— Бренди, сигары и мыло уже уложены в ящики и ждут только вашего прибытия.

Мыло! Одно это слово вызвало у Харриет слабость от предвкушения удовольствия. Они приближались к окруженному пальмами саду и находившемуся в глубине дому, который хотя и был одноэтажным, выглядел намного более солидным, чем те, мимо которых они проехали.

— Это будет ваше первое представление местному обществу, — серьезно сказал Рауль. — Ради сохранения вашей репутации, мисс Латимер, позвольте давать объяснения мне.

Его лицо было мрачным и отчужденным, без всякого намека на теплоту, которая светилась на нем, когда он назвал ее «Харриет». Его холодное безразличное поведение предназначалось для того, чтобы защитить ее репутацию. Взглянув мимо него на Хашима, она все поняла, и в ней всколыхнулась тревога.

Когда они въехали, их окружило сборище взбудораженных слуг, и Харриет догадалась, что причиной любопытных и восхищенных возгласов явилось ее присутствие. Пока Рауль вел ее сквозь галдящую толпу в прохладу внутреннего двора, ее юбку постоянно трогали и гладили руками. Во дворе убаюкивающе плескались фонтаны, а бывшие там темнокожие девушки в легких одеждах, в чадрах, скрывающих лица, с золотом на запястьях и лодыжках быстро куда-то побежали. Харриет с любопытством посмотрела им вслед. Слуги, которые забрали у них лошадь и багаж, были одеты плохо, кем же тогда были эти девушки? Она не успела спросить об этом у Рауля, потому что перед ними наперегонки потянулись энергичные руки, борясь за честь открыть двери в роскошно обставленную комнату.

Харриет, за столь долгое время привыкшая к ослепляющей монотонности песка и неба, зажмурила глаза при виде шикарного бархата, позолоты и чистого золота. Несмотря на бедность Бербера снаружи, паша жил в роскоши, не сравнимой ни с чем. Чтобы приветствовать их, паша встал. Это был крупный мужчина, и его огромный объем еще более подчеркивался алым шелковым поясом. Его короткие толстые пальцы были унизаны кольцами, волосы умаслены и приглажены, длинные усы закручены вниз. Позади него висел флаг с красным полумесяцем — флаг Оттоманской империи.

— Добро пожаловать, капитан Бове.

Он раздавил сигару в пепельнице из оникса и пухлыми вялыми руками взял сильную руку Рауля. Затем его маленькие черные глазки окинули взглядом Харриет с головы до пят с таким выражением, от которого у нее по спине пробежала дрожь отвращения.

— А кто эта прекрасная леди?

Ее маленькая рука тотчас утонула в его потных ладонях, и Харриет ощутила тяжелый запах одеколона.

— Мисс Харриет Латимер, — спокойно ответил Рауль. — Она с отцом направлялась в Хартум. К сожалению, здоровье мистера Латимера оказалось недостаточно крепким для условий их путешествия, и он умер.

— А-а… — Черные глазки заблестели, как бусинки. — Значит, молодая леди теперь без защиты?

— Не совсем так.

Рауль сбросил свое арабское одеяние и остался непринужденно стоять в рубашке и брюках, пока маленький мальчик-негр, одетый в униформу, наливал ему большую порцию виски.

— Я сам буду сопровождать мисс Латимер в Хартум.

— Думаю, это было бы чрезвычайно неразумно, капитан. — Паша неохотно выпустил руку Харриет. — Молодая леди только что пережила ужасные потрясения. Ей нужно отдохнуть и оправиться, прежде чем продолжать путь на юг, а вы, как я понимаю, намерены отбыть почти немедленно.

— Именно так. — Рауль выпил виски и налил себе еще. — Мой слуга уже сделал все необходимые приготовления, и я отправлюсь, как только куплю свежих лошадей.

— Тогда позвольте мне предложить, — проворковал паша, снова возвращаясь взглядом к золотым волосам Харриет, — чтобы мисс Латимер оставалась здесь, в Бербере, пока не отдохнет. Это было бы более… подходящее решение.

— Я так не думаю.

— Но, капитан! — Брови на мясистом лице паши поползли вверх. — Было бы крайне непристойно, если бы мисс Латимер продолжала путь в Хартум в сопровождении только вас и араба.

— Но не в данной ситуации. — Рауль через комнату встретился взглядом с Харриет, и ей на краткое мгновение показалось, что он собирается объявить ее своей невестой, но затем он спокойно продолжил: — Понимаете, мисс Латимер и я кузены.

— Я не знал, что у семейства Бове есть родственные связи с Англией.

В голосе паши чувствовалось откровенное недоверие.

— Крупные семейства имеют много ветвей, — хладнокровно ответил Рауль и прибавил: — Я был бы благодарен, если бы сейчас моя кузина могла воспользоваться услугами ваших женщин. Ей необходимо вымыться и переодеться. А мы тем временем, пожалуй, могли бы обсудить покупку двух жеребцов.

Харриет тщетно старалась поймать его взгляд, чтобы дать понять, что у нее нет вещей, чтобы переодеться. Кроме того, как бы ни мечтала она о ванне, мысль о том, что в такой странной и пугающей обстановке ей придется куда-то идти с армией женщин, наполнила ее тревогой. А Рауль как будто нарочно отводил взгляд от ее умоляющего лица.

Паша повелительно хлопнул в ладоши, и в комнату вошло десятка два украшенных драгоценностями женщин в чадрах. Паша ласково говорил с ними по-турецки, но его взгляд оставался прикованным к Харриет, даже когда она неохотно уходила с девушками из комнаты.

Рауль, отлично понимая намерения паши и прекрасно зная об отверстиях для подсматривания, которые существовали в каждой комнате и не позволяли никому уединиться, завел утомительно долгий разговор о своих требованиях к свежим лошадям. Он не собирался выпускать сладострастного пашу из своего поля зрения до тех пор, пока Харриет не вернется, соответствующим образом одетая.

Позвякивая браслетами на тонких запястьях, темнокожие девушки проводили Харриет обратно через внутренний двор и привели в помещение с высокой крышей, где находилась ванна, по размеру достаточная одновременно для всех них, которую уже наполняла старшая, более полная женщина. У Харриет закружилась голова, когда она попыталась сосчитать количество слуг в штате паши: это целая толпа, которая вела ее и Рауля в зал, маленький мальчик-негр, хихикающие, щебечущие девушки не старше ее самой — а теперь еще новые!

Девушки добавили в воду благовонные масла, рассыпали по поверхности лепестки цветов, а затем с добродушным смехом начали снимать с Харриет одежду. Было очевидно, что ей не дадут остаться в одиночестве, чтобы помыться. Сначала Харриет энергично сопротивлялась, но это только разжигало их веселье. В конце концов, смирившись с поражением, она сама сняла пропитанные пылью нижнюю сорочку и нижнюю юбку. Затем она ступила в восхитительную, горячую, душистую воду и распустила волосы, которые, сияющей волнистой массой упав ей на плечи и заструившись вниз по спине, исторгли у девушек вздох недоверия и зависти. Потом ей дали мыло, и пока она мылась, девушки, теснясь вокруг огромной ванны, переговаривались и пересмеивались, напоминая стайку птиц с ярким оперением.

Смыв с волос недельную пыль, Харриет почувствовала себя чистой и свежей, но, к ужасу девушек, категорически отказалась от крепких благовоний, которыми они усиленно предлагали воспользоваться. Она оглядывалась в поисках своих вещей, чтобы снова одеться, но напрасно. Опять зазвучали усмешки, и ей подали восточный халат из тонкого переливчатого шелка, расшитый нежными серебряными цветами, а застегивающиеся доверху сапоги заменили бархатными туфлями. Ее волосы были еще слишком сырыми, чтобы закручивать в пучок, поэтому она оставила их свободно свисать по спине, и легкие завитки обрамляли ее лицо. Ощущая себя непривычно обнаженной, она согласилась, чтобы ее снова провели через внутренний двор со множеством фонтанов и проводили туда, где остались паша и Рауль. У двери девушки остановились, и Харриет внезапно охватил страх. Пусть они говорили на чужом языке, но они были одного с ней возраста и настроены дружелюбно, а паша с первого взгляда ей не понравился. Теперь Харриет захлестнул неописуемый ужас при мысли о том, что, когда она войдет в комнату, паша будет один, а Рауль ушел искать подходящих лошадей.

Маленький негритенок открыл дверь, она несмело вошла, и ее страхи тотчас утихли. Он ее не бросил. Он был таким же, каким она его оставила: в небрежно расстегнутой белой, богато отделанной кружевом рубашке, в обтягивающих брюках, заправленных в высокие, до колен, сапоги со следами песка. Рауль, несомненно, так же как и она, мечтал о ванне, но все же оставался с пашой. Харриет была ему благодарна, хотя и не понимала, почему это чувство возникло у нее. В просторном халате, ощущая, как ее маленькие высокие груди болезненно касаются тонкого шелка, она чувствовала себя непристойно выставленной напоказ. В тот момент, когда она вошла в комнату, глаза Рауля, прищуренные под бровями вразлет, потемнели, а маленький розовый язык паши при ее появлении начал быстро двигаться туда-сюда по нижней губе. Английская женщина была не просто красива — она была изумительно красива, и паша мгновенно решил, что, несмотря на грозного француза, проследит, чтобы она никогда не покидала Бербер.

— Пришлите ко мне моего слугу, — резко потребовал Рауль.

Когда Хашим вошел, у него округлились глаза при виде Харриет, одетой, словно она была одной из наложниц паши.

— Моей кузине нужна одежда, пригодная для путешествия. — Голос Рауля дрожал от негодования. — Пожалуйста, займись этим.

Хашим послушно вышел, а Харриет на мгновение задумалась, где он сможет достать такую одежду, к какой она привыкла.

— Вы, должно быть, разгорячены и устали, капитан Бове, — с трудом отводя взгляд от Харриет, заговорил паша. — Ванна приготовлена…

— Позже, — небрежно отмахнулся Рауль. — Однако мы оба голодны и хотим пить.

Харриет заметила, что паша злобно прищурился. Этот человек не любил Рауля, о чем Рауль, несомненно, знал, но, очевидно, это нисколько его не заботило. Кто он был такой, что мог требовать гостеприимства от человека, который так откровенно ненавидел его? Чин капитана не гарантировал того почтения, которое оказывал ему паша. Постепенно недоумение Харриет возрастало все больше. Она вспомнила, как при упоминании о его семье Рауль ответил, что крупные семейства имеют много ветвей. Кто такие Бове? Семейство, занимающее высокое положение? Не в этом ли причина того, что к нему относятся с таким почтением?

Они ели, сидя на бархатных подушках перед низким столом, на который поставили принесенные холодные закуски и свежие фрукты, а паша полулежал, то и дело пробегая взглядом по телу Харриет. Потупившись, она с удовольствием ела, мечтая о несколько другой компании. Рауль, сидевший рядом с ней, чувствовал себя на надушенной подушке так же непринужденно, как и на спине лошади. Харриет почти не уделяла внимания разговору, а лишь уловила, что местный губернатор был в отсутствии, и поняла, что именно это, несомненно, явилось причиной, побудившей Рауля воспользоваться гостеприимством паши.

Они еще не успели покончить с едой, как раздался почтительный стук в дверь; по команде паши маленький негритенок открыл дверь и впустил улыбающегося Хашима с хлопковой блузкой и льняной юбкой, торжественно лежавших у него на руках, и с парой сандалий из ремней в одной руке.

Харриет вскрикнула, не веря своим глазам, а Рауль остался возмутительно спокойным.

— Я был бы благодарен, если бы моя кузина могла сейчас же переодеться в свою одежду.

Это была не просьба, это был приказ.

Паша густо покраснел от негодования, но сделал знак двум из большого количества присутствовавших женщин.

— У моей кузины очень любознательный характер, — продолжал Рауль, не сводя с Харриет пристального взгляда черных глаз. — Она хочет осмотреть Бербер, прежде чем мы утром покинем его.

Паша уже с готовностью поднимался на ноги.

— Сопровождать ее будет мой слуга.

— В высшей степени неподобающе… В высшей степени…

Паша встретился с Раулем взглядом, и оттого, что там увидел, запнулся. Репутация Бове была прекрасно известна как в Египте, так и в Судане: он также мало ценил жизнь паши, как жизнь какой-нибудь бездомной собаки.

Харриет, ничего не понимая, собралась возразить, но один взгляд суровых непроницаемых глаз Рауля заставил ее промолчать, и она послушно вышла из комнаты, чтобы освободиться от надушенного шелка. Юбка и блузка были простыми и удобными. Собрав и крепко закрепив волосы на затылке, она разглаживала прохладный лен доходившей до лодыжек юбки и снова чувствовала себя мисс Харриет Латимер из Челтнема. Сандалии сначала показались ей странными, но были удобнее, чем ее высокие сапоги с застежками.

Когда Харриет переоделась, Хашим повел ее через невообразимо богатые комнаты, и она в первый раз заметила у него на поясе кривой кинжал. Снаружи, где их ожидали две свежие лошади, многочисленные слуги бросились было вперед, чтобы помочь ей сесть на лошадь, но Хашим выкрикнул слугам что-то, прозвучавшее для Харриет как ругательство, они отступили под бранью Хашима, и он подсадил ее в седло.