Себастьян помедлил, собираясь воспротивиться, но, увидев выражение глаз Рауля, неохотно подчинился.

Тишина была нарушена в то мгновение, когда Себастьян издал предупреждающий возглас. Застучали барабаны — барабаны, которые раньше Харриет слышала только с безопасного расстояния. Тогда они звучали заманчиво и романтично, как признак того, что она продвигается все глубже и глубже в сердце неисследованной Африки. Сейчас, когда они оказались совсем близко, их звук, полный тревоги и угрозы, был пугающим. Каждый воин был вооружен копьем или пикой, и чем быстрее становился ритм барабанного боя, тем громче становились их крики и устрашающая жестикуляция.

Расставив ноги и упершись руками в бедра, Рауль встречал вождя на носу их судна без малейшего страха, словно за его спиной стояла целая армия, а не горстка мужчин и две беззащитные женщины.

Когда каноэ вождя слегка ударилось о судно, Рауль шагнул вперед и, вытянув руки, заговорил по-арабски. Вождь не спеша рассматривал Рауля из каноэ, а неистовство вокруг все усиливалось. Харриет закрыла руками уши, чтобы заглушить бой барабанов и крики, а На-ринда давно убежала и спряталась в своей каюте.

Рауль спокойно перешел с явно непонятого арабского на другой язык, и на этот раз в бесстрастных глазах вождя появился слабый блеск.

— Украшения, Харриет, — не поворачивая головы, распорядился Рауль.

Харриет побежала к коробкам с разноцветными ожерельями и браслетами, которые они везли с собой для обмена у местных вождей на еду. До сих пор в таком обмене не было надобности, но теперь Харриет схватила несколько стеклянных украшений и быстро подошла к Раулю.

Непроизвольно улыбнувшись, Рауль бросил украшения в руки вождя, а тот, ловко поймав их, поднял свою ручищу, и барабаны смолкли. Вождь повесил несколько ожерелий себе на шею, а остальные бросил своим воинам, которые ловили их, вырывали друг у друга и ныряли за ними в воду. Рауль протянул руку вниз за борт их судна, черная и белая руки соединились, и Рауль помог вождю подняться на судно, а в это время пальцы Себастьяна нервно потянулись к ружью. Было неясно, понял ли Рауль то, что сказал вождь, и понял ли вождь то, что сказал Рауль, но было ясно, что взаимопонимание достигнуто и что дружба предложена и принята.

— На каком языке говорит Бове? — с любопытством шепотом спросил Себастьян у Уилфреда Фроума.

— Не знаю, — покачал головой Фроум, — но какой бы это ни был язык, Бове добился своей цели.

Вождь сел на плетеный стул с высокой спинкой, на котором обычно сидел Рауль, и Харриет, не отдавая себе отчета, поспешила за соком лайма и стаканами. Несколько воинов с длинными копьями в руках поднялись на борт за своим предводителем и стали вокруг него, а остальные остались стоять в покачивающихся каноэ.

— А если нет? — На лбу у Себастьяна выступил пот. — Даже с ружьями мы никогда не отразим нападения такого войска!

— Ш-ш.

Фроум с раздражением жестом остановил его.

Подошла Харриет, неся поднос с напитками, и Рауль против собственной воли с восхищением посмотрел на нее: она поступила правильно, и для этого нужно было обладать мужеством. Когда Харриет ставила напитки на стол между двумя мужчинами, вождь окинул ее взглядом и, прищурившись, задержал его на нимбе золотых волос. Рауль сел напротив предводителя племени, а Марк Лейн шагнул вперед и стал сбоку от Рауля.

Рауль подавил невеселую улыбку: священник и девушка проявили больше мужества, чем самозваный стрелок. Себастьян Крейл отличился только своим отсутствием, как и другой находившийся на судне храбрец, который еще недавно горел желанием поближе познакомиться с туземцами. Но Рауль выбросил их из головы, чувствуя, что его начинает охватывать почти безумное возбуждение.

Сидевший перед ним вождь назвал себя Нбатианом и на вопрос, знает ли он, где начинается река, равнодушно ответил:

— В Ньянза. Она вытекает из недр Великих Ньянза.

Харриет, услышав, что Рауль произнес названия Гондокоро и Ньянза, ждала в двух шагах слева от него, что ответит вождь, ногтями заправлявший карту под дно деревянного подноса.

Рауль с горящими глазами напряженно наклонился вперед, а Харриет прикусила нижнюю губу. Что говорил ему вождь, в каком направлении идти, когда их путь по реке станет невозможным и они не смогут больше следовать по ее течению?

Почувствовав нарастающее волнение Рауля, Харриет тоже разволновалась. Она всегда верила, что он добьется своей цели, но начала сомневаться в том, что у остальных участников экспедиции хватит выносливости, чтобы вместе с ним впервые увидеть исток Нила. А сейчас ей вдруг показалось не просто вероятным, а вполне реальным, что они доберутся туда.

Ударив кулаком по столу с такой силой, что стакан упал на пол и разбился, вождь, что-то произнес требовательным тоном и, встав, указал на Харриет.

Она от страха затаила дыхание, а Рауль, равнодушно пожав плечами, остался сидеть, не реагируя на возрастающее недовольство вождя.

— В чем дело? Чего он хочет? — спросила Харриет, заметив, как руки воинов крепче сжали копья, и боясь, что Раулю грозит смерть.

С совершенно неуместной беззаботностью Рауль повернулся кругом на стуле и спокойно окинул взглядом Харриет.

— Он хочет вас себе в жены.

— Что… — Харриет от ужаса вытаращила глаза и открыла рот. — Что вы сказали ему? — с трудом выдавила из себя она, в испуге отступая назад.

— Я сказал ему, — мрачно ответил Рауль, — что для меня очень заманчиво позволить ему взять вас в жены.

Секунду Харриет не могла произнести ни слова из-за громко стучащего сердца и сковавшего ее страха, а затем ее захлестнул гнев.

— Скажите вашему… вашему другу, — прошипела она, — что я не собираюсь быть чьей-то женой!

— Он, по-видимому, думает, что вы моя жена.

Рауль смотрел на нее с приводящим в бешенство самодовольством, и теперь у него в глазах был явно насмешливый блеск.

— Уж лучше я буду его женой, чем вашей! — огрызнулась Харриет с потемневшими от злости золотисто-зелеными глазами.

— Это легко устроить, — отозвался Рауль, небрежно откинувшись на стуле.

— Значит, вам наплевать, так?

Харриет с трудом сдержала слезы возмущения и ярости, которые обожгли ей глаза.

— Ругаться совсем ни к чему, мисс Латимер.

Его черные брови едва заметно приподнялись.

Харриет вся дрожала. Она часто злилась с тех пор, как встретилась с Раулем Бове, но ничто не могло сравниться с тем почти животным бешенством, которое охватило ее в этот момент. Она не замечала ни вождя в звериных шкурах, ни вооруженных воинов, ни Уилфреда Фроума, с побледневшим лицом безмолвно умолявшего ее держать себя в руках.

В кроваво-красном тумане она видела только Рауля, с насмешкой наблюдавшего ее унижение.

— Вы отвратительны!

Харриет всхлипнула и, быстро повернувшись, прошла вниз сквозь толпу почти голых мускулистых воинов, словно это были всего-навсего собравшиеся дети.

Некоторое время Рауль с любопытством смотрел ей вслед, а потом снова повернулся к своему недовольному гостю.

— Никогда не видела никого столь самовлюбленного! Столь наглого! Столь непростительно грубого!

Каждый эпитет Харриет сопровождала такими яростными ударами кулаков по подушке, что по всей маленькой каюте летали перья.

— Ради Бога, вы едва не погубили всех нас. — Тяжело дышавший Себастьян с совершенно белым лицом остановился на пороге ее каюты. — На что вы так отреагировали? Мне показалось, что старый черт собирается чуть ли не всех нас пронзить копьем. Он едва не поступил так с Бове после вашего ухода.

— Очень жаль, что он этого не сделал! — выкрикнула Харриет; у нее по лицу текли слезы, волосы рассыпались, грудь тяжело поднималась и опускалась.

Желание крепкой хваткой сковало Себастьяна. В спокойном состоянии Харриет, бесспорно, была красивой, но в ярости — просто изумительно прекрасной. Он шагнул в ее сторону, и в этот момент Харриет оборвала свою гневную тираду и напряженно прислушалась. Издали, с палубы, доносились раскатистые взрывы смеха. Смеялся не Рауль, не Уилфред и не Марк, это мог быть только предводитель племени — обаяние Бове снова сделало свое дело.

— Он заставил старого черта есть у него с ладони.

Себастьян испустил вздох облегчения.

— О, уйдите! — Харриет в раздражении запустила ему в голову подушкой, из которой разлеталось ее содержимое.

Удивленно моргнув, Себастьян увернулся от броска и, выскочив из каюты, захлопнул за собой дверь. С любовью придется подождать — но не слишком долго. Бове постоянно держал рядом с собой Наринду, так что у него не было морального права диктовать условия другим членам экспедиции. Себастьян был снова полон решимости. Он был дураком, что прекратил атаку на чувства Харриет, но больше им не будет. Даже его мать не сможет объявить неподходящей такую мужественную и исключительно волевую девушку, как Харриет.

Рауль, прекрасно понимая, куда ходил Себастьян, пристально смотрел на него, до боли сжав губы и чувствуя, как у него стучит в висках кровь. Крейл выглядел необыкновенно довольным собой. Несомненно, Харриет вся в слезах бросилась к нему в объятия и получила соответствующее утешение. У Рауля возникло безумное желание задушить Себастьяна Крейла, но гость требовал, чтобы ему объяснили сложную работу компаса, и Рауль, подчиняясь, оторвал взгляд от Себастьяна.

Встреча с вождем Нбатианом существенно подняла настроение Уилфреду Фроуму. Он попросил, чтобы Харриет зарисовала все детали облачения вождя, копья, каноэ, воинов. Харриет исполняла его просьбу, держась настолько далеко от Рауля, насколько могла. Когда же их взгляды случайно встречались, Харриет смотрела на Рауля с таким испепеляющим пренебрежением, что оно могло бы уничтожить менее стойкого человека — Рауль же просто спокойно продолжал свою работу.

Когда Харриет работала, Себастьян долгие часы проводил рядом с ней, чистил свое оружие и размышлял над тем, что рассказал Раулю Нбатиан о Великих Ньянза. Харриет увлеченно делала наброски и почти не слушала, что он говорил. Наринда становилась все более зловредной. Плеснув растительное масло на юбку Харриет, она нагло заявила, что это просто случайность, но глаза изобличали ее. Она пробралась к Харриет в каюту и, забрав щетку для волос, выбросила ее за борт, а когда Харриет спросила, где щетка, сказала, что ничего не знает. У себя в постели Харриет обнаружила змей, а однажды, оставив свой блокнот для зарисовок, она, вернувшись, увидела, что рисунки из него вырваны.

Когда Харриет обвинила Наринду в том, что это ее рук дело, Рауль оскорбительно заявил, что появление змей — это происшествие, с которым они все сталкиваются, а ее рисунки, несомненно, унес ветер. Харриет стиснула зубы и сверхчеловеческим усилием удержалась, чтобы не надрать Наринде уши.

С каждым днем Рауль становился все более резким и замкнутым, и вскоре только Марк Лейн был способен разговаривать с ним более или менее нормально.

Ранним утром они бок о бок стояли на палубе и увидели рощу лимонных деревьев, возвещавшую о приближении к Гондокоро.

— Когда мы оставим лодки, путь станет чрезвычайно трудным, — тихо сказал Марк Лейн. — Нам всем нужно быть заодно и путешествовать в дружбе, а не в ненависти.

Рауль продолжал молчать и только свел брови и сжал губы в жесткую линию.

— Прошло уже несколько дней с тех пор, как вы хотя бы несколькими словами обменялись с Себастьяном или Уилфредом, — озабоченно продолжал молодой Марк Лейн с Библией в руках., — Они становятся беспокойными и неуверенными. Думаю, успеха не достичь, если не преодолеть бездну.

— Я не просил никого из них отправляться со мной, — отрезал Рауль. — Крейл не приложил ни малейшего усилия к разработке экспедиции или к ее подготовке.

— Тогда почему он среди нас? — озадаченно нахмурился Марк Лейн.

— Потому что я не получил бы разрешения покинуть Хартум, не взяв его.

— А Фроум?

Вспомнив, что отец Себастьяна был британским консулом в Хартуме, Марк Лейн больше не расспрашивал о молодом человеке.

— Королевское географическое общество Лондона попросило разрешения, чтобы он путешествовал со мной, и я согласился. Я даже подумал, что он может оказаться полезным. Но я ожидал опытного исследователя, а не теоретика.

— А мисс Латимер? — несмело поинтересовался Марк Лейн.

— Мисс Латимер — проблема Себастьяна, а не моя. — Рауль еще сильнее нахмурился и, круто повернувшись, оставил Марка Лейна таким же одиноким, как появившаяся впереди заброшенная миссионерская церковь Гондокоро.

Харриет стало не по себе, когда они ступили на берег. В одинокой разрушающейся церкви, где только огромный крест остался крепким, было что-то зловещее. Что за люди проложили свой путь через болота Судда, чтобы осесть здесь в надежде обратить язычников в христианство? Кто бы они ни были, их не осталось в живых.