Извините, но нет.

— Глаза не лгут, — холодно ответила я. — Возможно, ты выставил её, как побитую собаку, за дверь следующим утром. Откуда у меня могут быть гарантии?

— Не следующим утром, а в тот же день.

— Мне не интересно, — отрезала я.

Любовь, которая жила в моем сердце, уже успела перекипеть. Я даже не знала, как так вышло, но теперь, глядя на Олега, чувствовала только кипевшую в душе ненависть. В какой-то момент мне с этим чувством просто жить легче стало, и я выбрала его, как свою персональную защиту. А отклонятся от принятых решений не привыкла. Унижение — не то лекарство, которое может заживить душевные раны.

— И всё же, — промолвил Олег. — Зайдем в дом. Там всё равно никого нет. Мы просто спокойно поговорим. Я не хочу, чтобы ты натворила глупостей, о которых потом сама же будешь жалеть.

Я пожала плечами. Нельзя сказать, что я так уж в себе не сомневалась. Но доверять ему тоже была не склонна. Единственное, чего мне сейчас хотелось — забраться в свою кровать, укрыться одеялом с головой и, возможно, разрыдаться. Или молча, тихо позволить слезам стекать по щекам, без единого звука, чтобы никто не узнал.

Но дома нельзя было плакать. Мама всегда проявляла потрясающую внимательность ко мне, даже когда была больна, практически при смерти. И мне очень сильно не хотелось её расстраивать.

Он наконец-то разблокировал дверцу автомобиля, и я смогла выйти наружу. На свежем воздухе стало чуть лучше. Заметно похолодало, на небесах собирались тучи, и я наконец-то могла дышать полной грудью, не беспокоясь о том, что задохнусь раскаленным воздухом уже догорающего лета.

Олег тоже вышел из машины, но к дому идти не спешил. Как будто остерегаясь того, что я сбегу, нарочно подошел ближе, подал руку, и как бы я ни притворялась, что ни в чьей помощи не нуждаюсь, пришлось последовать за ним. Голова покруживалась, но я не позволила себе принять его ладонь, слишком сильной и горькой была обида.

Подниматься по всегда немного скользким ступенькам знакомого, как свои пять пальцев, крыльца было непривычно. Я наблюдала за тем, как Олег своим ключом открывал дверь, и молча кусала губы, стараясь не воскрешать воспоминания о том, как это же проделывал Федор. Отец очень редко делал что-то сам, ему нравилось приказывать охране или слугам выполнить какие-то элементарные действия, для других не составившие бы ни малейшего труда.

Олег сменил замки, я видела это уже по форме ключа. Дверь осталась та же. А когда он пропустил меня вперед, предлагая первой зайти в некогда родной дом, я поняла, что внутри всё осталось практически идентичным.

— Ты ничего здесь не менял, — отметила я.

— У меня не было на то времени.

Он попытался приобнять меня за плечи, но я первой успела отступить и уверенным шагом направилась к лестнице. Быстро поднялась вверх по ступенькам, скользя кончиками пальцев по знакомым гладким поручням, остановилась у двери в свою спальню, открыла её, ожидая увидеть там…

Не знаю. Я не знаю, чего ждала.

Но меня повстречала будто запечатленная картина из прошлого. Те вещи, которые я бросила на кровати, так там и остались, и легкий беспорядок, оставленный при моем побеге, нисколечко не изменился. Олег как будто нарочно оставил всё так, как было.

— Просто руки не дошли? — севшим от волнения голосом спросила я, даже не оборачиваясь, но прекрасно зная, что Олег сейчас стоит у меня за спиной, возможно, всего лишь в нескольких сантиметрах от меня.

— Не считал, что имею право прикасаться к этому всему без хозяйки, — проронил он.

— Да? — голос звучал хрипло, будто я заболела. — Однако, хозяйку ты уведомить об этом не спешил. И привести посмотреть на всё оставленное здесь тоже. Очень нелогично.

Олег следом за мной переступил порог комнаты и наконец-то опустил ладони мне на плечи. Я содрогнулась, но продолжила стоять на месте, не желая оборачиваться и заглядывать ему в глаза. Это было бы всё равно как посмотреть в лицо всем своим страхам и наконец — то получить ответы на вопросы, которых я и сама боялась.

Я не хотела так рисковать. Больше всего на свете мне сейчас хотелось никак не развеять эту неопределенность, она дарила хотя бы право выбирать между любовью и ненавистью.

— Прости меня, — прошептал мне на ухо Олег. — Я знаю, что не должен был просто так тебя отпускать. Я был уверен, что смогу поговорить с тобой после того, как разберусь с этими двумя, но ты очень быстро уехала, — его голос обжигал мою кожу. — И не брала трубку…

Конечно. Я была занята тем, что собирала: вещи в чемодан, маму к перелету, себя по кусочкам.

— Знаешь, — выдохнула я, — это было бы очень хорошим оправданием, если только забыть о том факте, что мы не виделись полтора месяца. Ты как будто. Оставил место для статуэтки, но не сказать, что она особо тебе нужна.

— Это не так.

Я не поверила, но всё-таки рискнула обернуться и посмотреть Олегу в глаза. Казалось, он сам верил в то, о чем говорил.

Жаль только, это было всё равно не слишком убедительно.

— Послушай, — прошептал он, ступая ко мне ближе. — Мы же можем всё исправить.

— Не можем.

— Стася, — он взял меня за руки. — Ты носишь моего ребенка.

— Это мой ребенок, а не твой, — отрезала я. — Можешь забыть о том, что ты участвовал в его зачатии.

— Значит, ты больше не будешь отрицать.

— Нет, — холодно произнесла я. — Я не буду отрицать, что биологически ты его отец. У меня нет других кандидатов. Но пока ты был так увлечен тем, что мстил своей бывшей жене и моему папеньке, я была занята несколько другими вещами. И у меня, знаешь ли, сместились приоритеты. Так что я не намерена вновь переворачивать свою жизнь с ног до головы. И не особенно хочу видеть в ней тебя, если честно.

Олег помрачнел.

— Это место, — продолжила я, — больше похоже на могильник. Я не понимаю, зачем было делать всё это, чтобы поселиться в музее, где всё будет напоминать тебе о ней.

— Здесь жила не только она, — прошипел Олег. — Я не тронул твою комнату, а не её, если ты не заметила.

— У меня нет желания проверять, — вскинула голову я. — Может быть, ты и считаешь меня наивной дурочкой, которая способна повестись на любую ерунду, которую ей расскажут, но, к сожалению или к счастью, это совсем не так.

— Я знаю, что поступил неправильно, — произнес он, — и что должен был связаться с тобой. Настоять на своём.

— Так чего ж не сделал?

— Прости.

Он подступил ко мне ещё ближе, напрочь уничтожая ту так старательно выстроенную дистанцию. Я нахмурилась и взглянула на него, как будто на сумасшедшего. В самом деле верит, что одного "прости" будет достаточно? Я что, настолько наивная дура? Так ведь вроде бы не похожа…

— Мы ведь можем начать всё сначала, — выдохнул он, обнимая меня за талию и склоняясь ближе. — Нас теперь объединяет ребенок. Мы не сделали ничего катастрофического друг для друга. Всё ещё можно повернуть так, как нам с тобой захочется, Стася. И мы будем счастливы вместе.

— А.

— Ты же знаешь, — прошептал Олег, — у меня достаточно денег, чтобы обеспечить всё для твоей матери и тебе не пришлось заниматься этим самой.

Я уже однажды слышала эту песню.

— А если я не хочу запираться дома с ребенком? — вскинула голову я.

В глазах Олега вспыхнуло что-то сродни отчаянью, и мне подумалось, что он, наверное, и вправду очень хочет ребенка. А то, что мои желания могут отличаться от его собственных, это ведь его не интересует, правда?

Но он ошибся. Я не наивная курица, которая позволит просто себя растоптать. И не брошусь в его объятия только потому, что он изволил извлечь из себя несколько слов вроде "прости".

— Просто роди этого ребенка, — Олег смотрел мне в глаза с такой надеждой, словно в моих руках была вся его жизнь. — А дальше всё будет так, как ты захочешь.

— Даже если я захочу уйти? — выдохнула ему прямо в губы.

Олег не ответил. Он наклонился ниже, целуя меня и, очевидно, дожидаясь какой — то взаимности. Что ж. На поцелуй я была согласна, но не больше.

Спустя секунду я уже отстранилась от него и, позволяя себя обнимать, тихо произнесла:

— Мягко стелешь. Только я один раз уже ушиблась.

Олег застыл, и я почувствовала, как напряглись его руки.

— Даже если я рожу этого ребенка, — продолжила я ставшим вдруг ледяным голосом, — Ты его не увидишь.

И с силой ударила Олега коленом в пах.

Глава двадцать вторая


Он едва пополам не согнулся от неожиданной боли, но во мне, вероятно, не осталось места для жалости. Я оттолкнула прочь от себя его руки и, пользуясь несколькими секундами, пока Олег был особенно растерян, бросилась к выходу из комнаты.

Ключ от моей спальни всегда лежал у меня на тумбочке. Олег и вправду ничего не менял в этой комнате, и я не ошиблась: мое спасение было на месте. Холод металла, к которому не прикасались более чем полтора месяца, обжег ладонь, и я невольно вздрогнула. Было трудно заставить себя собраться, но я знала: должна действовать быстро.

Я захлопнула дверь прямо перед носом у Олега и провернула ключ в замочной скважине, наслаждаясь тихим щелчком.

Я понимала, что где-то в комнате наверняка есть ещё один ключ. Или, если ему не захочется искать, всегда можно просто выбить дверь или вызвать кого-нибудь. Но мыслить рационально мне не хотелось, просто поставить такую жирную точку в наших недоотношениях…

И если после этой точки он вздумает за мною прийти, тогда уже и поговорим о том, что будет дальше. А пока я не намерена оборачиваться назад. Спасибо, с меня довольно, настрадалась уже вдоволь.

Я спешно сбежала вниз по ступенькам и выскочила на улицу. Закрывать входную дверь на ключ не стала, прекрасно зная, что это будет довольно слабой преградой для Олега. Зато я залезла в автомобиль, забирая свою сумку, и на минут пять остановилась возле ворот, раздумывая, как их открыть, пока наконец-то не нашла нужную кнопку.

Снаружи дышалось как-то иначе. На меня как будто перестала давить ужасающая атмосфера некогда семейного дома, и я уверенно зашагала вперед. Можно было вызвать такси, но я как-то автоматом набрала номер Алекса и тут же сбила, вспомнив о том, что он вообще-то ничего мне не должен. Это я ему должна.

Скоро будет настолько, что по жизни не рассчитаюсь.

Я вздохнула и ускорила шаг. От гнева даже голова кружиться перестала и отступила тошнота, я как будто почувствовала себя свободной. Если честно, единственным желанием, которое у меня осталось, было вернуться и ударить ещё раз. Или хотя бы дать пощечину. Я никогда прежде не была кровожадной, но это горьковатое, странное ощущение удовольствия от содеянного не отпускало меня.

Я как будто наконец-то отомстила.

На самом деле, это могло означать только одно: он мне не безразличен. Если б я плевать хотела на Олега, то сейчас не возвращалась бы к нему в мыслях. И, возможно, принимала бы более взвешенные решения. Потребовала бы от него денег или.

Да гори он в аду вместе со своими деньгами.

Я остановилась, держа руку на животе, и прислушалась к своим ощущениям. На глаза опять набегали слезы, но я с уверенностью их сморгнула. Нечего плакать. Я ушла из своего прошлого и теперь должна идти только вперед.

— Я сильная, — прошептала я. — Справлюсь. Мама же как-то меня воспитала, правда? И я тебя воспитаю. Без чужого вмешательства.

Теперь мысль об аборте казалась кощунственной. Я была благодарна Олегу, что он выдернул меня из той очереди, не позволил совершить глупость, но больше ни в какой другой его помощи я не нуждалась. Пусть горит вместе со своим домом и со своей Викой синим пламенем, даже если у них ничего потом не было. Мне теперь всё равно. Я просто не хочу об этом знать.

Я зажмурилась, пытаясь собраться с силами. Было трудно дышать, наверное, из — за жары, и я не могла идти быстро, хотя, если честно, хотела поскорее убежать.

— Хэй, Стаська! — раздалось сзади. — Давно тебя не видел! Чего это ты тут здесь?

Я оглянулась и едва сдержалась, чтобы не броситься прочь.

Антон Гальский, соседушка, с которым я и в свои годы подчинения папеньке не особенно общалась, всегда считал себя неотразимым. По его авторитетному мнению, я должна была осчастливить его постель и его тусовку своим появлением ещё года полтора назад.

Увы. Я как сейчас, так и тогда терпеть не могла блондинов с молочной кашей вместо мозга.

— "Тут здесь"? — язвительно уточнила я. — Антон, ты давно открывал толковый словарик и смотрел значения этих слов? Если да, то пойди сверься ещё раз.

— Полтора месяца ни слуху, ни духу. Какой-то мужик поселился, один, охраны нет, даже баб не водит, — присвистнул Антон. — Только мачеха твоя…