Когда с выбором трусов и лифчика было покончено, я принялась лихорадочно перебирать гардероб. Костюм – слишком строго, платье для посещения сольников Эдиты Пьехи – слишком пафосно, кожаный комплект для посещения сборных концертов в честь тысячелетия русского рока – слишком экстравагантно, лучше всего остановиться на самой обыкновенной водолазке и нейтральных джинсах. Послать Тимуру сигнал: я ничего не жду от этой встречи. Ее хотела не я, а ты.

Да. Джинсы и водолазка подходят для этой ситуации больше всего. А излишки помады, теней для век и румян придется удалить.

…Едва подойдя к метро, я вдруг вспомнила о прыще на подбородке – том самом, о котором говорила мусик. Как я могла пропустить чертов прыщ? Что за помутнение на меня нашло?! И как он выглядит?

Как мягкий шанкр, вертелось у меня в голове.

Наверняка он был самым безобидным, едва различимым или вообще микроскопическим, заметным лишь мстительному и ревнивому взгляду мусика. Но через полчаса бесплодных топтаний у «Петроградской» прыщ вырос до масштабов национальной катастрофы. Прибиться к какому-нибудь магазинчику, где есть зеркала, и попытаться в полевых условиях избавиться от него – именно это я и собиралась сделать, когда услыхала полный ликования голос:

– Ёлка!..

Тимур предстал передо мной не просто божеством, а deus ex machina5: он махал рукой из старенькой пятнистой иномарки, притормозившей в двух шагах от меня.

– Здесь нельзя останавливаться, – скороговоркой произнес он, распахивая переднюю пассажирскую дверцу. – Запрыгивай быстрее, и двинем в спокойное место.

Стоя на обжигающем январском ветру, я промерзла как цуцик и была полна решимости вломить божеству по самые помидоры. Я даже заготовила приличествующую случаю фразу: «Благодари Бога, что я не Belle du Berry, скотина, а то бы тебе пришлось заплатить неустойку!»

Как и следовало ожидать, фраза оказалась невостребованной.

Она тотчас же испарилась из моей головы, прихватив с собой все остальные фразы, а заодно и мысли, а заодно – и критическое отношение к действительности.

Я – в машине Тимура.

Впервые. И – возможно – надолго. И – возможно – навсегда.

Неказистая с виду, теперь она казалась мне верхом совершенства. Помесью «Ягуара», «Бентли», спортивного «Мерседеса» и… Чего там еще? Ага – уменьшенной копией космического челнока. В салоне благоухали орхидеи (орхидеи, а не какие-нибудь венерины мухоловки!), и звучал еще не испорченный последующими аранжировками и интерпретациями композитор Вагнер; а может, это был не Вагнер, а португальская певица Мариза?..

– Прекрасно выглядишь, – сказал Тимур, не скосив и глаза в мою сторону.

– Ты тоже, – начала я и тут же осеклась.

Тимур постригся. Кардинально. И сбрил свою фантастическую бородку.

Обнаружив вместо каштанового водопада снулое болотце околомодельной стрижки, я слегка приуныла. Тимур больше не выглядел божеством, а выглядел… Лариком. Или – что было еще хуже – лиходеем Никитой, умыкнувшим у меня антикварную вазу. Чтобы избавиться от наваждения, мне пришлось даже потрясти головой. Не сильно. Иначе остатки муки упали бы на ворот дубленки и Тимур принял бы их за перхоть.

Ну вот. Меня все еще волнует, как я выгляжу в глазах Тимура.

Уже хорошо.

А волосы имеют тенденцию отрастать.

– Как ты жила все это время? – спросил Тимур.

Умирала без тебя, могла сказать я, если бы… Если бы он не постригся.

– Нормально. Я жила нормально.

– Ты похорошела.

– Да ладно тебе заливать. – Прыщ на подбородке по-прежнему не давал мне покоя.

– Нет, правда. Я думал о тебе.

– И что же ты думал?

– Что ты – потрясающая девушка.

– Похожая на Belle du Berry?

– Да нет. Ты лучше. Много лучше.

Мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы пропустить это замечание мимо ушей.

– Как обстоят дела в журнале?

– Нормально.

– А Первое Лицо?

– Первое Лицо по-прежнему Первое. Да черт с ним, с журналом… Ты-то как?

– Ты уже спрашивал.

– А ты что сказала? – Только теперь я заметила, что Тимур нервничает.

Нет, правда: он нервничал! Шикарные волосы, затейливая бородка – они были всего лишь прикрытием. Укрытием. Норкой, в которой Тимур всегда мог спрятаться – от всего, ото всех. Они были его собственной венериной мухоловкой. И как только я раньше этого не замечала? Да ладно: я и не могла заметить. А теперь, пожалуйста: Тимур как на ладони.

Он нервничает.

Он испуган.

– А ты что сказала?..

– Я сказала, что живу хорошо.

– А доктор Франкенштейн не очень. Что он имеет в виду? Кажется, я поняла: доктор Франкенштейн, Андрей Андреич, большой специалист по вопросам общего укрепления организма. В свое время он слил мне адрес сайта «Rеальные знакомства в Норвегии» и уже потому заслуживает, чтобы я проявила хоть какое-то участие.

– Что же случилось с доктором Франкенштейном?

– Помешался, – коротко отвечает Тимур.

– А выглядел на редкость здоровым человеком.

– На здоровье и помешался. Выпустил брошюрку о борьбе с холестериновыми бляшками. Знаешь, как называется?

– «Майн кампф»? – не совсем удачно острю я.

– Ха! Почти!

Тимурово ха! звучит так же, как звучало три года назад, но теперь оно меня не убеждает.

– А еще он как подорванный составляет таблицы и перечни продуктов, которые не приводят к ожирению.

– Очень мило. Ты вызвал меня, чтобы рассказать о докторе Франкенштейне?

– Нет.

Он нервничает. Он испуган.

– Куда мы едем? – спрашиваю я после двухминутного напряженного молчания.

– Э-э… Просто едем.

Не постригись Тимур, мне было бы совершенно наплевать, куда мы едем. Более того, я (по ходу пьесы) могла и сама вообразить гипотетический маршрут:

– мы едем к морю,

– мы едем в горы,

– мы движемся в сторону парома, который отвезет нас в немецкий Киль, а из Киля можно отправиться в Амстердам курить траву (я не курю траву) и – дальше на юг, в Малагу или Барселону, на единственный континентальный концерт группы «Friends of Dean Martinez».

To, что в моем загранпаспорте нет ни одной приличествующей случаю визы, воображению не помеха, но скорее всего мы едем на пикник.

Точно – на пикник.

Вот и большая плетеная коробка на заднем сиденье вопиет о пикнике.

– Как ты узнал мой телефон?

– Это было не сложно. У меня полно друзей среди сотовых операторов. Я просто сообщил им твои паспортные данные…

– А как ты узнал мои паспортные данные?

– Глупый вопрос.

Действительно, глупый, учитывая, что конфиденциальной информацией такого рода торгуют едва ли не в общественных туалетах. Мне и самой втюхали диск с телефонной базой данных городского УВД – не далее как неделю назад, в подземном переходе у метро. Выходит, Тимур знает о термоядерном словосочетании Элина-Августа-Магдалена-Флоранс и… всегда знал. И за последние три года даже не почесался, чтобы разыскать меня. А теперь, когда ему приспичило…

Кстати, почему ему приспичило вызвать Элину-Августу-Магдалену-Флоранс из толщи времени? Что такого произошло?

Ничего. Кроме того, что он испуган и страшно нервничает.

И еще: руки Тимура, лежащие на руле, изорваны в хлам.

Это не преувеличение – они именно изорваны. Испещрены длинными, глубокими, идущими параллельно друг другу царапинами. Некоторые из царапин подернуты коричневой корочкой, а некоторые выглядят очень свежо. Так же свежо, как его недавнее признание: «Я по тебе скучал».

И Тимур еще думает, что я поверю ему? Наивный человек.

– Что произошло?

– Ничего особенного.

– Кто это тебя так? – Я осторожно указываю Тимуру на царапины.

– Никто.

– Производственная травма?

– Типа того. Не обращай внимания, Ёлка.

– Постараюсь.

– Ты занята?

– В каком смысле?

Тон, которым экс-божество задало вполне невинный вопрос, предполагает нечто большее, чем просто «что ты делаешь сегодня вечером?». В нем есть подтекст, и есть определенное чувство, и легкая ревность тоже присутствует. «Ты занята?» проходит по ведомству «Можешь ли ты назвать свое сердце несвободным?», рано я успокоилась насчет венериной мухоловки.

– Если это то, что мы оба имеем в виду, то нет. Не занята.

– Значит, ты свободна? – выдыхает Тимур.

– Да.

– Ив ближайшее время никуда не собираешься?

– Собираюсь. С тобой на пикник. Ты ведь решил пригласить меня на пикник?

Трактовать иначе большую плетеную корзину на заднем сиденье невозможно.

– Пикник? – Тимур делает попытку широко улыбнуться. – Это замечательная идея. Но сейчас вроде как слишком прохладно для пикника. Январь все-таки.

Давненько я не выглядела такой восхитительно круглой дурой. Такой идиоткой.

– Ладно, не пугайся. Я пошутила.

– Да нет же! Это отличная идея. Правда! Я тоже об этом думал…

Слава богу, мы остановились. И не где-нибудь, а в непосредственной близости от моего дома. Откуда он узнал?.. Ах да… распечатки баз данных в общественных туалетах и собутыльники(-цы) из числа операторов сотовой связи.

– Мне нужна помощь, Ёлка. И только ты можешь меня спасти.

Наконец-то он повернулся ко мне и я увидела его лицо. Не часть, как все то время, что мы ехали, а полностью. Без купюр. Левая щека Тимура была исполосована такими же царапинами, какие я видела на его руках, но смотрелись они еще более удручающе.

– Стремно, да? – Тимур хохотнул.

– Да уж. Ничего хорошего.

– У меня проблемы…

– Я вижу.

– Вернее, одна проблема.

– С девушкой?

Как же я раньше не сообразила? Следы на щеке вполне могут сойти за следы от бурного выяснения отношений с девушкой. Темпераментной девушкой, у которой нет проблем с релевантным саундом и которая делает маникюр не в домашних условиях, а в солидной, хоть и излишне милитаризованной маникюрной студии «К ногтю!» (вспомнить бы, где я видела эту вывеску). Так-то, Тимур, так-то, брателло! Это тебе не Элина-Августа-Магдалена-Флоранс с ее анемичными лапками.

– С девушкой? Почему с девушкой? – Тимур удивляется так, как будто я сморозила глупость. – С котом.

– Каким еще котом?

– Обыкновенным. Ну, не совсем обыкновенным… Не важно. Мне нужно пристроить кота.

– Кота? – Мне кажется, что я ослышалась.

Тимуру так не кажется.

– Ну да. Совершенно замечательный зверь. Я бы тебя не побеспокоил, если бы положение не было безвыходным. Мне просто необходимо уехать. Это срочная командировка, вопрос жизни и смерти, вопрос моего статуса, а из-за кота… Из-за него я даже с места сдвинуться не могу.

– И ты не нашел никого другого…

– Не нашел. Искал, но не нашел.

– Значит, я была последней в списке?

– Ну… почему последней? Ты совсем не последняя… Ласт, бат нот лист6, ха!.. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

– Знаю. Раньше не знала, а теперь знаю… Значит, ты разыскал меня только из-за дурацкого кота, которого некуда пристроить?

– Это не совсем так. Совсем не так…

Тимур – не божество. И даже не экс-божество. И даже не венерина мухоловка. Тимур – скотина, жалкое ничтожество, я полностью на стороне того, кто исполосовал его физиономию. А я еще нацепила на себя эротическое бельишко и сожалела, что у меня не было времени проштудировать недоделанный опус «Теория и практика русского секса», – ну не кретинка ли?.. Единственное, чего мне хочется, – выбраться из его таратайки и навсегда позабыть о его существовании. У меня это получится. Теперь – получится. Поскорее убраться – вот чего я жажду. Вернуться домой, смыть косметику и прильнуть к монитору, по ту сторону которого меня ждет добрый друг Jay-Jay.

Двери таратайки не открываются.

Он заблокировал их, вот гад!..

– Выпусти меня! – цежу я сквозь зубы.

– Ну чего ты взбеленилась? – Тимур вдруг вцепляется мне в плечо израненной рукой. – Не уходи, слышишь!..

Объяснить все последующее с точки зрения здравого смысла не представляется возможным: я дергаю дверцу как безумная, еще более безумный Тимур держится за меня мертвой хваткой. Борьба происходит в полной тишине, изредка нарушаемой сопением и неопределенными междометиями с обеих сторон.

– Прошу тебя, прошу, прошу… – это Тимур.

– Пусти меня, пусти, пусти… – это я.

Нервозное состояние экс-божества передается и мне.

В душной (несмотря на холод снаружи) атмосфере салона то и дело проскакивают электрические разряды, из каждого угла веет опасностью, еще секунда – и на меня навалится приступ клаустрофобии.

А ведь я никогда не страдала клаустрофобией.

Странно.

– Да и пошла ты к черту! – Тимур неожиданно отталкивает меня, и я ударяюсь головой о стекло.

– Чудно. Замечательная получилась встреча.

– Дверь открыта. Иди. Прости, что побеспокоил.