Долго носила она в себе это, больше трех лет сдерживалась, стараясь не поднимать болезненных вспоминаний, как будто, если о чем-то не говорить, проблема сама собой рассосется. А сегодня, когда дядя сказал те ужасные слова, резанувшие ее по живому:

- Венчались? Так развенчаетесь! Сейчас все можно, были бы деньги!

В ней как будто что-то умерло, а копившаяся ненависть наконец прорвалась. Высказала все, что давно хотела, правда морального удовлетворения это не принесло. В душе так и осталось осталось грызущее чувство поражения.

Никакая месть не будет достаточной, если у тебя отняли победу, лишили опоры в жизни.

***

Некоторые как деревья растут сами по себе, у них крепкий стебель и сильные корни, могут выдержать засуху и непогоду. Другим нужно на кого-то опереться, сами они поднять тяжесть своего «Я» не в состоянии. А «Я» у них нередко большое, тяжелое.

И это самое «Я» требует подмять под себя того, на кого опираются, стать выше, прямее, сильнее. Это соревнование, своего рода спорт. Если сравнивать с миром растений. похоже на лиану, которая душит дерево, вокруг которого обвилось. Конечно, не все так просто в мире людей, однако определенные аналогии имеют место.

Вроде... Жили-были трое друзей, учились вместе. Везде ходили втроем, все было чисто и светло... А так ли чисто, так ли светло все было?

Аня не раз задумывалась об этом.

Она росла единственным ребенком в большой семье. Ее воспитывали строго, на нее возлагали большие надежды. Странное сочетание - держали в ежовых рукавицах, но при этом баловали. Аня была гордостью семьи, училась в школе на отлично, потом поступление в престижный вуз.

Красавица, умница, в ней было все для достижения поставленной цели.

Но это стоило больших трудов. Тяжело учиться, когда процесс не приносит удовлетворения, а зубрежка превращается в каторгу. Для нее легкая и жизнерадостная Машка была как вызов, потому что той и учиться давалось без труда, и дома пользовалась она невиданной для Ани свободой.

Сначала Аня взирала на это безобразие открыв рот от удивления, но потом душа потребовала восстановить справедливость. Превзойти ее во всем. Но подружка Машка была слишком живая, полная энергии, самодостаточная. Ее хотелось пить, греться, просто быть рядом.

Да, она любила Машку, хотя и завидовала, и старалась превзойти.

А Андрей... Это был Андрей. Аня задыхалась, когда долго смотрела на него.

Что с ней было, когда она поняла, что эти двое спят...

Ей казалось, мир перевернулся, ее предали, отняли лучшее. Она терпела и улыбалась днем, а ночами плакала в подушку, думала, все кончено, свет померк. Андрей теперь на Машке женится.

Потому что в ее мире было так принято.

Но время шло, а эти двое вели себя так, будто ничего не происходит. Машка бесила ее страшно тем, что спала с Андреем, Аню просто выворачивало от этого, но теперь она успокоилась и прониклась к подруге презрением, понимая, что на таких как она не женятся. А когда Андрей на последнем курсе стал пристально на Аню посматривать, она поняла, это ее шанс. За свой шанс готова была грызть зубами.

И да, ей удалось это - победить, доказать, что она лучше. Потому что выбрали ЕЕ. Семья гордилась ею, все сложилось так хорошо, лучше и быть не могло.

Но, оказалось, мало победить, надо еще суметь удержать победу.

Сейчас она понимала, что первый тревожный звонок прозвучал еще на их свадьбе, когда ее лучшая подружка заявилась в красном платье. Поздравлять. А на самом деле, обгадить ей свадьбу.

А потом... Аня была уверена, если бы ей удалось родить, смогла бы, удержала мужа. Но Бог не дал ребенка. И то, что еще недавно было победой, обернулось поражением.

Она боролась как могла, но Андрей все равно ушел. И самым ужасным было то, что он вернулся к этой своей проклятой течной суке Машке, как бродячий пес возвращается жрать свою блевотину.

Господи... как она ненавидела сейчас бывшую подругу! А его...

Аня не знала, что от той любви осталось, одержимость, навязчивая идея. Теперь это уже была война за справедливость, а на войне все средства хороши.

глава 42



Еще одна бесснонная ночь в самолете, сплошное нервное марево. Андрей опять ходил по проходу, как неприкаянный. Потом усилием воли заставил себя сесть в кресло и попытаться заснуть. Заснул,  как ни странно, видимо усталось и нервное перенапряжение сделали свое дело.

Снились кошмары, заставляя его метаться во сне. Проснулся в холодном поту, а перед глазами маячила картина из сна - Маша в белом платье, на груди, на месте сердца, расплывается алое пятно. Он пытался оттереть, закрыть руками, остановить кровь, но алые ручейки упорно протекали сквозь его пальцы. Он кричал в отчаянии, а Маша смотрела на него и смеялась.

Резко сел, с судорожным вздохом распахивая глаза. Мужик на соседнем кресле недовольно завозился и засопел рядом, А Андрей откинулся на спинку сидения, успокаивая дыхание, радуясь, что это всего лишь сон. Сублимация сознания.

Потом долго стоял в туалете, приводя себя в порядок. Надо было заставить замолчать растревоженное сердце. Сейчас, когда ему предстояла борьба, понадобится здоровый цинизм и холодный разум. Ничего не поделаешь, сам заварил эту дерьмовую кашу, хочешь не хочешь, придется теперь хлебать.

В последний раз взглянув в глаза своему отражению, пригладил обеими руками влажные волосы и вышел. За дверью уже скопилась очередка. Пока какая-то тетка провожала Андрея неприязненным взглядом, стоявший у двери мужик успел юркнуть первым. Андрей мрачно усмехнулся, и тут борьба за выживание.

Наступающий новый день вступал в свои права.

Все события прошедших суток отодвинулись, ушли в другую реальность. Этот перелет, словно мост, разделил жизнь мужчины на две части. Где-то там осталась его женщина, а здесь его ждала война.

***

В аэропорту Андрея Вольского встречал его зам Силыч и еще трое из его команды.

Сходу пришлось вникать во все. Проблемы образовались нешуточные, и Андрей с головой ушел в эту муть, понимая, что личное время, выцарапанное у судьбы на отсрочку, кончилось.

***

Ночь тяжелая была у Маши. Непросто переосмыслить ценности, переварить, что нечто светлое, жившее как оазис в твоих воспоминаниях, на самом деле грязь. И не потому что тебе есть чего стыдиться, а потому что кто-то вывалял твою душу в грязи.

Она раньше удивлялась, почему, когда смотришь на фотографии в старых семейных альбомах, у юных глаза горят, сияют звездами, а у взрослых людей уже нет никаких звезд в глазах. Взгляд потухший, несчастный или ожесточенный, озлобленный, и даже сквозь улыбки пробиваются боль и горечь. А это просто жизнь, просто глаза гаснут с каждой утраченной иллюзией.

Утром Маша смотрела на себя в зеркало, пытаясь найти в себе эти изменения. В конце концов, плюнула. Пошло все к черту!

Это ее жизнь, и жить она будет так как ей надо. И больше никаких вмешательств.

Здоровая злость и настрой на работу. Или что там у нее по плану, отпуск? Вот и отлично.

Стальная королева, говорите?

На работу она явилась в очередном красном платье (уже четвертом по счету, ну да, была у нее такая слабость) и темных солнечных очках, закрывавших пол лица. Деталь может и не необходимая, просто после бессонной ночи синяки под глазами остались.

К ее эффектным появлением в офисе давно уже привыкли и коллеги, и персонал. Мужчины вежливо здоровались, провожая ее восхищенными взглядами, а это, вообще-то, здорово вдохновляет. Маша стремительно прошла по коридору, на ходу поздоровалась с секретаршей, пытавшейся ей что-то сказать, толкнула дверь в кабинет Отто Марковича и тут услышала:

- Здравствуйте, Мария Владимировна...

глава 43



Голос Отто Марковича, казалось, был полон затаенного ехидства. Как будто он заранее знал, что это именно она сейчас войдет. Не говоря уже о том, что предвидел вообще все, включая красное платье. Сразу вспомнилась эта его фраза:

- ... Я знаю о вас все.

Не будь Мария Владимировна тренированной  разнообразными внезаностями, последнее время случавшимися в ее жизни с завидным постоянством, наверное, от неожиданности тут же захлопнула бы дверь. А потом прямо за дверью провалилась бы сквозь землю.

Потому что помимо дражайшего арийского шефа на нее уставилось еще четыре пары глаз. Совещание??? Так вот что ей пыталась сказать секретарша... Черт, верх неприличия и нахальства, надо было все-таки прислушаться. То, что вчера Отто Маркович от большого ума делал ей предложение, совершенно не дает никакого права врываться без стука к нему в кабинет во время важного совещания.

Все эти мысли проносились в голове мгновенно. Маша чувствовала, что краснеет, а вот шеф, похоже, никакого неудобства не испытывал. Как, впрочем, и гости. Двоих, Вольского старшего и Натана Вальдмана она знала, а остальных видела впервые.

Пора было спасать лицо. Она обворожительно улыбнулась всем мужчинам разом всем и вежливо поздоровалась:

- Добрый день, господа, извините, что помешала.

И хотела уже ретироваться, но тут шеф проговорил, показывая рукой на кресло перед его столом.

- Ну что вы. Мария Владимировна, проходите, пожалуйста. Вы ни в коем случае не помешали. У нас с Александром Николаевичем разговор как раз шел о вас.

Чуть не ляпнула:

- Обо мне?! - но вовремя сдержалась.

А вот интонация, с которой были сказаны эти слова, показалась Маше натянутой и странной. И пока все это говорилось, в кабинете происходили мгновенные перемещения. Двое, те, которых Мария видела впервые, оказались адвокатами из команды Вольского старшего. Оба тут же встали, представились и сразу откланялись.

Повисло молчание, мужчины с вежливыми улыбками застыли на своих местах, глядя на нее. Проскочила ассоциация - как хищники в засаде.

- Благодарю, - проговорила Маша и осторожно устроилась в кресле, пытаясь понять, что тут происходит.

Первым заговорил Вольский старший:

- Мария Владимировна, я, помимо всего прочего, интересовался у вашего шефа, когда вы сможете начать работать у меня. Но Отто Маркович...

Тут он бросил нечитаемый взгляд на застывшего невозмутимым изваянием арийского шефа. Машу вдруг холодом прошибла мысль, а не разболтал ли дорогой Отто Маркович, что они типа женятся? Этого только не хватало, она же никакого ответа не давала! Но Александр Вольский продолжил говорить, и у нее немного отлегло от сердца:

- Сказал, что вы убываете в отпуск, - Вольский старший ненадолго замолчал, а потом разом хлопнул ладонями о стол. - Что ж, желаю приятно отдохнуть. Но через месяц я надеюсь видеть вас у себя.

Маша даже слегка растерялась.

- Спасибо, Александр Николаевич, я не подведу вас.

- А я и не сомневался, - кивнул тот, поднимаясь. - Всего доброго Мария Владимировна. Натан.

Взглянув на шефа и со словами:

- Отто, я не прощаюсь, - пошел к дверям.

- Созвонимся, Саша, - негромко проговорил тот вслед Главе NN Банка и, сцепив руки перед собой, уставился на Натана Вальдмана.

Непонятный поединок взглядов длился несколько секунд, после чего мужчина поднялся с места, подошел к Маше и галантно поклонился.

- Позволите, Мария Владимировна?

Он поцеловал ей руку.

Ужасно старомодно и красиво.

И так приятно почувствовать себе королевой...

Маше показалось, что Отто Маркович как-то слишком громко кашлянул, прочищая горло. Но господин Вальдман и бровью не повел, попрощался и вышел.

Остались они вдвоем.

И что это сейчас было? Впечатление у Маши сложилось откровенно странное, вопросы так и дрожали на языке, однако она предпочла услышать, что обо всем этом скажет шеф.

Но сначала следовало как-то реабилитироваться за беспардонное вторжение.

- Отто Маркович, извините, пожалуйста, я не хотела срывать вам совещание...

- Оставьте, Мария Владимировна, - буркнул тот и вдруг нахохлился. - Просто внеплановая встреча без галстуков.

- А... - пробормотала Маша, шевельнув бровями.

Вообще-то, это гораздо больше походило на заседание секретного штаба, чем на обычную встречу в неформальной обстановке, но если так...

А шеф потер переносицу, провел ладонью по лицу и выдал, уставившись на нее:

- Значит так, Мария Владимировна.

И пауза.

глава 44