— Мать сообщила мне о том, что в твоей церкви сломался кондиционер, — сказала Шей, чтобы хоть как-то заполнить паузу, образовавшуюся в их разговоре. — Ты уже починил его?

— Да, своими собственными руками и парой ласковых слов, — ответил он, весело смеясь.

— Ты шутишь?

— Насчет чего? Что я починил кондиционер или что сделал это с помощью пары ласковых слов?

— И то и другое.

Он развеселил ее своими шутками насчет своего постоянно ломающегося кондиционера, и остаток пути они прошли весело и беззаботно.

— Ну вот мы и пришли.

Ян посмотрел на четырехэтажный дом, перед которым они остановились. Это был старинный, массивный дом, который практически не отличался от соседних домов, расположенных по этой улице. Фасад дома украшали высокие окна и совершенно необыкновенная дверь с тяжелой медной ручкой и массивным кольцом старинной работы, которое использовалось вместо современного электрического звонка. Широкая веранда, опоясывающая дом, была обсажена высокими кустами.

— Этот дом весь принадлежит тебе? — с искренним удивлением спросил Ян. Шей весело рассмеялась:

— К сожалению, не весь, а только угловая квартира на третьем этаже. Пойдем.

Она повела его вверх по лестнице, открыла дверь, и они вошли внутрь. Их шаги, заглушаемые ковровыми дорожками персидской работы, были совершенно неслышны. На второй этаж вела великолепная лестница с перилами ажурной работы, какие можно увидеть только в музеях.

Шей подошла к двери своей квартиры, отперла ее и первой вошла внутрь. Быстро окинув взглядом комнату, она с облегчением вздохнула: как хорошо, что сегодня утром она прибрала все свои вещи.

— Изумительно, — восхищенно сказал Ян, разглядывая квартиру. Квартира Шей находилась в дальнем конце дома, и из окон была видна лужайка, где росли величественные деревья. На окнах не было ни штор, ни портьер, поэтому они казались особенно большими и светлыми. Ян по достоинству оценил интерьер квартиры. Во всем чувствовался художественный вкус Шей. Каждый предмет был на своем месте: красивый диван, легкие стулья, на стенах вставленные в рамку фотографии и репродукции, небольшой ковер, закрывающий только центральную часть пола.

— Мне здесь очень нравится, — откровенно признался Ян. — А ты пользуешься камином?

— Да, когда я могу позволить себе купить немного дров, — ответила она, польщенная высокой оценкой Яна. — Там моя спальня. — Она показала на приоткрытую дверь. — Там тоже очень широкое окно. А кухня вот здесь. Сейчас я сварю кофе.

Шей поспешила на кухню, бросив на спинку стула свой жакет и сумочку. Ей вдруг пришло в голову, что Ян Дуглас — первый мужчина, который переступил порог ее квартиры. Такой привилегии добивались от нее очень многие, и всем им она отказала.

— Сколько времени ты здесь живешь? — спросил Ян из гостиной.

— С тех пор… — Она прикусила язык, опасаясь, что слишком откровенное признание может показаться ему глупым. — С тех пор как развелась с мужем, — закончила она фразу. — Около трех лет.

Ян, сняв куртку, последовал за ней на кухню. Шей посмотрела на него через плечо и почувствовала мелкую дрожь в пальцах. Взяв с плиты кофейник, она налила кофе.

— А почему ты не захотела жить в Нью-Йорке? — допытывался он. — Ведь ты с мужем жила именно там? — Он расположился за небольшим круглым столом, за которым могли сидеть только два человека.

Ян чувствовал себя как дома, что несколько обескураживало Шей. Она понимала, что он ради своего отца смирился с существованием сестры и поэтому разыгрывал роль старого друга или сводного брата.

Но она смотрела на него совсем по-другому. Мысли о нем заполняли ее сердце и душу так же, как он сам заполнял собой ее крохотную кухню. До сих пор никто не вторгался в ее дом, как никто не вторгался в пространство ее души. Теперь, видимо, все будет по-другому.

— Я люблю Нью-Йорк, — сказала она, стараясь скрыть от него свои чувства. — И довольно часто бываю там. Это волнующий город. Он заряжает меня энергией. Но я всегда с большим удовольствием возвращаюсь домой. — Шей протянула руку к полке, где стояли чашки и блюдца, стараясь не поворачиваться, чтобы не видеть его длинные ноги, занимавшие почти всю кухню. Она прекрасно помнила, как они выглядят в шортах. — К тому же в Нью-Йорке очень дорогое жилье, и я бы не смогла снимать там такую квартиру, как эта. А здесь прелестно — много деревьев и травы, что гораздо лучше, чем асфальт и бетон. Тебе сахар или сливки?

— Я предпочитаю черный кофе. Шей замолчала и посмотрела на кофейник, не зная, что делать дальше и куда деть свои руки.

— В комнате я не видел фотографий и репродукций с твоим изображением.

Шей резко повернулась к нему и случайно задела его коленом.

— Да, я не люблю развешивать их в квартире. — Она испугалась, что он снова будет насмехаться над ней и иронизировать по поводу ее профессии. — Правда, в спальне висит одна картина. Когда-то я подарила ее Энсону в качестве свадебного подарка, но, когда мы развелись, я попросила его вернуть ее.

— Я понимаю, почему ты это сделала, — сказал Ян, избегая ее взгляда.

— Ну что же; давай пить кофе, — сказала Шей, обрадовавшись, что можно отвлечь его внимание от неприятного разговора. Она подвинула к нему чашку, и в этот момент их пальцы соприкоснулись. Он посмотрел на нее снизу вверх и показал на стул:

— Садись, Шей.

Она плюхнулась на стул не задумываясь и посмотрела на него.

— Почему ты не пьешь кофе,?

— Мне что-то не хочется, — сказала она, покачав головой. Ее голос был таким тихим, что она сама с трудом расслышала свои слова.

Ян, наклонив голову, смотрел в свою чашку, однако ей показалось, что на самом деле он не видит ее. У нее было такое ощущение, что он собирается с мыслями и сейчас скажет ей что-то необыкновенно важное. Она любовалась его волосами и вспоминала о том, как ее пальцы гладили эти кудри, погружаясь в них. К сожалению, это продолжалось очень недолго. Как ей хотелось в эту минуту снова притронуться к его волосам!

— Я знаю, что ты очень удивилась, когда увидела меня в своем магазине, — начал он.

— Да.

— Мы с тобой расстались далеко не лучшим образом, не так ли? — спросил он, поднимая голову.

— Да, это так.

— Шей, я сейчас переживаю самый сложный момент в своей жизни, — продолжал он, в его глазах сверкнули яркие искры.

Она облизала пересохшие губы, но промолчала.

— Я не совсем понимаю, — сказала она через некоторое время. — Какое отношение это имеет лично ко мне?

— Самое непосредственное. — Он рассеянно улыбнулся. — Это не связано с моей профессией, с тем, кто я такой, это связано с тем, что я думаю о тебе.

Услышав эти слова, она подумала, что сейчас задохнется от недостатка воздуха, так как в горле застрял комок и не давал ей дышать.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать? Она молча пожала плечами, но невозможно было определить, что означает этот жест. Его можно было расценить как жест утвердительный, но вместе с тем и как отрицательный. Ясно было лишь одно: она не уверена в том, что правильно понимает его. В ушах так шумело, что она с трудом слышала свой собственный голос. Шей сложила руки и положила их на стол.

— Ты вынесла мне приговор еще в то утро, когда я нечаянно ударил тебя мячом. Я хочу еще раз заверить тебя: это случилось совершенно непреднамеренно. — Он широко улыбнулся, а затем его лицо снова приняло серьезное выражение; — Ты была абсолютно права, когда упрекнула меня в том, что я испытываю огромное удовольствие, прикасаясь к тебе. Мне действительно было очень приятно в ту ночь. Было бы совершенно глупо с моей стороны скрывать это. Именно поэтому я так разозлился. Я разозлился не на тебя, а на себя. Шей. Я просто не хотел признаться себе в том, что ты очаровала меня.

— Подожди, — выпалила она и быстро вскочила на ноги. — Пожалуйста, не говори больше ничего, Она подошла к небольшому разделочному столику, оперлась на него руками и уткнулась головой в дверцу шкафа. Несколько недель назад эта сценка Показалась бы ей в высшей степени забавной и наверняка удовлетворила бы ее самолюбие. Но сейчас все было не так. Она очень боялась услышать, что он скажет дальше.

Прошло так мало времени, но она была уже далеко не той женщиной, которая увидела его нагого на пороге ванной. В последнее время с ней что-то произошло — что-то очень важное. Она не знала, что это такое, но была абсолютно уверена: ей не стать такой, как прежде, и не справиться с охватившим ее чувством.

Ян встал со стула, подошел к ней и положил руки ей на плечи. Она слегка вздрогнула, вспомнив теплоту его рук в ту памятную ночь, и едва слышно застонала.

— Я должен сказать тебе об этом, пойми меня. В этом мое спасение. Только откровенное признание облегчит мою душу и поможет облегчить страдания. — Он подошел к ней еще ближе и почти коснулся грудью ее спины. Шей закрыла глаза, почувствовав, что от этого прикосновения у нее подкашиваются ноги. — Шей, — продолжал он, — то, что мне приснилось в ту ночь.., когда мы проснулись в одной постели… Это был сон… Я так не хотел просыпаться.

Он легонько сжал ее плечи и повернул лицом к себе. Подняв пальцем ее подбородок, он посмотрел ей в глаза. Еще мгновение, и его руки обхватили нежный овал ее лица, а большими пальцами он коснулся ее губ — нежно, легко, возбуждающе.

— Видит Бог, я не хотел, чтобы этот сон кончался, — прошептал он едва слышно.

Не успела она опомниться, как, его чувственные губы прикоснулись к ее губам, возрождая почти забытое чувство восторга и радости. У нее было такое ощущение, будто она вернулась домой после долгих лет скитаний и странствий по чужой планете. Она была дома. После стольких лет, да что там лет, впервые за всю свою жизнь она почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Его губы долго скользили по ее губам, а язык пытался разжать их, чтобы проникнуть в возбуждающе приятную полость ее рта. Наконец ему удалось добиться этого, и они оба погрузились в бездну страстного поцелуя.

Она перестала контролировать свои движения, позволив своим рукам обвить его сильную шею. Их страстные стоны сливались в один, увеличивая и без того сильное желание обладать друг другом. Ян прижимался к ней все ближе и ближе, а она отодвигалась от него, пока не наткнулась на разделочный столик.

— Шей, Шей, — неустанно повторял он, осыпая ее поцелуями. — Я боролся с собой столько, сколько хватало сил, и вот я здесь. Я просто не мог не приехать к тебе. Все это время я проверял себя, свои чувства. Поначалу мне казалось, что это было минутное увлечение, и все пройдет, как прошел уик-энд. Но вскоре я понял, что не могу жить без тебя. Я приехал к тебе только сегодня, но моя душа уже давно была с тобой. Ты так не похожа на всех тех женщин, с которыми мои услужливые друзья пытались познакомить меня. Ты совсем не похожа на любую из женщин, которых я когда-либо встречал.

Он снова приподнял ее голову и, удерживая ее обеими руками, поцеловал ее с такой страстью, что у нее перехватило дыхание.

— Весь тот уик-энд, когда я с полотенцем на голове и в чем мать родила впервые увидел тебя, я не знал, что мне с тобой делать — испортить тебе настроение или поцеловать. Твоя дьявольская улыбка так злила меня, что я не находил себе места.

Шей прислонила голову к его груди и радостно вздохнула:

— Я тоже не знала, что мне делать — убить тебя немедленно или обнять и поцеловать. Я действительно готова была убить тебя за то, что ты не обращал на меня ни малейшего внимания. Ты иногда вел себя так, как будто меня вообще не существовало.

Он понимающе улыбнулся:

— О да, я прекрасно помню все эти моменты. Скольких сил мне стоило сохранять спокойствие и делать вид, что я не замечаю тебя. Я едва сдерживался, так мне хотелось наброситься на тебя.

Она подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза и убедиться в том, что он не шутит.

— А мои фотографии? Ты смотрел на них как аскет, абсолютно равнодушный к женским прелестям. У меня было такое ощущение, что ты совершенно не замечал меня на фотографиях.

Взгляд его глаз, освещенных каким-то внутренним светом, остановился на ее груди.

— Нет, я все заметил.., абсолютно все. Я заметил даже больше, чем мне следовало бы.

Ян снова наклонился к ней и поцеловал, но сделал это так, что ей показалось, будто он хочет этим поцелуем всю ее вобрать в себя. А его руки тем временем скользили по ее спине, и их мягкие и нежные прикосновения доставляли ей невыразимое удовольствие. Затем одна рука резко опустилась и замерла на округлой части бедра.

— Синяк еще не прошел? — спросил он, вспомнив тот злополучный мяч, который был с такой силой выпущен его собственной рукой.

Она улыбнулась, но даже не стала пытаться отодвинуться от него:

— Нет, не прошел. Синяк размером с теннисный мяч. Ты еще не забыл, как выглядит теннисный мяч? Вначале синяк был темно-пурпурного цвета, затем стал светло-синим, а со временем приобрел зеленоватый оттенок. Теперь это просто бледно-желтое пятно. — Шей на одном дыхании описала ему все этапы эволюции своей раны, полученной в ожесточенных боях на любовном фронте.