Анна Грэм - Быть Корелли

Облачаясь в чёрное, закрытое до горла платье-миди, Изабелла вспоминала, как жутко замёрзла под вечер. В отеле (или только в её номере) были проблемы с отоплением, и она ничего не смогла с этим поделать, потому что портье — лысый, небритый мужик в растянутой толстовке, который так напоминал ей Хамфри и лицом, и жадными, вечно блестящими от похоти глазами — кажется, был пьян. Она боялась пускать его в номер. Она не смогла бы пережить насилие снова, не смогла бы снова убедить себя, что шла на это по согласию. Она бы просто погибла… Изабелла вызвала такси и сбежала, и истратила безумную сумму по счётчику почти за два с половиной часа пути до «Золотого берега». Она спешила обратно в свою золотую клетку. Туда, где оставила своё сердце.

Сидя на угольно-сером пуфе в гардеробной Алека, Изабелла надевала чёрные неброские лодочки и прокручивала в памяти самое ужасное из воспоминаний. Темнота. Пустая бутылка. Алек. Его бешеные глаза. Его пьяные слёзы. Она представить не могла, что однажды увидит его таким. Она не могла поверить, что Алессандро Корелли может что-то сломить.

«О, боже…»

Тогда он казался ей призраком, бледным оттиском того Алессандро Корелли, которого она знала. И она возненавидела себя за то, что оставила его в такой тяжёлый момент.

— Ты готова? — Алек заглянул в гардеробную. Он был бледен, весь карибский загар словно бы сошёл с него этим утром. Чёрный смокинг, чёрная рубашка и бордовые траурные цветы, он и сам казался мёртвым. Словно собирался на собственные похороны. — Я ещё раз повторюсь, что ты можешь не ехать, если не хочешь…

— Нет, Алек. Я буду с тобой. Я хочу быть рядом.

Алессандро кивнул и исчез за дверью.

В ту ночь он рассказал ей всё. Про жену, про брата, про отца… Рассказал без прикрас, чего стоила такая его жизнь, какая тьма скрывается за безупречным фасадом. Но Изабелла не испугалась, она лишь сильнее полюбила его. Лишь сильнее захотела ему счастья. Сегодня на похоронах Данте она будет рядом с ним. Сегодня она покажется его семье и тем подтвердит честность своих чувств.

Завершив образ чёрной шляпкой с вуалью, Изабелла вышла из гардеробной. Она нашла Алека сидящим на банкетке у выхода. Он смотрел в одну точку и почти не двигался. При свете дня его бледное лицо посерело, глаза впали и заострились скулы. Он будто снова и снова прокручивал в памяти тот злополучный вечер, когда чужая воля заставила его нажать на спусковой крючок.

— Милый, — она дотронулась до его плеча. — Ты ни в чём не виноват.

— Виноват, — глухо и зло ответил Алек. — Я мог остановить всё это.

— Он бы тебя убил.

— Не посмел бы.

— После всего, что ты рассказал мне о своём отце, я не была бы так уверена, — она обошла его со спины, поддела пальцами подбородок. — Посмотри на меня. Алек.

Его взгляд был словно колотый лёд, холодный и острый. В нём больше не было тоски и скорби, только отчаянная злоба, непредсказуемая, пугающая. Изабелла безуспешно пыталась угадать, куда она направлена, внутрь или вовне, и никак не могла угадать. Алессандро бесконечно о чём-то думал и почти ничего не обсуждал при ней. К ней он приходил за редким и оттого безумно желанным отдыхом для души — так он ей говорил. И Изабелла приняла это. Потому что безумно любила.

— Ты не виноват, у тебя не было выбора.

— Ты не представляешь, как я устал быть марионеткой, — он тяжело вздохнул, разгладил невидимые складки на бёдрах. Белый циферблат «Одемар Пике» — минималистичный, едва ли не скромный дизайн, чёрный ремешок, под цвет всеобщего траура — поймал солнечный блик. Непогода отступила, даже солнце вышло проводить младшего Корелли в последний путь.

— Я верю, когда-нибудь это изменится. Я всегда поддержу любое твоё решение.

Алек положил ладонь ей на поясницу, протянул к себе, прижался щекой к её тёплому, мягкому животу. А после резко встал, одёрнул пиджак, снял с ключицы брелок от «Ягуара».

— Пора. Не хочу опаздывать.

Изабелла кивнула и молча скользнула следом за ним в фойе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- 1 -

Старое кладбище Грейсленд было настолько большим, что впору было заблудиться. Изабелла никогда не была здесь — её родители были похоронены на кладбище Святого Бонифация, но и там она постоянно плутала, пока вовсе не бросила попытки навещать молчаливые могильные плиты, бывшие когда-то её семьёй. Она шла возле Алека, крепко держа его под локоть, своим прикосновением напоминая ему, что она рядом. Туфли слишком громко цокали — на кладбищах всегда была плотная, стоячая, как болото, тишина, и даже шумное дыхание сравнимо было со свистом ветра. Поразительно, но игравшие с сухими листьями порывы остались за воротами кладбища — даже ветер боялся беспокоить усопших. Алек плотно замолчал ещё в машине, и здесь не проронил ни слова — они тихо шли по главной аллее, и Изабелла от скуки рассматривала старые надгробия и памятники, многим из которых было больше двухсот лет.

Чем ближе они подходили к месту похорон, тем чаще мелькали вдоль дорожек чёрные спины охраны — Изабелла узнавала их по воткнутой в ухо гарнитуре и взгляду, цепкому, но в то же время отсутствующему. Широкая аллея вывела их к часовне, где проходила церемония прощания — там этих чёрных спин было гораздо больше. Приглашённые медленно плелись в сторону распахнутых дверей часовни и исчезали внутри, в дрожащем мерцании свечей, в тяжёлом запахе ладана и пионов. Белые, с переливами в бедно-розовый, цветы, казалось, были повсюду: на деревянных скамьях, у алтаря, у чёрных, как уголь, гробов с золотой вязью на крышке. Изабелла боялась подходить к покойным, но не смела отпускать Алека от себя ни на шаг. Она спряталась за его спину и старательно отводила взгляд, рассматривая бархатистые лепестки кудрявых роз, из которых был составлен её прощальный букет.

Никто не готовил речь, потому что никто не смог бы её внятно произнести — Джулиано, средний брат Алека, беззвучно плакал, закусывая губы, синьор Руссо и синьора Гарделия сидели в первом ряду с каменными лицами, плакали только двое — пожилые мужчина и женщина, наверное, родители Литы — и дети. Боже зачем было брать сюда детей?! Сколько им лет? Четыре, шесть, не больше. Изабелла замечала, как они вжимают головы в плечики стоит дону Руссо лишь поднять на них взгляд. Когда Алек подошёл к ним, чтобы обнять, они вяло позволили это ему, их лица были испуганными и смущёнными. Алессандро они тоже побаивались. Дети, как доверчивые котята, льнули к рукам бабушки и дяди Джулиано. И синьору Леопольдо Фалани они доверяли больше, чем родному деду. Расстановку сил и приоритетов в семье Изабелла с лёгкостью считала с маленьких детей — самых честных существ в этом мире. Самых пострадавших…

Изабелле было дурно от густого, дымного запаха смерти, у неё чертовски разболелась голова, и только тёплая рука Алессандро в её руке удерживала Изабеллу от побега на воздух. Здесь была его семья и самые близкие их друзья, не больше трёх десятков человек, и многие из них с интересом — а кто и с осуждением, словно Алессандро должен был навеки теперь остаться вдовцом! — поглядывал в её сторону. Но Изабеллу это больше не трогало. Она нужна ему, он нужен ей, а злые языки пусть давятся собственным ядом.

После проповеди священника, процессия двинулась вглубь кладбища. Семейный склеп с причудливо выписанной по камни буквой К притаился среди раскидистых ивовых деревьев. Внутрь вошли лишь работники службы захоронения и кровные родственники. И Изабелла — Алессандро не оставил её за дверьми. У него не было ни капли сомнения в том, что её присутствие уместно здесь. Зато были у Руссо — он, сидя в кресле-коляске, смотрел на неё так, будто хотел испепелить. Он действительно внушал страх, теперь Изабелла прекрасно Алека понимала.

Изабеллу ужаснуло то, что в семейном склепе были подготовлены места для всех, даже для живых — ниша на втором ярусе была прикрыта мраморной плиткой, где витиеватой резьбой по камню было выведено Алессандро Корелли. Распахнув глаза, она вопросительно взглянула на Алека, но он даже не понял её — для него это не было чем-то удивительным. Изабеллу поразило то, как обесценивалась его наиценнейшая жизнь, ярость так захлестнула её, что, шепнув Алеку «прости, мне душно» она вышла из склепа. На воздухе её накрыло — Изабелла расплакалась, прижимая ко рту скомканный кружевной платочек. Она плакала так горько, что не сразу заметила, что не одна здесь — Гарделия Корелли вышла из склепа минутой ранее. Высокая, статная, стройная — возраст не портил её, он придавал ей величия. Гарделия не плакала, она была преисполнена достоинства, как настоящая матрона, мать семейства.

— Изабелла.

Она первая дала знать, что заметила её, и, Изабелла, смутившись своей непочтительности, низко опустила голову — Гарделии Корелли хотелось поклониться. За всё то, что её заставили пережить. За то, какой сильной она при этом оставалась. За то, что она родила её любимого мужчину.

— Синьора. Скорблю вместе с вами.

— Скорбеть наш удел.

Гарделия не взглянула на неё, её взгляд, преисполненный вековой тоски и мудрости, устремился куда-то вдаль. Изабелла не могла оторвать от неё взгляд — синьора Корелли была похожа на статую. Такая же бледная, неживая, но до безумия красивая.

- 2 -

Церемония закончилась. У подножия могил положили последний букет. Гости отправились на обед, Алессандро — на деловую встречу, Изабелла — домой, приходить в себя. Она вспомнила знаменитую фотографию министра нацистской пропаганды Йозефа Геббельса — его запечатлели в тот момент, когда он узнал, что фотограф — еврей. На прощание Дон Руссо Корелли посмотрел на неё точно также. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

Тюрьма округа Кук — крупнейшая в Чикаго — была расположена в центре Саут-Лондейла, в трёх часах езды от кладбища Грейсленд. Большую часть пути Алек преодолел за рулём, а после, оставив «Ягуар» на платной парковке, пересел в такси. В такси он переоделся в клетчатый твидовый пиджак и рыжее кепи, чёрные кожаные перчатки и тёмные очки — встреча с Фредерико Романо должна была оставаться тайной во избежание ненужных слухов. Консильери дома Корелли ожидал суда в комфортабельной камере со всеми удобствами: интернетом, телефонией и телевидением и эксклюзивной возможностью изредка и под бдительным присмотром принимать у себя посетителей. В его внешности не было ничего выдающегося, никакого намёка на величие — обычный мужчина, рост ниже среднего, худощавое телосложение, только взгляд — цепкий, расчётливый, холодный — выдавал в нём того, кто он есть. Уставный капитал «Чикаго нейшнл рэйлвей» был в два раза больше, чем у «Корелли консалтинг», одно лишь это вызывало безоговорочное уважение и неоспоримый факт необходимости прислушиваться к каждому его слову.

Когда Алек вошёл в камеру, Фредерико играл в шахматы сам с собой.

— Здесь чертовски скучно.

На нём была свободная серая униформа, такая непривычная, против его любимых строгих костюмов из тонкой шерсти. Фредерико Романо словно раздели и выставили голым на мороз под осуждающие взгляды толпы. Его осудят, уйдёт эпоха, когда всё было привычно, понятно, хорошо — Алек ощутил, как досада и бессилие что-либо изменить навалились на него бетонной глыбой, заставляя сутулиться, втягивать голову в плечи.

— Это моя вина.

— Не придумывай, ни мои, ни твои адвокаты не справились бы, — Романо жестом пригласил его сесть. Алек опустился на стул, пластиковый и чертовски неудобный, снял с доски фигуру чёрного короля, повертел её в руке. — Я знаю о брате, искренне соболезную. Он никогда не сделал бы того, в чём его обвиняют. Даже после смерти человек имеет право на оправдание.

— Мы делаем для этого всё.

Фредерико намекал на то, что расследование необходимо продолжить и найти всех тех, кто близок к их окружению, но верен Фальконе. Если Литу действительно подставили — она это утверждала — то нужно это доказать. Джулиано занимался этим прямо сейчас. Поначалу Алек отнёсся к этому скептически, но теперь с нетерпением ждал развязки.

— Сандро, времени у нас не много, поэтому я перейду к делу, — Романо оторвался от безмятежного созерцания шахматной доски и посмотрел Алеку в глаза. — Договора, которые я передал тебе через Данте, необходимо подписать и вернуть курьером в офис железки.

— Поясни, что ты задумал?

— Я знал, что против меня готовится заговор, Сандро. Я знал, что меня хотят предать. Но я продолжал верить…, — он вздохнул и, прежде чем продолжить, крепко сжал свою маленькую сухую ладонь в кулак. Ходили слухи, что в дело замешан кто-то из близких Фредерико, вовремя исчезнувший со всех радаров по программе защиты свидетелей. Алеку показалось нетактичным выпрашивать подробности. — Но я готовился. «Чикаго нейшнл рэйлвей» уже месяц как официально не существует. Я раздробил её на части и продал. Конечно, в надёжные руки. В твои руки, Сандро. Пятьдесят пять процентов акций железки так или иначе теперь под твоим управлением. Теперь те, кто хотят меня поиметь, не получат ничего. А когда я выйду, а выйду я очень скоро, моё дело снова вернётся ко мне. Ты расчистишь нам землю, Сандро, и нашему могуществу не будет предела.