Дебора Рэли - Бурная ночь

Отец вздрогнул, будто Фредерик сумел ударить его в больное место.

– Вовсе нет. Такого никогда не было… Просто ты застал меня врасплох.

Фредерик скривил губы:

– Да, конечно. Мне следовало прислать письмо и предупредить вас, что я буду по соседству, следовало подождать формального приглашения. Но дела возникли неожиданно, и мне показалось…

– Фредерик, тебя всегда ждет прием в этом доме, – резко перебил его отец. – Если тебе показалось, что это не так, прошу прощения.

Теперь Фредерик почувствовал, что его застигли врасплох, и удивленно захлопал глазами. Впервые за всю его жизнь отец показал, что не считает его визит нежелательным вторжением, которое приходится терпеть.

– Благодарю вас, отец.

На них снизошло неловкое молчание, лорд Грейстон боролся с собой, решая, как обращаться с чужаком, оказавшимся, к несчастью, его сыном. С очевидным усилием он сделал шаг к буфету и принялся разливать вино из хрустального графина в два маленьких стаканчика.

– Выпьешь со мной шерри?

– Да, благодарю вас.

Передавая Фредерику стаканчик, лорд Грейстон отступил на шаг и обежал взглядом отлично сшитый на заказ серый сюртук Фредерика и его черные панталоны.

– Видно, что жизнь в Лондоне тебе подходит, – пробормотал он.

Фредерик едва заметно пожал плечами, стараясь подавить начинающее закипать раздражение, в отличие от брата успех в жизни дался ему нелегко.

Если он имел намерение узнать от отца что-нибудь, представляющее ценность, следовало каким-то образом вовлечь старика в разговор, создав для того ложное ощущение комфорта.

– Я сумел выжить, – небрежно сказал он.

– Я бы сказал, более чем выжить. – Улыбка тронула губы старика. – Я всегда представлял, что инженеры всего-навсего строят мосты, но, похоже, у тебя более широкие интересы.

Фредерику удалось скрыть удивление. Он готов был поспорить на последний соверен, что отец не имел понятия о том, что у сына свое дело, не говоря уж о том, что его сын инженер.

– Я уже построил причитающуюся мне долю мостов и множество железных дорог, но верно и то, что мои интересы достаточно широки. Возможно, даже слишком широки, – многозначительно заключил он. – Когда-то у меня было спокойное дело с немногочисленным штатом работников, а теперь выходит, что я приобрел несколько товарных складов и у меня десятки служащих. И это требует изрядного внимания.

– Эти служащие – изобретатели, да? – спросил отец, снова удивив его.

– По большей части они мечтатели, но внушают надежду, что однажды их разнообразные идеи станут реальностью.

– И ты их поддерживаешь, пока эта реальность не наступит?

Фредерик кивнул, не добавив, что и сам помогает изобретателям собственными знаниями и сноровкой, когда в этом возникает необходимость. Мечтатели, как теперь он убедился, редко обладают обычным здравым смыслом. Они могут делать самые невероятные изобретения, но не сознают, что их чертежи слишком сложны, чтобы их можно было воплотить, или настолько нелепы и туманны, что для них едва ли можно найти рынок сбыта.

– Я рассматриваю их как капиталовложение, а точнее сказать, как вложение в многочисленные патенты.

Отец так внимательно посмотрел на него, будто был и в самом деле заинтересован работой Фредерика.

– Значит, ты вкладываешь деньги в химеры.

Фредерик рассмеялся, такое определение ему понравилось. Большинство считало его практичным человеком, живущим в соответствии с расчетами, расписаниями и логикой. И только немногие понимали, что за этим фасадом скрывается поэт.

– Можно сказать и так.

Фредерик позволил своему взгляду задержаться на чертах, столь мучительно похожих на его собственные.

– Могу я спросить, откуда вам столь многое известно о моих делах?

– Даже на таком расстоянии от города циркулируют рассказы о твоем гении в делах, – уклончиво заметил отец. – В «Пост» было написано, что ты обладаешь даром Мидаса.

Фредерик ответил коротким смехом, представив долгие часы изнурительного труда, вложенного в то, что теперь стали называть «даром Мидаса».[3]

– Мог бы только пожелать, чтобы это было правдой.

– Верно.

Улыбка, осветившая было сухие изящные черты, померкла.

– Очень немногие понимают, что успех – результат тяжелого труда, а не удачи. И самопожертвования. Отец понизил голос, и в словах его послышалась печаль. – Всюду и всегда требуется приносить жертвы.

Жертвы? Что за странное слово он выбрал! И чем ему пришлось пожертвовать?

– Похоже, вы хорошо понимаете, что означает тяжкий труд. – Фредерик обвел рукой недавно заново обставленную комнату: – Поместье, по-видимому, приносит хороший доход.

– Так было не всегда.

Лорд Грейстон осушил стакан с шерри и отставил его.

– Прежде чем я унаследовал титул, мой отец ухитрился почти все спустить за долги, а старший брат обещал последовать по его стопам. Оба воображали, что смогут продолжать выкачивать из поместья деньги, не заботясь о том, чтобы вкладывать средства в землю и людей, работающих на земле.

– Часто путешествуя по Англии, могу сказать, что для землевладельцев это обычное дело, – не смог удержаться от замечания Фредерик.

Иногда быть незаконнорожденным неудобно и обременительно, но это пустяк по сравнению с жизнью слишком многих арендаторов.

– Ты прав, – охотно согласился отец. – Я пытался стать гласом разума, но, так как я был младшим сыном, моего мнения не спрашивали, а если я его высказывал, это не приветствовалось. Мой брат обвинил меня в попытке подорвать его авторитет у арендаторов и запретил мне говорить с ними.

Впервые за долгие годы отец допустил Фредерика в свою жизнь, и Фредерик почувствовал себя заинтригованным.

– Должно быть, такое положение было тяжким.

– Оно было почти невыносимым, – с кислой улыбкой ответил лорд Грейстон. – И по правде говоря, я испытал облегчение, когда меня вынудили уехать…

Эта фраза была прервана, и лорд Грейстон резко повернулся и подошел к окнам. Кажется, он открыл Фредерику гораздо больше, чем собирался, и Фредерик сделал все возможное, чтобы вести себя, как всегда.

– Это я хорошо представляю, – сказал он, отставляя стакан. – Для каждого тяжело стоять в стороне и наблюдать за тем, как гибнет родной дом.

Он умолк, понимая, что не стоит напрямик спрашивать, почему отцу пришлось уехать из Оук-Мэнора. Он, возможно, и был болваном, но не полным дураком.

– Вы уехали в Лондон?

– В Винчестер, – резко ответил отец.

– Конечно. Ведь леди Грейстон, кажется, родом оттуда?

– Да.

Лорд Грейстон повернулся к сыну и теперь смотрел на него с привычным для Фредерика настороженным и замкнутым выражением. Краткий миг близости прошел.

– Думаю, обед готов. Не пойти ли нам в столовую?

– Конечно.

В неловком молчании они проследовали по тихим коридорам в столовую. Несмотря на то, что за длинный полированный стол легко могло усесться добрых двадцать гостей, в комнате с темными панелями царила атмосфера тепла и уюта, создаваемая, возможно, большим камином и высокими, как башни, окнами, из которых открывался вид на прекрасный розовый сад.

В молчании отец и сын уселись за стол, а лакеи принесли подносы с черепаховым супом, тушеной форелью и любимым блюдом Фредерика – керри из омара.

Только когда по знаку отца слуги покинули комнату, старик сделал заметное усилие смягчить суровую атмосферу, которой окружил себя.

– Тебе удобно в гостинице? – спросил он, наливая вино.

Фредерик попытался скрыть изумление. К чему он, черт возьми, клонит? Отец никогда не задавал личных вопросов своему незаконнорожденному сыну. Никогда даже не узнавал о состоянии его здоровья.

Смакуя керри из омара, Фредерик лишь пожал плечами. Каким бы странным ни был этот интерес лорда Грейстона к нему, он отлично соответствовал цели Фредерика.

Старик уже сообщил ему, что в молодости был вынужден покинуть Оук-Мэнор и что, после того как вступил в права наследства, принес какую-то жертву.

Конечно, этого было очень мало, и едва ли эти откровения могли привести к намеченной цели, тем не менее, теперь Фредерик знал больше того, что ему было известно до приезда сюда.

К тому же не одни прошлые грешки отца мучили загадочностью и неизвестностью.

Возможно, лорд Грейстон поможет ему раскрыть тайну миссис Порции Уокер.

– Очень удобно, – с едва заметной улыбкой ответил Фредерик. – Не думаю, что когда-нибудь мне доводилось останавливаться в таких безупречно чистых комнатах или наслаждаться столь безукоризненно приготовленной едой. У миссис Уокер явный талант. Она умеет управлять первоклассным заведением.

– Уокер? – Отец нахмурился, будто вспоминал, не знакомо ли ему это имя. – Конечно. Дочь Мелфорда.

– Вы ее знаете?

– Я знаю о ней, – возразил старик. – Ее отец был другом моего брата. Насколько припоминаю, у них было множество общих интересов, включая пристрастие к дорогим куртизанкам и игорным столам.

Это, вне всякого сомнения, означало, что отец Порции был аристократом. Грейстоны не стали бы водиться с немытыми и неотесанными бедняками.

– Довольно странно, что женщина столь высокого происхождения стала владелицей уединенной гостиницы.

Отец пожал плечами:

– Кажется, с ней был связан какой-то скандал.

Фредерик потянулся к бокалу с вином.

– Я случайно узнал, что ее отец исчез в Индии, когда его долги стали непомерно огромными.

Лорд Грейстон снова нахмурился, будто копался в своей памяти, пытаясь воскресить давние события и забытые сплетни.

– Да, там было что-то связанное с этим… А, теперь припоминаю. Дочь была обручена с каким-то дворянчиком, не местным, а приезжим, а он оказался отъявленным негодяем.

– То есть? – замирая спросил Фредерик.

– Этот хам бросил невесту у алтаря, а всего через несколько дней после этого ее отец сбежал от кредиторов. – Лорд Грейстон махнул рукой: – Думаю, отец надеялся, что новоиспеченный зять заплатит его долги, а когда выяснилось, что этого не случится, был вынужден бежать.

Фредерик одним глотком осушил бокал. В сердце бушевала буря.

Что за человек был ее отец! Бросить дочь через несколько дней после того, как ее сердце было разбито, а будущее разрушено!

И кто, черт возьми, был этот «дворянчик», бросивший невесту у алтаря? Такую красивую, талантливую и неординарную, что она бы могла стать предметом гордости любого мужа!

Неудивительно, что Порция рассматривала мужчин как порочных и лживых животных, обреченных ее разочаровывать.

– Похоже, что этот Мелфорд был настоящей падалью, – пробормотал он, надеясь, что у того произошла стычка с кем-нибудь из местного населения, как только он достиг Индии. Для этой мрази достойным наказанием стало бы, если бы его изжарили на открытом огне.

Отец скорчил гримасу:

– Насколько я помню Мелфорда, он всегда был слабым и эгоистичным болваном. И едва ли можно удивляться тому, что он дал деру, как только настало время платить за удовольствия.

– Поэтому миссис Уокер, чтобы выжить, пришлось выйти замуж, – тихонько произнес Фредерик.

– Думаю, что дело обстояло именно так.

Фредерик заставил себя подобрать с тарелки остатки керри. Миссис Шоу потрудилась на славу, чтобы приготовить его любимые блюда. Такие добрые жесты следовало ценить, и он никогда не принимал их как должное. В этом мире доброта встречается нечасто.

– А что вам известно о мистере Уокере? – спросил он наконец.

Некоторое время старик, подозрительно прищурившись, созерцал сына.

– Ничего, кроме того, что он был намного старше жены. – Он помолчал, тщательно выбирая слова. – Есть особая причина, что ты проявляешь интерес к миссис Уокер?

Фредерик улыбнулся:

– Меня всегда интересует все необычное и особенное. – В этот момент в его памяти промелькнул образ Порции, ярко-синие глаза на безупречно овальном лице, и он замер от предвкушения новой встречи. – А миссис Уокер – уникальная личность.

Фредерик покинул Оук-Мэнор в настроении, которое он сам мог бы определить как потрясение.

Боже! Он провел почти два часа в обществе отца! И они по-человечески разговаривали.

Это была настоящая беседа, а не отрывистые восклицания или невнятное бормотание.

Фредерик не мог решить, было это чудом или приближением светопреставления, но обратно в «Герб королевы» он ехал, сознавая, что сегодня обычное раздражение, которое он испытывал в обществе отца, не было таким сильным, как всегда.

Возникал вопрос – почему?

Почему отец пригласил его на обед и обращался с ним, как с желанным гостем?

Откуда ему столько известно о делах незаконнорожденного сына?

Неужели старик искренне сожалел о том, что десять лет они почти не виделись? Мог ли он следить за карьерой сына издалека и жалеть о том, что не потрудился даже поощрительно похлопать сына по спине?