Стая отдыхала и предавалась развлечениям. Всё происходило вроде как в шутку, но по жгучим искоркам в глазах Борзуты Невзора поняла, что у парня есть к ней личные счёты.

– Оставь Размиру, она моя, – прорычал он.

– Эй, дружище, а ведь она не вещь, чтоб кому-то принадлежать, – усмехнулась Невзора. – И она сама выбирает, с кем ей быть.

– Она останется с победителем! – рявкнул Борзута и кинулся на неё.

Дрался он страстно, мощно и яростно, но и Невзора была не лыком шита. Бесхитростный и прямой, Борзута и в бою таковым оставался, пёр напролом, а его противница, хоть и тоже не из робкого десятка, имела иной склад ума. Ловля птиц научила её хитрости, расчётливости, терпению и хладнокровию. Она ловко увёртывалась, и пасть Борзуты щёлкала, ловя лишь пустоту. За их поединком наблюдали старшие члены стаи; за каждый удачный приём насчитывалось очко, за промах очко снималось. Невзора выигрывала восемнадцать – пять. Она выматывала Борзуту, заставляла тратить силы попусту, но сил у молодого оборотня было хоть отбавляй. Он таки цапнул Невзору за плечо, и она потеряла очко, а он его получил. Но не очки были ему важны, он хотел свалить соперницу и взять себе женщину.

«Парень, она всё равно с тобой не будет, независимо от исхода боя. Не люб ты ей. А силой ты её не заставишь», – сказала ему Невзора посредством мыслеречи.

«Это мы ещё посмотрим!» – И Борзута взвился в прыжке – могучий и огромный, как гора.

Невзора сама не поняла, как сгусток хмари оказался у неё в пасти. Он уплотнился, став жёстким, как камень, а в следующий миг полетел в Борзуту с силой стенобитного орудия. Крутанувшись волчком на месте, она выплюнула хмарь, и Борзута, издав хлюпающий звук, отлетел на добрых пять саженей и шмякнулся о дерево. На голову ему посыпались шишки.

– Если на счёт «десять» не подымешься, ты проиграл, – сказал Ёрш.

Борзута фыркал, качался, как пьяный, лапы его подкашивались, глаза съехались к переносице, но он упрямо пытался подняться. Когда прозвучало «десять», он, шатаясь, стоял на всех четырёх. Но боец был из него уже никакой, и Невзора победила, приложив его хмарью ещё раз.

– Извини, дружище, – усмехнулась она, принимая человеческий облик, и добродушно потрепала растянувшегося на земле противника по лохматому загривку.

С первым снегом стая окончательно перенесла место своего отдыха в подземелье. Невзора обнаружила, что стала малочувствительна к морозу; холод она, конечно, ощущала, но не страдала от него, он ей не мешал ни в зверином, ни в человеческом облике. И всё же она была всегда не прочь погреться у огня – особенно вместе с Размирой. Она сделала ей в подарок костяной гребень, чтоб та могла расчёсывать свои прекрасные волосы.

Оборотней было почти невозможно выследить: они умели передвигаться по хмари, не оставляя отпечатков лап. И всё же стаю умудрились найти люди. Это были даже не охотники, а двое усталых, измученных переходом по зимнему лесу детей – мальчик и девочка.

Бедно одетые, закутанные в дырявые зипуны, они валились с ног от утомления и голода. Носы и щёки у них были обморожены. Ёрш сидел у костра в подземелье и ел лосиную печень, когда два оборотня притащили и бросили перед ним маленьких пришельцев наземь.

– Кто такие? – сурово спросил вожак.

– Мы матушку ищем, – чуть слышно ответили те.

Пещеру огласил вопль. Размира, сорвавшись со своего места, кинулась к несчастным, замёрзшим ребятишкам, сгребла в объятия и принялась осыпать их обмороженные мордашки безумными поцелуями.

– Детушки! Малоня! Звиша! Это я, матушка ваша! Родные мои, пташки мои, заиньки мои! Как же вы нашли меня?

Она верно назвала имена детей, и те заплакали, обнимая её в ответ.

– Матушка, матушка, батюшка нас обманул, сказал, что ты утонула! А тётка Медведиха нам правду сказала – что ты в лесу теперь!

– Кровинушки мои, – стискивая их в жадных, оберегающих объятиях, бормотала Размира с мокрым от слёз лицом.

Такие это были неистовые объятия, что никто не осмелился бы сейчас приблизиться к ней. Она любого бы в клочья порвала, если б у неё попытались отнять детей. Большего от измученных ребят добиться было нельзя: они падали с ног, Размира держала их на весу.

– Ёрш, разреши им отогреться! – взмолилась она вожаку.

Тот кивнул.

– Пусть греются. Можешь их накормить.

Место у костра для них нашлось. Размира бросила короткий благодарный взгляд на Невзору, которая тут же принялась варганить в котелке похлёбку из мяса и сушёных грибов. Обмороженные места детям смазали жиром. Укрытые одеялом из заячьих шкурок, Малоня со Звишей уснули у огня, даже не дождавшись еды.

– Как бы не захворали, – шептала Размира, то и дело поправляя одеяло.

Дети спали долго. Их дыхание едва слышалось, и Размира забеспокоилась, не сделало ли охлаждение своё убийственное дело. Разбудив их, она поила их горячей похлёбкой, а те, полусонные, кое-как глотали. Мясо было для них жестковато, но им, чтоб согреться, хватало и отвара, на поверхности которого плавали капли жира. Потом они снова уснули. Костёр горел, поддерживаемый новыми и новыми охапками дров.

Едва проснувшись, дети тут же снова очутились в объятиях матери. Размира, целуя их и успокаивая ласковыми словами, расспрашивала их о житье-бытье, и те поведали:

– Батюшка женился опять... Мачеха уже двоих родила. Матушка, худо нам живётся! Не любит нас батюшка, не разговаривает, смотрит так, будто мы пустое место! А если и скажет слово, то не доброе, а злое. Мачеха лишним куском попрекает, работать тяжко заставляет. Говорит – обжоры мы, её детей объедаем... Бьёт нас чем попало, и скалкой, и палкой!

А между тем ребят нельзя было назвать упитанными, скорее – наоборот. Щуплые, осунувшиеся, бледные и малокровные, они явно страдали от недостатка родительской любви и пищи. Закончив свой печальный рассказ, они снова попросили есть.

У Невзоры уже была готова жареная рыба и отвар из сушёной клюквы, а жена вожака угостила детей орехами из своих запасов. Размира заботливо очищала рыбу от костей, придирчиво проверяя каждый кусочек, и только после этого давала им. Кисленький, но горячий клюквенный отвар и прогревал нутро, и помогал предотвратить простуду. Обыкновенно светлое чело Размиры потемнело и хмурилось, глаза горели гневным огнём.

– Чего ты? – спросила Невзора.

У той лицо дёрнулось, точно от боли, взгляд негодующе сверкнул.

– Ни в чём детки не виноваты – разве их вина, что их мать оборотнем стала? – процедила она. – За что же им такое житьё? Мачеха она и есть мачеха – человек чужой, но родной отец! Не ожидала я такого от мужа. Ежели б знала я, что он о них худо заботиться станет, давно бы их с собой забрала.

Она обратилась к вожаку за разрешением оставить детей в стае, но Ёрш ответил:

– Ты сама знаешь, обращать детей в Марушиных псов – запрещено. Этот закон я нарушать сам не стану и никому не позволю. Я тебе так скажу: верни их отцу. Оставишь – беда будет. Я это нутром чую. А чуйка меня ещё ни разу не обманывала.

Размира была в отчаянии. Дети плакали и умоляли не отправлять их домой к злой мачехе и равнодушному отцу.

– Вот что, – поразмыслив, сказала Невзора. – Не горюй. В стае детям и впрямь не место, но можно их устроить в зимовье. Там хотя бы печка есть и спать по-человечески можно.

Она выбрала одну из маленьких лесных избушек, расположенную глубже и дальше всех от людского жилья. Судя по давно испортившимся и погрызенным мышами остаткам припасов, туда уже много лет никто не заглядывал. И неудивительно: избушка стояла на границе владений Марушиных псов, так далеко в лес люди заходить опасались, потому и забросили это зимовье. В дровяном сарайчике нашлось всего несколько поленьев. Невзора затопила печь, а сама нашла топор и отправилась в лес – пополнить запас дров. Размира осталась в домике с детьми.

Полночи Невзора трудилась дровосеком, и сила оборотня ей немало в этом помогла. Ей даже топор почти не требовался: от ударов хмарью высохшие поваленные стволы разлетались в щепки, оставалось только собирать их в вязанки и таскать в домик. Срубила она и несколько живых деревьев. Поленница получилась внушительная – надолго должно хватить.

– Днём, когда солнышко светит, я из дому выходить не смогу, – объясняла детям Размира. – От света яркого глазам больно и ничего не видно. Поэтому вы днём не убегайте далеко от меня, а то, случись что, я вас и защитить не смогу.

Огонь в печке пылал жарко. Пока Размира запекала мясо, Невзора натаскала воды из ручья, нагрела и приготовила щёлок для мытья и стирки. Золы в печке нашлось для этого достаточно. Детей искупали в корыте и отстирали их плохонькую, залатанную одёжку. Синяки на их худеньких телах подтверждали рассказ о рукоприкладстве мачехи, и у Невзоры стискивались челюсти, а в груди тлели угольки негодования.

Для Размиры это были дни счастья. Поначалу жизненный уклад у неё с детьми не совпадал: она днём пряталась в сумраке на полатях и спала, а ночью, когда она бодрствовала, у детей закрывались глаза. Но понемногу они приспособились и перешли на ночной образ жизни, чтобы видеть матушку не спящей, а бодрой и весёлой. Вспоминая всё, что рассказывал Древец, Размира забавляла их сказками; заново узнавая друг друга, они задорно и шумно играли. Основной добытчицей была Невзора, но иногда и сама Размира уходила за пропитанием.

Ёрш этого не одобрял. Встретив Невзору на охоте, вожак повторил:

– Лучше ей вернуть детей отцу. Говорю вам: беда будет, так вы не слушаете...

– Ёрш, детям плохо с отцом, – возразила Невзора. – Вот скажи, ты позволил бы кому-то чужому поднимать руку на своё чадо? Ты глотку бы перегрыз за такое! А он позволяет мачехе распускать руки. Да ещё и морить ребят голодом! Какой он после этого отец? Да он хуже врага!

Ёрш угрюмо выслушал её жаркие доводы, не перебивая. Когда Невзора закончила свою речь, он коротко сказал:

– Беда будет.

На том они и расстались.

Однажды Невзора пропадала на охоте несколько дней: далеко забралась в поисках зверя. А когда вернулась... Снег вокруг избушки был испещрён лошадиными, собачьими и человеческими следами, распахнутая дверь поскрипывала, печка давно погасла, а на полу в выстуженном домике лежала Размира.

Запах яснень-травы сразу едко ударил Невзоре в нос. Сердце лопалось от натуги, чернокрылая беда раскинулась над головой и клевала душу плотоядным клювом... Размира не дышала, лицо и грудь её были обезображены – блестели сплошной раной. Видно, в неё плеснули отваром. Детей нигде не было.

Тщетно пыталась Невзора отыскать хоть каплю жизни в теле Размиры. Оно уже остыло. Псы и лошади... Здесь были люди-охотники. Следы принадлежали пятерым мужчинам; один из них прихрамывал, другой, редкостный великан, чуть косо ставил ступни, как медведь. Отец забрал детей и убил их мать.

Алая пелена ярости залила взгляд зверя. Он жаждал только одного – мести. Человеческое было сорвано и смято тяжёлой лапой, остались только смертоносные зубы, беспощадные ледяные глаза и бешеный бег по следу.

След привёл Невзору в село. Чёрной тенью проскользнула она по улицам и нашла дом, в котором светились окна. Всё вокруг было погружено во тьму зимнего сна, и только здесь воровато горел свет, будто людям внутри совесть уснуть не давала. Там плакали осиротевшие Малоня со Звишей: их голоса донеслись до острого слуха Невзоры и пронзили ей сердце тонкими и жалобными отзвуками горя. Она приникла к окнам.

– То была уже не ваша матушка! Это зверь! Оборотень с хмарью вместо души! – кричал детям высокий и сильный, статный человек с рыжеватой бородой и холодными голубыми глазами. – Он убил и сожрал бы вас!

– Это матушка! Наша матушка! Она не причиняла нам зла, сказки нам сказывала, кормила нас досыта и играла с нами... Она была добрая! Хорошая! Зачем ты убил её?.. Это не она, это ты – зверь! Ненавижу тебя! – Мальчик бросился с кулаками на рыжебородого, но тот отшвырнул его и ударил несколько раз по щекам.

– Руку поднимать на отца вздумал, щенок? Волчье отродье!

Девочка, сжавшись в углу в комочек, только беспомощно, горько всхлипывала.

В горнице за большим, крепко сбитым столом сидели мрачные охотники. Трое – в зрелых годах, один – совсем молодой, здоровенный парень, чем-то похожий на Борзуту. На лицах их лежала суровая тень. Судя по всему, они и были вместе с мужем Размиры там, в домике.

– Худо Люторь сделал, что убил её... Ох, зря! – промолвил старший, поглаживая бороду с проседью. – Теперь жди мести Марушиных псов. Да и Маруша может разгневаться. Всю траву, что ещё оставалась, он на отвар пустил; а псы придут – и что мы делать станем? Чем защитимся?

– Надо у тётки Медведихи спросить, – подал голос молодой охотник-богатырь. – Она ведунья и травница, может, подскажет чего... Или колдовство какое знает.

– Э, Ченел, ты забыл, видно, что Медведиха Размире – родня! Глупо ждать от неё помощи, – возразил старший охотник.