Малышка только заулыбалась. Мне казалось, что она, такая маленькая, уже всё прекрасно понимала. Хоть Эле не было и года, она уже и разговаривала куда лучше детей того же возраста, и ходила, и, кажется, была взрослее, чем её одногодки. Наша врач смеялась, что это всё от родительской любви — и от хорошей генетики…

Мне, как и всегда, было тяжело оставлять дочку даже на один день. Но я знала, что могу доверять маме, к тому же, искренне желала провести эти несколько часов наедине с Олегом. Позволить себе расслабиться, забыть обо всем, что в принципе невозможно, когда в доме находится ребенок. Вновь растворяться в его объятиях, наслаждаться каждым поцелуем.

Судя по взглядам, которые бросал на меня Лавров, пока мы ехали домой, он думал о том же. И наши мечты, возможно, совпадали.

Мы подъехали к дому, по привычке дожидаясь, пока автоматически откроются ворота. Я позволила Олегу выйти из машины первой, дождалась, пока он откроет дверцу со стороны пассажирского сидения, подаст мне руку, помогая выйти из авто. Конечно, я могла выбраться и сама, без проблем, но знала, что моему мужу нравится оказывать мне такие маленькие, казалось бы, незначительные, но составлявшие настоящий фундамент отношений знаки внимания.

Он на мгновение притянул меня к себе, касаясь губами скулы, потом отпустил, только потянул за запястье за собой в дом.

— Маленький сюрприз, — улыбнулся он, хитро подмигивая мне, и я подумала, что, наверное, всё же не всё знаю о тех заговорах, которые моя мама и мой горячо любимый супруг плели вокруг сегодняшнего вечера.

Только злиться, пусть даже в шутку, мне совершенно не хотелось.

Олег помог мне раздеться, чуть задержав руки на плечах, и легонько подтолкнул в направлении спальни. Я толкнула дверь и расплылась в улыбке, любуясь горящими свечами

— не восковыми, способными поджечь что — то, а декоративными, совершенно безопасными, с мягким электрическим огоньком, так напоминающим самый обыкновенный огонь, — пышным букетом роз и тарелками с моими любимыми блюдами на подносе, устроенном на крохотном журнальном столике.

— И откуда всё это? — хихикнула я. — Ну Олег.

— Стараюсь, — усмехнулся он. — Прошу, моя королева.

Я закатила глаза, но ругаться на эту милую привычку называть меня королевой не стала. Знала, откуда это повелось — всё Алекс виноват с его феями-богинями, вот уж неуемный! — но, если честно, каждый раз краснела от смущения, наслаждаясь таким обращением к себе.

Олег помог мне сесть, устроился рядом, и я потянулась к бокалу вина.

— За тебя, — Лавров и сам взял свой бокал.

— За нас, — поправила его я.

Для меня уже как-то привычно было, что не существовало никаких отдельных "он" и "я" — только "мы", такое родное, простое и понятное, что даже спорить смысла не было.

Олег расплылся в улыбке, кажется, наслаждаясь моими словами, радуясь, что я сама б этом сказала — как будто у него был повод во мне сомневаться.

.. Сегодня я первой потянулась к его губам. У поцелуя был легкий винный привкус, какой — то такой немного пьяный, бесшабашный, словно мы наново знакомились с Олегом, и это вновь был наш первый поцелуй. Только правильный первый, а не такой, как случился у нас при знакомстве.

Я наслаждалась его прикосновениями, с удивлением ощутив, насколько соскучилась по возможности быть в самом деле страстной. Вздрагивала, скользя ладонями по его обнаженной коже, и замерла только на секунду, когда коснулась пальцами короткого шрама у него на груди, того самого, который остался после выстрела Викки.

Викки-Виктория, победа, только на этот раз не на её стороне. Сейчас, когда прошло столько времени, больше года, я была ей благодарна. Конечно, не за выстрел, но за те испытания, без которых наши чувства, наверное, были бы не такими яркими, не настолько сильными. Не настоящими. Теперь можно было запросто отбрасывать в сторону все "но", закрывать глаза на все сомнения — для них просто не осталось места. Мы с Олегом любили друг друга, наверное, так, как могут любить только люди, которые очень многое вместе преодолели.

Я помнила, как ждала у операционной, отмахиваясь от Алекса, пытавшегося утащить меня прочь — потому что беременным нельзя нервничать. Как не могла ничего сказать маме, потому что ей тоже лучше б не волноваться. Помнила, как бросилась к Анатолию Игоревичу, проводившему операцию, хотя это была не совсем его специфика — и как ждала его вердикт.

Как рожала нашу дочку, и Олег всё это время был рядом, даже когда я орала, чтобы он убрался куда подальше, что я больше никогда, никогда не решусь на роды! Это всё теперь казалось такой ерундой. Припорошенное временем, оставшееся там, в прошлом, позапрошлом, ещё каком-то далеком году.

Теперь осталось время только для вознаграждения — для нашего счастья, безусловного, безграничного и наполнявшего нас изнутри.

Счастья, о котором мы оба так мечтали.

Я рассмеялась от облегчения, хотя, казалось, не было никакого повода, и думала, Олег спросит — в чем дело. Но он понял. Он всегда хорошо понимал меня — после всего того, что мы перенесли вместе. И следующий поцелуй был наполнен уже не только моим, но и его смехом.

Смехом — и осознанием любви. Любви, которая уж точно была не случайной.