Вы сможете идти? Или мне…

— Спасибо… позвольте мне опереться на вас.

Он повел ее к главному трапу, расположенному за рубкой рулевого, и все лица слились перед ее глазами. Она преодолела крутой спуск, и вскоре они оказались в каюте графа, которая была вполне удобна для жилья. Это было узкое помещение с высокими окнами, начинавшимися почти у самого пола, одной койкой, столом и двумя стульями. По углам стояли сундуки.

Вивиан опустилась на стул, между тем как Жюль позвал стюарда. Тот снял постель с койки и пошел за чистыми одеялами. Другого человека послали в трюм принести ее багаж, а затем отнести сундук графа в каюту месье де Калба.

Когда все было сделано, граф сказал:

— Сначала вам нужно немного поспать, а потом проконсультироваться с врачом.

— После отдыха я снова буду чувствовать себя хорошо. Нет надобности…

— Мадемуазель, никто не ожидал, что на борту появится женщина. Придется преодолеть некоторые трудности, но, думаю, даже на время недолгого возвращения назад вам захочется свести их к минимуму. Нельзя допустить, чтобы вы заболели.

— Но вы же не повернете назад! Я требую свидания с месье де Лафайетом. Поверить не могу, чтобы он принял такое решение! — возмущенно воскликнула Вивиан.

— Напротив, я не вижу иного выхода.

Она хотела встать, но не смогла.

— Где он?

— Вы не в том состоянии, чтобы с кем-то спорить. Койка застелена, прошу вас, отдохните, — примирительно произнес Жюль.

Девушка не спускала с него глаз.

— Только в том случае, если вы пообещаете, что корабль не изменит курс, пока я сплю.

Он вздохнул:

— Хорошо.

Казалось, опекун хотел задать еще один вопрос, но никак не мог решиться на это. Уже с затуманенным сознанием, не глядя на него, она сказала:

— Я отправилась в это плавание по личным соображениям. Они никак не связаны с месье де Луни или другим мужчиной. Пожалуйста, скажите об этом всем.

Он поклонился и вышел.

Утром все собрались на совещание в каюте капитана. За столом сидели маркиз де Лафайет, граф де Мирандола, барон де Калб и другие добровольцы, включая Виктора. В конце стола разместилась Вивиан, красиво одетая и причесанная. Она скрывала свое волнение под маской светского спокойствия.

Молодые люди с удовольствием поглядывали на девушку. Однако, кроме капитана ле Бурсье, испытывавшего серьезные опасения из-за сложившейся ситуации, в стане ее врагов оказался барон де Калб, который ревностно поддерживал любой план Лафайета и теперь негодовал из-за такого поворота событий.

Третьим человеком, который не хотел, чтобы состоялось ее плавание в Америку, был ее дядя. Однако, войдя, он лишь вежливо поклонился и выбрал место во главе стола, рядом с Виктором. Видно, у него не было желания, по крайней мере пока, спорить с ней при всех. Что же касается Виктора, то он, приветствуя Вивиан, обменялся с ней веселым, полным удивления и дружеского восхищения взглядом, но тоже не пытался вступить с ней в разговор.

Быстро оглядев сидевших за столом и поймав взгляды друзей, Вивиан посмотрела на Лафайета. Вот человек, от которого зависело все: он владел и кораблем, и грузом, возглавлял добровольцев и оплачивал проезд большинства своих попутчиков. Маркиз улыбнулся, и ей стало легче на душе, однако открыть совещание он позволил капитану ле Бурсье.

— Мадемуазель, господа! Маркиз де Лафайет собрал нас здесь, чтобы обсудить присутствие на борту мадемуазель де Шерси. Два дня назад она тайком проникла на корабль…

— Но я оплачу свой проезд. Правда, я уже сказала об этом маркизу де Лафайету.

— Тайком проникла на корабль, чтобы отплыть в Америку, — жестко повторил капитан. — Вопрос заключается в том, следует ли нам поскорее высадить ее на берег?

— Где? — возмущенно спросил один из молодых людей. — На Канарских островах? Если мадемуазель де Шерси и следует отправить куда-либо, то, разумеется, к тому месту, где она села на корабль.

— Эту проблему, — сказал раздраженно капитан, — молодая женщина создала сама. Вы же понимаете, что на борту корабля нет условий для дамы.

— Я не прошу одолжений, месье капитан. Я буду есть то же самое, что и вы, выполнять те же обязанности, что и остальные пассажиры, и сама следить за своими вещами, — примиряюще произнесла Вивиан.

— Вы сели на корабль без служанки и сопровождения, — возразил капитан.

— Я найму слуг сразу после прибытия в Америку.

Она уже хотела сказать ему, что на корабле найдется с полдесятка молодых людей, которые с радостью возьмутся сопровождать ее, но вовремя сдержалась. Такое заявление прозвучало бы неуместно, тем более если они слышали о ее неудачном бегстве из Парижа. Она почувствовала, что у нее горят щеки, но не опустила глаз, а упорно смотрела на верхнюю пуговицу выцветшего от соли мундира капитана.

К ее изумлению, именно низкий голос опекуна нарушил неловкое молчание:

— Мадемуазель де Шерси — моя подопечная. Куда бы она ни направлялась, она находится под моей защитой. Так что у нее есть и средства, и сопровождение. Вопрос заключается в том, разрешить ли ей проезд на этом корабле.

Барон де Калб наклонился вперед и серьезно посмотрел на графа с другой стороны стола:

— Разве вы сами не можете решить этот вопрос?

— Нет, только все присутствующие могут это сделать.

Прежде чем маркиз де Лафайет заговорил, он улыбнулся всем присутствующим:

— Верно! Месье граф, вы решили учить нас демократии еще до того, как мы отряхнули пыль Европы со своих сапог! Собравшиеся за этим столом должны решить, поедет ли мой друг, мадемуазель де Шерси, с нами или нет. Мы прибегнем к голосованию.

Вивиан была благодарна ему за слово «друг», но, произнося его, он не посмотрел в ее сторону.

Ла Коломб наклонился вперед и спросил:

— При всем нашем уважении, можно ли узнать причины, по которым мадемуазель де Шерси едет в Америку?

— Можно, — откликнулась Вивиан. — Думаю, они не отличаются от ваших. Меня волнует то, что происходит в Соединенных Штатах. Мне бы хотелось внести вклад в борьбу американцев за независимость, но если я не смогу это сделать, то останусь заинтересованным наблюдателем.

— О каком именно вкладе вы говорите, мадемуазель? — насмешливо прервал ее де Калб.

— Вы хотите узнать, еду ли я туда с оружием или состоянием? Нет. Мои средства, скорее всего, не превышают ваши, месье де Калб.

Она ждала, пока эта колкость дойдет до его сознания, но тут слово взял Виктор. Его тоже раздосадовал вопрос де Калба, ибо он решительно сказал:

— В Париже мадемуазель де Шерси оказала огромную помощь Сайласу Дину и доктору Франклину. Она уже внесла свой вклад, и я восхищаюсь ею.

— Правильно! — воскликнул Файоль.

Следующим заговорил шевалье де Бюиссон. Этот красивый молодой человек в Париже не раз бывал партнером Вивиан за ломберным столиком, и она считала его своим другом. Он всегда был откровенен и весел, готов подтрунивать над собой, однако здесь вел себя совсем иначе и недовольно взглянул на нее.

— Мы должны быть практичными. В этой экспедиции нет места для женщины. Извините меня, — он чуть поклонился Вивиан, но его глаза не выражали ни намека на извинение, — но ваша цель вовсе не та, что наша. У нас и так будет предостаточно трудностей, когда мы высадимся в Америке, где уж нам заботиться о вашем благополучии!

Не ожидая такого от человека, которого считала своим союзником, Вивиан на сей раз не нашлась что ответить. Лафайет прервал молчание упреком:

— Шевалье, думаю, мадемуазель де Шерси вправе ожидать большего уважения.

Он хотел продолжить, но Вивиан наконец-то обрела голос:

— Я не намерена ни для кого стать обузой. Я оплачу все расходы, связанные с плаванием, и сама позабочусь о себе на борту корабля. Когда мы доберемся до Америки, я в целях безопасности по пути в Филадельфию найму слуг. — Жюль резко поднял голову. Она посмотрела на него в надежде, что он повременит со своими возражениями до того момента, когда они смогут спокойно все обсудить. Раньше она была вполне готова спорить с ним в присутствии других, но сейчас чувствовала, что это было бы недостойно. К счастью, опекун и не собирался прерывать ее, и она закончила: — Господа, я буду разочарована, если вы откажетесь от моего общества по той причине, что я женщина. У меня те же надежды и идеалы, что и у вас.

Наступила тишина, и девушка обвела взглядом присутствующих. Де Бюиссон уставился в угол каюты с видом превосходства, говорившим о том, что он считает этот разговор ниже своего достоинства. Виктор не смотрел ей в глаза, но она заранее знала его мнение, и было приятно видеть, что выражение его лица столь же великодушно, как и у десятка других добровольцев.

— Если кто-то желает еще что-то сказать, пожалуйста, — произнес Лафайет.

Вивиан заметила, что барон де Калб настроен продолжить спор, и двое из присутствовавших тут же повернулись к нему, когда он подался вперед. Однако он просто пробормотал что-то и уставился на стол. Вивиан не знала, чей взгляд отбил у барона охоту говорить: ее дяди или Лафайета.

После этого все проголосовали, и мадемуазель де Шерси получила право плыть через океан. Маркиз сказал, что отныне она является их гостем, — девушка улыбнулась и поблагодарила всех.

Позже, гуляя по палубе с Виктором и ла Коломбом, Вивиан заметила:

— Нам еще предстоит увидеть, как месье маркиз справится с ролью командира, но у меня складывается мнение, что у него есть задатки дипломата. Он открыл мне путь в ваше общество, но не требовал от вас ничего, кроме как оказать мне гостеприимство.

— Что мы и делаем с величайшим удовольствием, — тут же отозвался ла Коломб.

— Ты хочешь большего? — спросил Виктор.