Вильгельм же в шествии не участвовал, чтобы не отвлекать внимания от Матильды и позволить ей сполна насладиться собственным праздником. Он ожидал жену в аббатстве, чтобы присоединиться к ней уже после церемонии.

Когда герцогиня торжественно вошла в церковь Вестминстерского аббатства, Вильгельм понял, что она волнуется. Она держалась гордо и высоко несла изящную головку, но её волнение он почувствовал как своё. И он отлично её понимал. Яркое весеннее солнце щедро заливало огромное пространство собора разноцветными лучами – витражи больших окон славились своей красотой. Чистые голоса хора особенно трогательно звучали под высоким куполом. А у алтаря женщину ожидал архиепископ Йоркский Олдред, который и сам был взволнован не меньше герцогини – то, что ему предстояло совершить, не имело прецедента в истории страны. Вильгельм пристально смотрел на жену, стараясь передать ей часть своей силы и уверенности. И Матильда, почувствовав его взгляд, безошибочно нашла глаза мужа, на миг погрузилась в их глубину и двинулась дальше. Но он знал, что волнение отпустило её.

Церемония включала те же действа, через которые прошёл сам король – помазание, облачение и коронация. Но кое-что в ритуале, принятом у англо-саксов, пришлось изменить, чтобы он соответствовал коронации женщины. И церемонию расширили за счёт включения некоторых нормандских деталей. Здесь впервые прозвучал гимн «Laudes Regiae», традиционный ещё со времён коронации французского короля Карла Великого.

В огромном зале было тихо. И когда голос архиепископа прозвучал от алтаря, его услышали все. Архиепископ Олдред вопросил присутствующих, желают ли они иметь своей законной королевой Матильду, герцогиню Нормандскую, супругу короля Вильгельма. В ответ прозвучало дружное «Да!!!», присутствующие заулыбались. Затем раздался голос Матильды. Чистый и звонкий, он особенно молодо и красиво звучал в этом огромном сооружении, под высокими сводами собора. Матильда поклялась быть доброй королевой своему народу и всеми силами способствовать процветанию Англии.

Наступил торжественный момент самой коронации. Матильда опустилась на колени, с неё сняли венок и вуаль, и архиепископ пролил ей на голову немного священной мирры. Затем на плечи ей набросили сверкающую золотой парчой мантию, отороченную мехом горностая, и его преосвященство поднял над её головой корону – изящный венец из золотых колосьев, виноградных гроздьев и лилий, украшенный ярко сверкающими аметистами и бриллиантами. Зал замер, не дыша, и снова прозвучал негромкий, но отчётливый голос Олдреда:

– Матильда Нормандская! Я возлагаю на тебя корону Англии – во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!!!

Изящное изделие опытнейших ювелиров страны легло на голову новоявленной королевы и пришлось ей как раз впору. Зал перевёл дыхание, вздох пронёсся по рядам присутствующих. Матильда поднялась на ноги и в сопровождении священников спустилась от алтаря к стоящему неподалёку двойному трону – один из них принадлежал её мужу, другой отныне был предназначен для неё. У трона её встретил сияющий Вильгельм. Он протянул жене руку и слегка сжал маленькую ладошку, когда помогал ей взойти на трон. Глаза его светились радостью и любовью к жене. Матильда благодарно взглянула на мужа, который возвёл её на такую недосягаемую высоту. Подумать только, она – королева этой большой, непонятной ей пока островной страны. Но страшно ей не было. Рядом с Вильгельмом она не боялась ничего и, свято веря в его любовь, готова была идти с ним куда угодно. Она улыбнулась мужу, поймав его взгляд, и торжественно воссела на трон.

Удостоверившись, что королевская чета заняла свои законные места, архиепископ Олдред ещё раз подал голос, сказав по-английски, а потом по-французски:

– Милорды и миледи! Я вручаю вам Матильду, королеву Англии!

Зал взорвался приветственными радостными возгласами, и началась церемония принесения присяги от подданных Вильгельма, а теперь и её подданных. Желающих приложиться к ручке королевы было очень много, но Вильгельм не пожелал растягивать этот процесс, и к Матильде были допущены только самые влиятельные и знатные дворяне. А Вильгельм, сидя рядом с женой, думал о том, как правильно он сделал, уступив её желанию короноваться. Этим были довольны все – и дворяне, и народ. Его советники уже успели донести ему, как радостно встретил Лондон свою королеву. Может быть, теперь его будут не только бояться, но и почитать?

За торжественной церемонией коронации последовал большой пир. Все присутствующие проследовали за королевской четой к замку, где праздничные шатры были раскинуты прямо на огромной зелёной лужайке, под ярким голубым небом. Сновали слуги, подкатывали бочки с вином и пивом, поворачивали на огромных вертелах туши поджаривающихся на кострах быков, свиней, овец и оленей, разносили другие блюда. Стоял упоительный запах жареного мяса, на столах уже громоздились горы свежеиспеченного хлеба, сыра и овощей. А слуги разносили жареную птицу и рыбу. Проголодавшиеся гости с удовольствием расселись за длинными столами, над которыми возвышался высокий королевский стол. Зазвучали здравицы в честь королевы, громкие хвалебные слова в адрес короля и пожелание им обоим долгого и счастливого правления в этой стране. Обстановка была куда сердечней, чем полтора года назад. Сегодня Вильгельм не был напряжён, он от души отдавался радостному празднеству, хотя его многочисленная охрана была, конечно же, начеку.

Морис де Гранвиль прибыл на церемонию коронации Матильды с двумя дамами – женой и её сестрой. Таково было пожелание королевы, переданное рыцарю специально посланным гонцом. Эльгита и Эдит были потрясены роскошью того, что увидели – они не привыкли к созерцанию такого богатства. А то, что было на столах, удивило их, привыкших к простой, но сытной пище. Здесь же были такие восхитительно вкусные блюда, что, казалось, насытиться ими невозможно. Но это только казалось, и обе женщины с удивлением заметили вскоре, что не в силах съесть больше ни кусочка. Только когда на столах появились незнакомые им деликатесы десерта – апельсины из Испании, красные и сочные вишни из Нормандии и удивительные нежные засахаренные фиалки из Прованса, они не удержались от соблазна попробовать всё это великолепие, им доныне недоступное. Морис с удовольствием поглядывал на обеих своих спутниц. Они были веселы и довольны. А он был очень рад, что взял их с собой. И радовался предстоящей встрече с Раулем – брат должен был появиться завтра, на другом празднике, который давала Матильда для своих, близких подданных. Ныне же юный де Гранвиль выполнял задание своего рыцаря и даже не смог принять участие в сегодняшнем грандиозном празднике.

А пока немного утолившую первый голод публику развлекали актёры самого разного жанра – акробаты, жонглёры, музыканты, певцы. Менестрели распевали свои баллады о героях, прославивших своё имя в старые добрые времена. Только один, самый сообразительный, приблизился к высокому столу и запел о благородном короле, прославившемся любовью к красавице жене и сделавшем её своей королевой. И ещё он прославлял светлый лик женщины, надевшей корону Англии и осчастливившей страну своим присутствием. Растроганный Вильгельм снял со своего пальца кольцо и бросил его угодившему ему и жене певцу. Тот на лету поймал королевский подарок, низко склонился перед монаршей четой и исчез.

Праздник получился на славу. Небо по-прежнему было чистым и безоблачным, а когда ночь опустилась на землю, на нём зажглись большие яркие звёзды. Насытившиеся и захмелевшие гости стали расходиться, и тогда всё, что осталось на праздничных столах, было щедро отдано людям, собравшимся за воротами замка. Пусть сегодняшний день будет праздником для всех, велел король. И, правда, во многих бедных хижинах в этот вечер тоже был праздник, когда люди вкушали неведомые им прежде лакомства и славили доброго короля и красавицу королеву.

А на другой день состоялось более камерное торжество в большом зале дворца, где королеву приветствовали самые близкие из её подданных. Здесь же были и прибывшие с ней из Нормандии дамы, ставшие отныне королевскими фрейлинами. Праздник только начался, когда в зал вошёл покрытый пылью и грязью Рауль де Гранвиль. Он низко склонился перед королевской четой и двинулся прямо к Роберу де Коммину, стоявшему недалеко от трона королевы. Поклонившись своему рыцарю, он тихо и взволновано сказал ему несколько слов, от которых лицо кузена королевы слегка побледнело и утратило благодушное выражение. Коммин знаком отпустил молодого воина, поблагодарив его взглядом и рукой, и стал искать в толпе Мориса де Гранвиля, а, найдя его, сделал знак глазами подойти к нему. Слегка взволнованный Морис двинулся через зал к вельможе, которого уважал и считал одним из благороднейших рыцарей в окружении Вильгельма. Между тем, его брат пробрался к оставленным им женщинам, где был встречен приветливой улыбкой леди Эльгиты и сияющими глазами Эдит.

Дойдя почти до середины зала, Морис был внезапно остановлен кинувшейся ему наперерез женщиной. Неожиданно для всех присутствующих, и самого рыцаря в том числе, женщина бросилась ему на шею, крепко обняла и поцеловала в губы. И в напряжённой тишине всем были слышны слова, произнесенные низким, чуть хрипловатым женским голосом:

– Как я рада, что встретила тебя, Морис! Наконец-то позади остались годы разлуки, дорогой, и теперь мы сможем соединиться навеки, как и собирались.

Морис на мгновенье оцепенел. Позади него раздался шёпот удивления. У всех на глазах разыгрывалась непонятная и пахнущая скандалом сцена. Королева Матильда вскинула голову и раздула изящные ноздри. Женщина была ей знакома, более того, она была из её свиты. Это была Иоланта де Брели, вдова доблестного рыцаря Алана де Фалеза, погибшего в сражении при Гастингсе. Она слёзно просила герцогиню взять её с собой в Англию, якобы для того, чтобы найти родственника, от которого во многом зависело её будущее. Так вот какого родственника она искала, лживая негодяйка! Королева была вне себя.

А перед зрителями тем временем разворачивалось драматическое действие, и участвующая в нём женщина хорошо продумала свою роль и отлично её играла. Грудь её вздымалась от волнения. Роскошные тёмные волосы рассыпались по плечам. Яркий румянец делал ещё привлекательнее её смуглое лицо. Чёрные глаза смотрели на рыцаря нежно и страстно, взгляд обещал неземное блаженство. Но Морис не откликнулся на призыв прекрасных глаз. Он с силой расцепил обнимавшие его руки и отстранил льнувшую к нему женщину.

– Опомнитесь, мадам, – негромко сказал он, – здесь особы королевской крови и моя жена. Вы ведёте себя недопустимо.

Прекрасная Иоланта проигнорировала его слова о королевской чете, но не упустила упоминания о сопернице.

– Это та бесцветная саксонская шлюха, с которой ты пришёл сюда? – громко спросила она, бросив быстрый взгляд в сторону окаменевшей от неожиданности Эльгиты. – Так она не может быть женой благородного нормандского дворянина. Я твоя суженая, Морис. Это мне ты обещал защиту и поддержку, если с Аланом что-нибудь случится. И теперь, как честный человек, обязан сдержать своё слово и жениться на мне.

Взбешённый Морис де Гранвиль отшвырнул от себя наглую женщину, прошипев ей в лицо что-то злое и угрожающее. Она упала бы, не поддержи её услужливые мужские руки – кто-то из нормандских дворян кинулся ей на помощь в надежде на сладкую благодарность прелестной негодницы. А в тишине зала прозвучал звенящий от негодования голос королевы Матильды:

– С этой минуты вы больше не моя фрейлина, мадам Иоланта, и я не хочу вас больше видеть. Немедленно покиньте мой праздник и никогда больше не попадайтесь мне на глаза. И с ближайшим кораблём отправляйтесь на континент.

Иоланта, казалось, не слышала слов королевы и ничего не видела вокруг. Она горящими глазами смотрела вслед уходящему от неё мужчине, которого много лет желала увидеть в своей постели. Желала настолько сильно, что иногда теряла силы ждать и рвала своё тело в попытке утолить сжигающий его огонь. И этот огонь не мог погасить никакой другой мужчина. «Ничего, милый, ты всё равно станешь моим», – прошептала она в сердитую спину рыцаря.

Замерший зал ожил. Послышались голоса, удивлённые, возмущённые, ехидные. Некоторые из нормандских дворян злорадно улыбались – оказывается этот любимчик короля не такой уж святой Себастьян, как он изображал из себя. Интересно, очень интересно! Сам Вильгельм с сочувствием смотрел на своего друга, который подошёл к Роберу, но всё ещё не смог взять себя в руки. Он был бледен, пальцы сжимались в кулаки, глаза метали молнии. «Бедняга, – подумал король, – как ему теперь объяснить всё это Эльгите?».

Но эту трудную миссию взяла на себя королева. Она подозвала к себе свою любимую фрейлину и подругу Маргариту д'Обри и велела её подвести к ней Эльгиту, жену рыцаря де Гранвиля. Маргарита изящно заскользила по залу, взяла за руку всё ещё ничего не понимающую Эльгиту и увлекла за собой. Молодой де Гранвиль и Эдит остались на месте. Эдит смотрела вокруг огромными испуганными глазами и, не осознавая того, что делает, ухватила Рауля за руку.