Анна Грэм - Быть Корелли

— «Триумфальная арка». Равик встретил свою Жоан Маду на мосту. Она хотела покончить с собой. Очень похоже на нас.

Она задумалась. Её внимательный взгляд рассеялся, а уголки губ опустились вниз. Возможно, она сомневалась в своём выборе, возможно, жалела о чём-то. Алек не любил обсуждать отношения, но, почему-то, это любила делать каждая женщина, такова была их природа. И сегодня Алек не хотел с этой природой спорить.

— У них всё плохо закончилось… У нас такого не будет, — Алек выпрямился, чтобы взять на пробу бокал с белым вином. — И вообще, они там только и делали, что пили.

Изабелла рассмеялась. Алек улыбнулся, притянул её к себе за талию, положил подбородок ей на плечо, согнувшись дугой — сидя она оказалась невелика ростом, каблуки добавляли ей лишних четыре дюйма. Она повернула к нему лицо, прижалась щекой к щеке. Запах её кожи смешанный с ароматом мандарина, её нежность, кальвадос, ударивший в голову — Алек чувствах себя окрылённым, по-дурацки счастливым, несмотря на ворох проблем, которые он оставил за порогом винного погребка.

— Я была для тебя лёгкой победой, да, Алек? — она кокетливо улыбнулась, но в глазах её застыла грусть и надежда. Она, как и любая женщина, хотела быть последней и единственной. Алек был хорош в стратегическом планировании, но только, когда дело касалось бизнеса, в отношениях личных всё было куда сложнее. Но это не мешало ему наслаждаться иллюзией того, что это волшебство между ними продлится до конца жизни, и поддерживать её иллюзии. Ведь никто не знает, что будет завтра, если уж мыслить совсем философски…

— Ты считаешь я только и делаю, что побеждаю юных и прекрасных дев?

— Я почти уверена.

Изабелла чуть отсела от него, повернулась, посмотрела с вызовом. С ревностью. С необузданным желанием обладать им и только им. Пламя свечей играло в её глазах, тёмных, почти не проницаемых, с дьявольским, хмельным блеском где-то на дне их, отражался всполохами на чуть влажных губах. Алек смотрел на эти губы и не мог оторваться.

— Количество не слишком интересует меня.

— «Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее, чем та, которую можно заполучить — старинное правило». «Чёрный обелиск», — процитировала она, взявшись за бокал. Изабелла выглядела встревоженной.

Официант принёс заказ. Сомелье вскрыл бутылку выбранного Алеком белого вина.

— Не читал, — он передал ей тёплое влажное полотенце для рук. — Ты чего-то боишься? — спросил Алек, когда все ушли. Изабелла долго молчала, разглаживая на коленях идеально ровную салфетку.

— Будущего. Боюсь, что какая-нибудь неведомая сила заберёт тебя у меня.

— Этого не случится.

Алек был категоричен. Он взял её за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Она взволнованно хлопала ресницами и смотрела на его губы. Алессандро поцеловал её. У её помады был привкус смородины.

Ему нравилось, как Изабелла разговаривает, как строит фразы — казалось, она не из этого времени. Её голос — томный, мелодичный, низкий — резонировал где-то в груди, приятно щекотал слух. Они ужинали, пили вино, Изабелла выбирала десерт, Алек — кофе. Ему было хорошо с ней. Не только спать, а даже просто сидеть вот так и молчать. Она будоражила его, волновала и в то же время сделалась для него островком покоя и отдыха. Рядом с ней он действительно не хотел больше думать ни о чём.

— Ты любил свою жену? — она вдруг выбила его из блаженной неги своим вопросом. Алек вздохнул. Когда-нибудь она всё равно подняла бы эту тему, так почему же не удовлетворить её любопытство сейчас? К тому же, кальвадос и вино отлично развязывают язык.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Скажем так, я был не слишком счастлив в браке.

— Она не любила тебя?! — её брови изумлённо взметнулись вверх, словно тот факт, что не все женщины любят Алессандро Корелли, а некоторые его вовсе ненавидят, был чем-то невозможным, сравнимым со снегом, выпавшим в середине июля. Он усмехнулся. Всё-таки Изабелла умела ласкать мужское эго. Не только в постели.

— Она любила мои деньги. И я, скорее всего, её тоже не любил.

— Это очень грустно…

— Нет, не грустно. Так бывает, — Алек нащупал под столом её узкую маленькую ладонь. Она была ледяной. — Тебе не холодно? Здесь довольно свежо.

Изабелла сжала его ладонь в ответ. Алек дотронулся губами до её виска. Ужин пора было сворачивать, ему хотелось остаться с Изабеллой наедине.

— Я немного устала. Поедем домой?

Алек снова поцеловал её. Долго, тягуче, многообещающе. Изабелла отвечала, пылко прижимаясь к нему всем телом, лаская холодными до мурашек ладонями его лицо, шею, зарываясь в волосы. Ни на секунду не прекращая обнимать её, Алек вызвал официанта и оплатил счёт. Когда они выходили из зала, Бьянки Фальконе и Карлы Понтедра уже не было.

 - 2 -

Изабелла знала за собой эту гадкую черту — резкую смену настроений. Тайком от Хамфри она даже пила антидепрессанты, думая что повредилась головой, увидев отца в петле. И сегодня она сама себя подвела — перестаралась, пока собиралась на ужин и почти у самого выхода поняла, что выбилась из сил. А после, увидев Алека в фойе — такого красивого, статного, в смокинге, ждущего её и только её — воспряла духом. Её сердце трепетало, как птица, когда он, осторожно касаясь, надевал ей на шею бриллианты. Которых она не заслужила. Не выстрадала. Изабелла почти привыкла, что подарки равно извинения, этот уравнение так плотно засел в голове, что она едва не расстроилась, когда Алек, кроме комплекта украшений наверняка баснословной стоимости, подарил ей её любимые «Амуаж…», которые навсегда остались в доме прокурора. Но Алек был искренен, он не пытался купить её расположение, ведь она и так уже отдала ему всё и отдаст ещё больше, стоит ему только намекнуть… И она снова была счастлива, глядя из окна его машины на вечерний Чикаго.

Она расстроилась, когда увидела Карлу и Бьянку в «Империал». Бьянка посмотрела на неё так, словно хотела убить на месте. Изабелла была шапочно знакома и с ней, и Карлой. Их представляли друг другу на одном из многочисленных приёмов, куда Осборн таскал её с собой, словно ручную собачонку, но ни та, ни другая не отнеслись к ней серьёзно и не удостоили даже парой фраз. Они демонстрировали пренебрежение всем своим видом — богатенькие дочки богатых папочек против девицы, которая с таким вот «папочкой» спит, наверняка не ради глубины его души и красоты тела. Все всё друг про друга понимали, а если не всё, то восполняли недостающее сплетнями. Изабелла не делала больше попыток с ними подружиться. И от этого столь пристальное внимание Бьянки пугало её, было ей неприятным. Но потом Алек обнял её — обнял так, чтобы все видели, показав этим, что ничего не стыдится — и Изабелла снова почувствовала себя счастливой. Они сидели рядом, дегустировали вино, говорили ни о чём и обо всём на свете — Изабелла могла, наконец, говорить о том, что интересно ей, не натыкаясь на пустой, непонимающий, а порой и насмешливый взгляд. Алек слушал её и слышал, и она почти любила его в этот момент.

А потом вдруг вспомнила всё, с чего они начинали. Вспомнила о его жене. Ведь если бы не её нелепая смерть — надо же, уронить фен в ванную, какая нелепость! — Алек был бы сейчас с ней, а Изабелла — наверняка в гробу, сбитая машиной. Ей хотелось быть в чём-нибудь уверенной, хотя она знала больше других, что в этой жизни нельзя быть уверенной ни в чём. Ей хотелось, чтобы Алек никогда не любил свою жену, но её, Изабеллу Бланко, обязательна полюбил бы. Хотелось, чтобы Алек боролся за неё, но в то же время не хотела, чтобы они с Осборном когда-нибудь где-нибудь пересекались, и ей было страшно спрашивать, чем закончилась история с её похищением. Ведь Алек её похитил! Похитил из дома федерального прокурора Чикаго! А к концу вечера она и вправду замёрзла — в платье с открытыми плечами холод подвала ощущался особенно сильно. Хмель отошёл и больше не согревал её, только объятия Алека давали ей живительное тепло, но одних объятий ей было мало…

— Ты умеешь водить?

Алек спросил её, когда они подходили к его блистающему хромированными колёсами «Линкольну».

— Никогда не садилась за руль.

У неё не было водительских прав, не было и у её матери — в их семье почему-то считали вождение автомобиля не женским делом. Да она и сама бы не рискнула: лавировать в плотном городском трафике, умудряясь ни в кого не врезаться, изучать все эти штрафы, парковки, миллион кнопок на приборной панели — всё это казалось ей недостижимой наукой, а с точными науками ей всегда было непросто…

Алек распахнул водительскую дверцу, сделал приглашающий жест. У него были хитрые глаза, он едва сдерживал улыбку.

— Ты шутишь?! Я разобью её. И я пьяна.

— Шучу. Но не совсем.

Алек сел в машину, завёл мотор и отодвинул до упора сиденье назад. Хлопнул себе по бёдрам, приглашая сесть. Изабелла, взбудораженная, испуганная и немного злая, не сделала ни шагу. Действительно пьяна или, наконец, освоилась и осмелела — Алек впервые наблюдал её такой. И она нравилась ему такой. Не податливый пластилин, не испуганная лань, а женщина, вдруг почувствовавшая под ногами почву. И Алек был счастлив, что именно он дал ей эту почву.

— Ты тоже пьян. Первый же патруль поймает нас.

— Иза, я даже не знаю сколько мне нужно, чтобы напиться. А насчёт патруля… Мне позволено немного больше, чем простым смертным… Давай.

Алек никогда не кичился положением, но здесь перед Изабеллой, не смог удержаться. Рядом с ней он чувствовал себя юным и безбашным. Этот азарт заразил и её. Она села к нему на колени, обняла, положила голову на грудь. Электропривод закрыл за ними дверь, и Алек втопил педаль в пол.

Изабелла кричала на резких поворотах, когда встречные и параллельно едущие машины сигналили им вслед за опасное вождение. Хохотала и прижималась к нему ближе, когда стрелка спидометра на прямом участке дороги приближалась к красной отметке. Она кричала и смеялась, когда Алек на пустынной части трассы предложил ей взять в руки руль. А после, когда адреналин прогорел, она лежала у него на груди, слушая, как сыто рокочет мотор его красивой машины, и обнимала его, целовала в шею над воротом белой рубашки, стараясь не оставлять следов помады, но всё равно оставляла. Ей больше не было холодно — жар его крепкого, сильного тела окутал её, размягчил и распалил, и для грусти не осталось места.

Ни один патруль не рискнул остановить машину с этими номерами.

— Ты всё ещё хочешь домой? — цепко следя за дорогой, Алек поцеловал её в макушку, зарылся свободной ладонью в волосы.

— Я хочу тебя, — Изабелла взглянула на него снизу вверх, преданно, с восхищением, оставила лёгкий поцелуй кончике подбородка.

Один поцелуй, три слова, и в груди его снова полыхнуло.

— Значит, домой, — выдохнул он. — А потом тебя ждёт сюрприз.

— Какой?

— Всё по порядку, Иза. — Алек дотронулся до её бедра, провёл ладонью по всей длине огромного выреза. Изабелла хотела больше, дальше, но крепкая ткань корсажа и плотных трусиков-кюлотов в стиле ретро не давали на это шанса. Изабелле хотелось раздеться. Хотелось на самом деле, без принуждения, без подмены страха сказать «нет» на собственное вымученное «да». У неё не осталось ни стеснения, ни страха перед неизвестным, как то бывало с Хамфри, когда Изабелла могла лишь гадать, каким способом он будет её сегодня иметь. Алек в постели был консервативен и по-хорошему предсказуем — и это радовало её, и давало ей простор для фантазии, и право решать самой, что делать со своим телом.

Они бросили машину на придомовой парковке и едва дождались лифта. Там внутри, несмотря на камеры, припали друг к другу. Изабелла едва успевала ухватить порцию кислорода, потому что не могла оторваться, и Алек не мог. Поцелуи становились глубже, настойчивее. Она держала в ладонях его лицо, пока он задирал ей платье, прижимая спиной к зеркальной стенке лифта. Его рука скользнула по шёлку закрытых трусиков — они сидели на ней слишком плотно, как чёртов пояс верности, и Алек выругался, не найдя ни одной лазейки к желанному. На выходе из лифта они едва не столкнулись с портье, но даже не взглянули в его сторону. У Алека дрожали руки, он никак не мог нащупать в кармане ключ-карту.

Она ждала с нетерпением того момента, когда избавится от платья и продемонстрирует лучшую себя — в чёрном комплекте, дизайн которого навеян модой ревущих двадцатых, закрытом, но оставляющий простор для фантазии. Как только раздался писк открываемой двери, Изабелла скользнула в темноту и нащупала сбоку молнию платья. Молния коротко взвизгнула.

— Изабелла… — было сказано с восхищением и предвкушением, когда она, перешагнув скомканное на полу платье, двинулась к его спальне.